После Апокалипсиса - Вячеслав Рыбаков

— Ты уж извини, парень, — сказал тот, что старше. Он неслышно подошел сзади и прикладом автомата ударил Фому по голове.

— Не ставьте ему больше выпивки, — сказал хозяин винарки. Он хорошо относился к Фоме, потому что Фома был чем-то вроде местной достопримечательности, а у каждой приличной винарки должна быть местная достопримечательность, — а то он опять заведется. Он уже спел одно и то же по второму кругу.

— Брось, Юхан, — сказал посетитель, — твой гроб с музыкой еще хуже. Ты когда еще обещал обновить его?

— Завтра Суша обещала самолет с грузами, — сказал Юхан, — будут вам диски. Я заказал Монику Лали. И «Маленьких зеленых кэлпи». Знаешь Монику Лали?

— Да, — сказал посетитель, — и «Маленьких зеленых кэлпи» тоже. Мы крутые зеленые парни, мы вчера погромили винарни… как-то так… наши девки зеленые мавки… жабки?

— У кэлпи не было женщин, — сказал Фома, — только королева. И две дочери-сестры. Всегда две. Когда королева умирает, дочери-сестры выходят на битву. Одна убивает другую. И делается королевой. И вскоре рожает двух дочек, они же прекрасные сестры… назначены ей на замену.

— Опять за свое, — сказал трактирщик, — хватит, Фома. Ты уже всем плешь проел этой королевой.

— Королева прекрасна, — сказал Фома, — точно белая рыба.

— Да, — согласился Юхан, — исключительная просто красота. Хватит, Фома.

— Каждый мечтает о королеве. Каждый, кто выжил. Ибо в тот миг, когда дочь-сестра становится королевой, избранные могут приблизиться к ней, и это радость, которой нет равных.

— Можно подумать, ты ее отымел, — сказал Юхан. — Хватит врать, Фома. Признайся, что врешь.

— Вру, — согласился Фома, водя пальцем по мокрой стойке, — только и вы врете, жабы. Кэлпи вовсе не были смешными зелеными уродцами. Кэлпи были воинами. Грозными, гордыми воинами. Кэлпи умели высвистывать ветер. Заклинать месяц. Дельта расцветала от их дыхания, а не была грязной и зловонной, как сейчас, нет, не была!

— Раньше и трава была зеленее, — согласился Юхан, — и вода слаще. Понятное дело. А знаешь почему, Фома? Потому что мы были молодые, сильные и здоровые. И мир был полон чудес. Я же помню, как мы играли в кэлпи. И ты знаешь, Фома, когда мы играли, иногда начинало казаться, что вдруг… Не знаю, как сказать, — я не силен в словах, не то, что ты! — что чудо очень близко, одним словом, руку протяни — и сорвешь его.

— Ну ты даешь, Юхан, — сказал посетитель, — сроду бы не подумал… Кстати, — добавил он задумчиво, — раньше и вправду вода была слаще…

— Это потому, что ее лелеяли кэлпи, — сказал Фома. — Грозные кэлпи. Нежные кэлпи.

— Ну вот, опять завелся, — сокрушенно сказал Юхан. — Хрен знает, что они сотворили с ним, эти жабы. Пора домой, Фома. Ты найдешь дорогу? Ночь ведь уже.

— Мне что ночь, что день, все едино. — Фома обернул к нему затянутые жемчужной пленкой глаза.

Я обманул их, думал он, пробираясь к выходу, я обманул их… Я пел им о красоте королевы. Я пел, чтобы поселить у них в душах тоску о чуде. Но где-то там, где нет времени, куда не дотянутся ваши руки, ваши ружья, языки вашей нефти, где-то там, в дебрях запретного острова, который везде и нигде, лежит она, огромная, разбухшая, бессловесная, с маленьким белым лицом, с пустыми глазами, и рожает… рожает… и две дочери-сестры, так похожие на ту, какой она была когда-то, принимают роды. И старейшины-фоморы, те, кто уцелел в последней битве, лелеют новый приплод… и, о королева, моя королева, я знаю, я знаю, что у некоторых твоих детей будут русые волосы и светлая кожа, как у меня, как у меня… И им не нужен будет бард, чтобы спеть, потому что они сами могут сложить себе песню.

И рано или поздно им окажется тесно на запретном острове, и они вновь выйдут в Дельту. И дочери-сестры с ними, чтобы учить их, чтобы пестовать, чтобы отбирать новых старейших, будущих отцов нового приплода…

И новое воинство будет грознее прежнего… И так будет, пока не исчезнет разница между кэлпи и людьми…

Я сделал все, что нужно. Песня сложилась.

И быть может, я еще успею обнять ее, молодую, обновленную, ее копию, ее сестру, в сущности — ее саму. Ибо все королевы — в сущности одна королева.

Ведь время на запретном острове выкидывает странные штуки.

Lavigny 2008

Леонид Каганов

ДО РАССВЕТА

А ребенку не нужен хороший отец. Ему нужен хороший учитель. А человеку — хороший друг. А женщине — любимый человек. И вообще поговорим лучше о стежках-дорожках.

Я покопался в душе и нашел Иуду…Я покопался в сердце и нашел Иуду…Я покопался в мозгах и нашел Иуду…Я порылся в карманах и нашел серебро…

Сегодня, когда в живых осталось так мало очевидцев Катастрофы, мне кажется первостепенно важным рассказать нашим детям, внукам и правнукам о том, как это было на самом деле. Вы найдете массу литературы, посвященной краху и возрождению денежно-ценностной системы, в том числе и труды вашего покорного слуги. Вы найдете множество работ по физике, которые объясняют постфактум особенности температурных и гравитационных воздействий при высоких скоростях, и тот факт, почему Катастрофа в итоге не состоялась. Вы даже найдете приключенческие, фантастические и любовные романы, действие которых разворачивается в дни Катастрофы, но они далеки от достоверности и очень малочисленны — человечество, как и каждый отдельный человек, любит вспоминать свои победы и не хочет перелистывать черные страницы истории, повествующие о тех днях, когда человек познал в полной мере бессилие и отчаяние. Сегодняшние подростки возмущают нас своей неграмотностью — многие из них всерьез считают что «наша эра» и «эра после катастрофы» — это одно и то же! Они не знают и ничего не хотят знать о Катастрофе. Именно поэтому я считаю своим долгом написать о том, что довелось увидеть мне. Пока мой разум еще в силах хранить память о тех далеких днях, а руки еще могут держать наборный скард, я буду редактировать и готовить к публикации дневник, который я написал через два месяца после Катастрофы.

Искренне ваш,

доктор юридических наук,

Н. В. Клеменский

Олега я впервые увидел на вокзале. В тот вечер я снова пришел туда, неужели все еще надеялся уехать? Вокзал оказался самым тихим местом в Москве. На рябом, загаженном полу, под разбитыми стеклами бывших касс спали на тюках трое пьяных. В углу сидела обнявшись влюбленная парочка. На кресле у входа тихо всхлипывала немолодая женщина в длинной черной юбке. У нее на руках спал младенец. Больше никого не было. На улице безумно ревел ветер.

— Стоять, блядь. — раздался сзади хриплый голос.

Я медленно обернулся и увидел перед собой милиционера в форме летнего образца. Он был года на два старше меня и на пару сантиметров ниже ростом. Скуластое лицо покрывала короткая щетина, зрачки уверенно рассматривали меня сквозь набухшие, монголоидные прорези век.

— Глухой? — спросил он.

— В чем дело? — осведомился я, стараясь придать тону максимум достоинства.

— Документы показывай! Что в сумке, что в карманах?

— С какой стати?

— Ты скотина, блядь, или человек на хуй? Язык понимаешь? Открывай сумку!

— А если не открою?

— Тогда я тебя пристрелю. — он деловито расстегнул кобуру и вынул пистолет.

Я еще раз заглянул в его глаза и понял что действительно застрелит. Пришлось распахнуть сумку. Впрочем сумка была — одно название. Заплечная торба с безнадежно рваной молнией. Внутри комом лежала ненужная уже теплая куртка и завернутая в газету бутылка водки, которую я берег на последний день. Милиционер немедленно убрал пистолет, запустил руку в сумку и выудил сверток с бутылкой. Газета полетела на пол, а бутылка была втиснута в карман форменных брюк.

— На каком основании? — спросил я тупо.

— На основании приказа мэра о соблюдении порядка на хуй.

— Что еще за бред? Какого порядка? Какого мэра? — возмутился я.

И тут же получил не сильный, но отчетливый удар кулаком в бок.

— А это тебя не ебёт. Понял? Что в карманах? Всё вынимай.

И я начал выгребать из кармана: носовой платок, горсть жухлых семечек, пачку долларов и капсулу с таблетками.

— Что за таблетки? — спросил он. — Яд?

Я кивнул:

— Снотворное.

— Прячь. Откуда сам?

— Местный.

— Не пизди.

— Из Екатеринбурга.

— Вот я гляжу выговор не московский. А чо не дома?

— А мне и здесь хорошо.

— Не пизди.

— Ну не успел, не успел…

— Ага, — злорадно усмехнулся он, — а долларов-то набрал не еби маму, да?