Дьявольская радуга - Александр Годов

Господи, что за мысли! Сергей отвел взгляд от Тани. Он же её убил! Однако воображение рисовало, как он подходит к ней, расстегивает ширинку и…

Нет!

«Ты ведь давно хотел взять её. Что же мешает сейчас?»

То, что она мертва, твою мать…

— Я вылечил ногу, — сказал Человек-мотылек. — Поднимайся, хватит валяться.

Сергей глянул на больную ногу. Волдыри не исчезли. Как и ожоги.

— Но…

— Вставай, — перебило четырехметровое существо и протянуло Тропову руку.

Сергей поднялся сам. Он ожидал, что боль обожжет тело, но её не было.

— На крыльце тебя ждет проводник, — сказал Человек-мотылек сладким голосом. — Затем вы отправитесь к Кивиру. Запомни: теперь твое имя Первый. И забудь прошлое. У тебя его нет. Больше мы с тобой не встретимся, человек.

Сергей ожидал увидеть, как под ногами существа откроется дверь в ад. Вспышки огня запляшут по стенам. В комнате раздастся вой мучеников. Однако Человек-мотылек просто исчез.

Тропов в нерешительности стоял в коридоре. Он боялся выходить на улицу. Сердце гулко стучало в груди, каждый удар болью отдавался в спине. Шрам на щеке горел. Неведомая сила тянула обратно в комнату.

«Что ты как баба? Соберись».

Идти не хотелось. Что за проводник встретит его? Очередное страшилище?

Сергей обернулся. Прежде чем выйти в коридор, он все-таки трахнул Таню, накрыв её голову одеялом.

Сергей провел указательным и средним пальцами по нижней губе. Хороша же оказалась девчонка! Жаль, что он не изнасиловал её раньше. Хотя такой — молчаливой и холодной — она понравилась ему больше. Если проводник разрешит, то он попытается подцепить еще девчонку на дороге для любовных утех.

С этими мыслями Сергей вышел из дома. Нещадно палило солнце. Казалось, на асфальтовой дороге можно пожарить яичницу. Пахло травой и гнилью.

Возле яблони на Тропова пялилась Анжела. Сергей узнал её по сутулой спине, по огромным грудям и темным волосам. Глаза девушки затянули бельма. Лицо же напоминало сгнившее яблоко. Вместо щек — кровавая каша, в которой копошились черви. Со лба свисал лоскут кожи. Нижняя губа была оторвана.

Это не Анжела, убеждал себя Сергей. Это не может быть она. Он же убил её!

Недолго думая, Тропов наставил на мертвячку револьвер и нажал на спусковой крючок. Клацнул барабан.

Сергей замер. Анжела продолжала тупо глазеть на него.

Попробовать убежать из деревни? Но Человек-мотылек сказал, что на улице будет ждать проводник. Неужели Анжела и есть…

Бред.

— Ты проводник? — осипшим голосом спросил Сергей.

Продолжая молчать, Анжела растянула верхнюю губу в улыбке. Из её рта потекла черная жижа. Кровь? Стекая по подбородку, она капала на траву.

Сергей поежился от омерзения.

— Ты умеешь говорить?

Молчание в ответ.

— Ты помнишь меня? Я Тропов. Узнала?

Анжела лишь шире улыбнулась.

Сергей покачал головой. На зомби она не очень-то и похожа. Видимо, Анжела и есть проводник. Как заставить её показать путь к Кивиру?

«А зачем тебе вообще идти к какому-то Кивиру?» — спросил внутренний голос.

У Сергея не было ответа. Нет никаких гарантий, что Человек-мотылек вновь не навестит его. И существо вряд ли будет довольно, если узнает о его бегстве.

Лучше не рисковать.

— Анжела? Ты слышишь меня? Отведи меня к Кивиру.

Никакой реакции.

Сергей спустился с крыльца, поднял с земли камушек и бросил в мертвячку. Удар пришелся прямо в правую щеку. Чавкнуло. Голова Анжелы качнулась, как воздушный шарик на ветру.

Однако мертвячка продолжала изображать из себя столб.

Твою мать!

— И как мне тебя разговорить? — спросил Сергей.

И тут его осенило:

— Я Первый! — сказал он.

Улыбка исчезла с лица Анжелы. Она наклонила голову к правому плечу и сделала несколько шагов к Тропову. Запах тухлятины, исходивший от её тела, буквально сваливал с ног. Сергей вспомнил, как в детстве нашел за дачным домиком мертвого воробья. Птичка пахла также отвратительно.

Он попятился. Страшно подумать, что мертвячка сможет коснуться его. Или укусить…

Анжела ускорила шаг. Каждая часть её тела словно жила собственной жизнью: руки извивались, как черви после дождя, пальцы сжимались-разжимались, голова поворачивалась то влево, то вправо. Когда до Сергея было всего несколько шагов, Анжела остановилась. В сухой тишине сада каждое её движение казалось вызовом природе.

Тропов вытянул руки вперед на тот случай, если мертвячка решится напасть. Холодные струйки пота потекли по спине, оставляя влажный след.

Спокойнее, Сергей. Всё хорошо. Она не собирается тебя убивать.

«Откуда такие светлые мысли?» — с ехидцей спросил внутренний голос.

Пошел к черту.

— Ты меня отведешь к Кивиру? Правда же?

Сергей как можно медленнее сделал шаг назад, бросил взгляд под ноги. Как назло не было ничего тяжелого. Если эта полумертвая дура нападет…

— Я Первый, — говорил Сергей как мантру. — Я Первый…

Анжела замерла. Словно невидимый кукловод вытащил душу мервячки. Тело её застыло. Лишь слабый ветер трепал космы черных волос. Только что мертвячка дрыгалась словно в эпилептическом припадке, а теперь — статуя, сделанная из кожи и тухлого мяса.

— Ты проводник? — в сотый раз спросил Сергей.

Кивок.

Наконец-то! Спасибо богу за такой маленький подарочек! Эта дура хоть что-то понимает.

— Ты отведешь меня к Кивиру?

Кивок.

— Куда мы пойдем?

С минуту ничего не происходило. Затем Анжела подняла руку и повернулась в сторону леса.

— Ты помнишь меня?

Молчание.

Несмотря на то, что Анжела походила на статую, тело её напоминало сытую, но опасную змею.

— Веди меня, — сказал Сергей.

Анжела повернулась к нему спиной и поковыляла к воротам. Только сейчас Сергей обратил внимание, что спереди футболка мертвячки была чистой за исключением несколько пятен черной жижи, тогда как сзади её облепляли комья грязи.

Он выругался в сердцах и двинулся вслед за проводником.

Лес. Его ждал лес.

Седьмой

Он тонул. Пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, Седьмой бултыхался в кромешной тьме. Легкие обжигало от недостатка кислорода. Лишь одна мысль билась в голове: воздуха! Однако бесконечно долгие секунды сменялись бесконечно долгими минутами. В какой-то момент Седьмой с облегчением вспомнил, что дышать-то ему и необязательно. Что страшного может произойти с куском мяса? Из сухого мертвеца он превратится в мокрого. Вот и вся беда.

Действительно: легкие продолжали гореть, но боль становилась привычной. Теперь в животе Кумакана он, Седьмой, мог плавать хоть месяц.