В царстве тьмы - Вера Крыжановская

Тогда Карлотта рассказала Мариетте, что ее знатная семья разорилась, но она несмотря на свое высокое звание, пользовалась своими познаниями, чтобы облегчать страждущих, и пренебрегая даже приличным ее положению туалетом, сама варит свои снадобья. Она показала Мариетте несколько полок, уставленных горшками, склянками, мешочками и пучками сушеных трав, пояснив, что тут заключается спасение рода человеческого, которому она посвятила себя, раздавая эти драгоценные средства по до смешного низкой цене больным, приходившим умолять о помощи. Кроме того, она обладала даром ясновидения, а потому, настоящее, как и прошлое, не составляет для нее тайны.

Вечером продолжавшего храпеть "рыцаря" разбудили пинком ноги и Карлотта напомнила ему, что пора вести лошадь синьору Джиованни.

— Иди, болван! Он всегда дает тебе сколько-нибудь, хотя ты и не сознаешься в этом, — сказала она.

Гастон проворчал что-то по поводу скупости Карлотты и ее гостей, но все-таки забрал свой плащ и отправился куда-то верхом, ведя в поводу чудного коня под дорогим седом. После его ухода Карлотта разрядилась: надела красную кофту, а голову украсила чем-то вроде голубого тюрбана. Затем она приготовила ужин, состоявший из вина и пирога с дичью. Мариетте она указала тюфяк в углублении около печи и разрешала лечь спать, так как более в ней не нуждалась. Но той хотелось непременно узнать, кто мог посещать такой гадкий домишко, и она только притворялась спящей. Впрочем, Карлотта не обращала на нее никакого внимания и громко храпела в своем кресле.

 Спустя некоторое время Мариетта услышала приближавшийся лошадиный топот, затихший у дома, и вскоре появился господин в маске и плаще, который вошедший следом Гастон услужливо снял с него. Дружески пожав руку Карлотты неизвестный снял маску, и Мариетта увидела то самое лицо, которое узнала в моем медальоне. Однако в то время на нем была не ряса, а богатый черный бархатный наряд и, вероятно, парик, потому что у него были длинные, черные волосы, как носило тогда благородное сословие.

Как только синьор Джиованни сел, Карлотта выслала Гастона. Пошептавшись с гостем она затем принесла жаровню с углями и зажгла их, а сверху сыпала зерна и белый порошок из принесенных мешочков. Из жаровни пахнул белый огонь и затем быстро потух, а после него остались точно маленькие разноцветные змейки, которые кружились, переплетались и скользили на угольях, точно живые.

Карлотта склонилась над жаровней, а гость спросил, видимо волнуясь:

— Ну! Что же вы видите?..

Карлотта покачала головой и сказала неодобрительно:

— Все та же роковая любовь, которая повлечет большие несчастия. Лучше бы вам вырвать из души ее волнующий образ.

Синьор, или отец де Сильва, так как это был он, я буду называть его настоящим его именем, покачал головой и ответил:

— Моя любовь не из тех, что проходит без следа. Скажите лучше: удадутся ли мои планы и достигну ли я, наконец, удовлетворения пожирающей меня страсти?

— Чтобы видеть это яснее, мне надо иметь какой-нибудь предмет, принадлежавший этой даме.

Долго не решался преподобный, но все же, хотя и неохотно, достал с груди обшитый кружевами платочек и протянул его Карлотте. Та громко рассмеялась.

— Джиованни, Джиованни! Ну что, если бы вас увидели с таким "сокровищем?" — Но заметив его неудовольствие и тревожный взгляд, брошенный им вокруг себя, она прибавила: — Не бойтесь, никто нас не услышит. — Затем она стала махать платком над угольями, внимательно рассматривая их, и, наконец, сказала:

— Планы ваши удадутся, но не обойдется без нескольких жертв. В конце концов она полюбит вас, однако, не без моей помощи.

— Хорошо, хорошо! Приготовьте мне привораживающий талисман, а цену вы назначите сами. Вообще, вы не пожалеете, что помогли мне.

Карлотта гадала ему еще на картах, а затем пришел Гастон, и они ужинали вместе, после чего мужчины стали играть. Преподобный проиграл порядочную сумму и, видимо, утомленный поднялся, чтобы уехать. Гастон уже жадно запихивал в карманы деньги, как вдруг из угла, где дремала Карлотта, послышался ее слащавый голос:

— Друг мой, ведь нельзя же таскать с собой столько золота, тебя еще оберут. Дай, я спрячу деньги, это будет вернее.

Обозленный Гастон принужден был отдать деньги, а затем ушел с преподобным отцом.

Я очень смеялась, выслушав рассказ Мариетты. Мне казалось удивительно забавным, что де Сильва — строгий священнослужитель и неумолимый палач малейшей человеческой слабости — переодетым рыскал по каким-то притонам, играл там в карты, заставлял гадать себе и покупал любовные талисманы. Уважение, безграничное доверие и послушание, которые я с детства питала к нему — все это мгновенно рухнуло в прошлое. Он уже перестал быть для меня высшим существом и непогрешимым судьей, а обратился в простого смертного, со всеми слабостями и увлечениями заурядных людей… Но увы! От души смеясь, я не подозревала, что в этой берлоге готовилась моя погибель… Однако продолжаю рассказ.

Итак, бесподобный отец де Сильва, или синьор Джиованни, временами приезжал к Карлотте, играл в карты и по угольям, зеркалу или разным волшебствам справлялся о том, что делала любимая им дама. Он приносил также письма и другие предметы, которые колдунья подвергала окуриванию, заклинаниям и т. д. За это время Мариетта возымела полное отвращение к новым хозяевам; но Карлотта не хотела отпустить хорошую и трудолюбивую служанку, а потому вместе с Гастоном усердно наблюдала за ней.

Все, что молодая девушка слышала про них от соседей, пугало ее. Так она узнала, например, что Карлотта — известная колдунья и опасная отравительница, причинившая уже немало горя, охотно помогая людям отделываться от "лишних" лиц, слишком зажившихся на белом свете. Гастон же был доступен подкупу на любое убийство, а вместе с тем — ростовщик, ссужавший под залог, конечно, деньги Карлотты. Но если какое-нибудь дело не выгорало или принимало дурной оборот между милыми друзьями происходили жестокие потасовки. Приезжало также много маскированных дам и кавалеров, которые покупали любовные напитки, амулеты, подчинявшие им других, снадобья для получения наследства и т. п.

Иногда случалось, что синьор Джиованни не показывался по несколько месяцев. Наконец, после одной из таких отлучек, — он привез и водворил у Карлотты ребенка, названного им Антонио…

Пока я пишу эти строки все кипит и трепещет во мне.

Значит, Вальтер не солгал и сам де Сильва был злоумышленником ужасного преступления. Какое же двуличие, какое неслыханное лицемерие выказал он в то время относительно меня! А между тем, проповедуя мне послушание и покорность воле Божьей, он собственными руками тащил невинное создание в омерзительную трущобу, лишая его матери, отца и общественного положения. О, какая подлость! Если бы я могла, по крайней мере, понять причину, цель всех этих преступлений!..

Мне немного осталось сказать, но это немногое представляет самое тяжкое, самое ужасное во всей этой истории.

Итак, мой бедный малютка остался у той же ведьмы, и она скверно обращалась с ним, но убить, видимо, не смела: надо полагать, что прежний любовник, "благочестивый отец", запретил ей это. Мариетта случайно узнала, что Карлотта прежде была любовницей Джиованни, и, несомненно, они оставались добрыми друзьями.

Мариетта чрезвычайно привязалась к ребенку, и он тоже полюбил ее. Поэтому ее очень огорчило, когда падре объявил однажды, что увозит мальчика. И действительно, уехал с Чарли после того, как тому сделали нарядное приданое, а перед отъездом писалось и подписывалось много бумаг. Я забыла упомянуть, что несравненный Гастон также путешествовал где-то в продолжение более трех месяцев, и вернулся с крупной суммой денег, которые Карлотта украла у него пьяного. Перед тем, будучи тоже пьян, он проболтался, что ездил в Шотландию и помог в убийстве одного знатного лица. Значит, именно этот мерзавец и пособил убить Эдмонда вместе с Томом Стентоном, а Вальтер оказался прав, говоря, что де Сильва не только знал о готовящемся убийстве, но и способствовал ему, послав своего подлого сообщника…

Однажды вечером, спустя несколько месяцев по увозе ребенка, приехал синьор Джиованни, у которого с Карлоттой произошел затем горячий спор. Он привез золоченую коробочку с усыпанной голубыми камнями крышкой и требовал, чтобы колдунья заворожила находившиеся в ней предметы. Но та отказывалась, говоря, что ей противно прикасаться к такому "свинству", которое содержится в коробке, и уверяла, что это будто причиняет ей мучения, а между тем такой тяжелый и серьезный труд слишком дешево оплачивается. После долгих криков и обоюдной ругани он заплатил требуемую сумму и оставил какую-то бумажку, предварительно что-то написав на ней. После его отъезда Карлотта бросила бумажку в огонь, а из коробочки щипчиками достала две облатки и тотчас смочила каждую из них каплей бесцветной жидкости, которая была известна Мариетте как яд. Впоследствии, вручая коробку, Карлотта сказала, смеясь: