Ад ближе, чем думают - Александр Домовец

Володя сжато поведал про схватку с мертвецами, а потом тезисно изложил историю Баррета.

– Ясно, – угрюмо сказал Вильямс, дослушав до конца. – Ожившие покойники, надо же! Чего только у нас не случалось, но такого… Джентльмены, за вашу комиссию кто-то взялся всерьёз. То биокуклы, то зомби, то ходячие мертвецы. Счастье, что у мистера академика нашлись такие замечательные игрушки, и на пару с молодым человеком Аткинсона с Дженет удалось ликвидировать. – Инспектор неуклюже, всем телом повернулся к учёному. – И вот теперь, мистер Баррет, я хочу вернуться к своему вопросу: чем этот юноша так интересен, что вернул надежду разобраться в происходящем?

Академик и Энтони переглянулись.

– С вашего позволения, мистер Баррет, я расскажу сам, – негромко произнёс юноша, и биолог кивнул.

…Своих родителей Энтони не знал. Когда он подрос, ему рассказали, что мать, совсем ещё молодая женщина-иностранка, умерла, произведя его на свет в одной из лондонских клиник. Перед смертью она успела рассказать врачу, что покинула родную страну и приехала в Альбион в порыве отчаяния, брошенная высокопоставленным любовником. Тот не пожалел денег, лишь бы избавиться от бывшей возлюбленной, которая стояла между ним и выгодным браком. История грустная, однако банальная. Ещё успела взглянуть на сына и попросила, чтобы его назвали Энтони…

Ребёнка отдали в монастырский приют для брошенных младенцев, где он и провёл первые годы жизни. Потом был сиротский дом, и скудное детство, и трудное отрочество, характер Энтони, впрочем, закалившее. Инстинктивно понимая, что в мире он одинок и надеяться можно лишь на себя да бога, мальчик истово молился, налегал на учёбу и до седьмого пота занимался спортом. После второй мировой войны в моду вошли восточные единоборства, занесённые в Англию союзниками-японцами. Впоследствии увлечение айкидо не раз выручало Энтони. В сиротском доме царила грубость, право на сносную жизнь и уважение среди волчат-сверстников требовалось отстаивать силой. Но были и друзья, для которых мальчик всегда служил опорой и защитой.

Приют Энтони находился под патронатом церкви. Местный пастор отец Саймон, опекавший воспитанников, души не чаял в подростке с пытливым умом, добрым нравом и набожностью. Когда пришло время выпуска, пастор предложил Энтони учиться дальше в англиканском колледже святого Павла, успешное окончание которого открывало путь в духовную академию. Согласие было дано сразу и без колебаний. Церковная карьера вполне отвечала устремлениям глубоко религиозного Энтони. Он даже подумывал о монастыре с его строгой праведной жизнью. Да и не было особого выбора у круглого сироты без жилья, без единого пенса за душой, без покровителей. А колледж предоставлял общежитие и стипендию…

Учёба мало чем отличалась от монашества. Строгая дисциплина, аскетическая тёмная одежда, ежедневные семь-восемь часов занятий, библиотека и спортзал… Первый год пролетел незаметно. К восемнадцатилетию Энтони был в числе лучших студентов, его реферат о становлении раннего христианства на Британских островах и борьбе с исконными языческими традициями удостоился премии лондонского епископата. На выбор темы повлияло увлечение любимейшей из наук – историей. Преподаватели не могли нахвалиться усердным целеустремлённым юношей. В отличие от многих сотоварищей, вкушавших втайне от наставников мирские радости, Энтони вёл целомудренную жизнь: чурался спиртного, избегал общения с женщинами и вообще отличался редкой душевной чистотой. Он был сильнее светских соблазнов. Вот разве что втайне писал стихи… Ректор пообещал, что, если так пойдёт и дальше, дорога в духовную академию для даровитого молодого человека открыта.

Что же привело юного праведника Энтони Сканлейна в Эйвбери?

С некоторых пор его стал посещать один и тот же странный сон.

Снился высокий худой старик в белой хламиде и остроконечной шапке. Сутулясь и покашливая, старик поглаживал длинную седую бороду, пытливо вглядывался в Энтони и порой молча улыбался. «Кто вы?» – спрашивал Энтони во сне и не получал ответа. Потом старик исчезал, так и не разомкнув уст. Юноша просыпался, недоумевая, однако утреннее настроение всякий раз было прекрасным, и душу переполняло непонятное светлое предчувствие. Вечерами, ложась спать, Энтони надеялся вновь увидеть старца, его мудрое морщинистое лицо, снежные волосы до плеч. Увидеть, чтобы ещё раз ощутить доброту и тепло, излучаемые всем обликом неизвестного гостя ночных сновидений.

Так продолжалось неделю. На восьмую ночь старец заговорил. «Здравствуй, мальчик», – неожиданно произнёс он. Голос был низкий, чуть надтреснутый и очень усталый. «Здравствуйте», – ответил Энтони, заикаясь от волнения, и почему-то поклонился. «Я думаю, за несколько ночей ты успел ко мне привыкнуть, и теперь мы можем поговорить», – мягко сказал старец. «О чём? И кто вы?» «Ну, кто я, ты в своё время узнаешь. А пока слушай внимательно и запоминай. Тебе предстоит выполнить всё, о чём я скажу… Известно ли тебе такое селение, Эйвбери?»

Любитель истории, Энтони читал о деревне в графстве Уилтшир, построенной внутри огромных колец из мегалитов. «Прекрасно. В ближайшие дни ты должен приехать туда и поселиться в гостинице «Красный Лев». Там ты встретишь почтенного пожилого человека по имени Баррет. Представишься и расскажешь ему обо мне, о нашем разговоре. У него есть то, что поможет тебе совершить главное. Именно ради этого главного я и посылаю тебя в Эйвбери…» «Подождите! – взмолился юноша, у которого голова шла кругом. – Что именно я должен совершить? И зачем?» «Не торопись. Всё это я сейчас тебе объясню. А пока запомни: Баррет и его наследство. Так и скажи: наследство. Он поймёт». «Но захочет ли он поделиться своим наследством со мной ради вашего… главного?» «Захочет, не сомневайся», – уверил старец с улыбкой, от которой в душе Энтони вновь расцвело ощущение добра и света. Разговор продолжился…

Слушая Энтони, Володя подался вперёд и жадно ловил каждое слово. Михаил Михайлович, напротив, откинулся на спинку стула и внимал рассказу с полузакрытыми глазами. Академик смотрел на юношу с любовью и тревогой. Что касается Вильямса, то он сидел с бесстрастным лицом, и было непонятно, в каких сферах витают его мысли. А вот я не мог отделаться от смутного чувства, определить которое затруднился бы.

Рассказ юноши вполне укладывался в контекст загадочной атмосферы Эйвбери и происходящих событий – возможно даже, мог приблизить к их пониманию. Однако сейчас я думал не об этом. Я смотрел на Энтони, на его длинные льняные волосы, широкие плечи. Он красив, этот мальчик. Тело отличалось пропорциональным сложением, на лице с прямым носом, большими серыми глазами и высоким лбом лежала печать благородства. Упрямый подбородок говорил о силе характера, что и неудивительно: из-за сиротской жизни юный поэт много чего пережил и хлебнул… Вспомнив, как он плечом к плечу с нами отбивал жестокий натиск биокукол, я ощутил запоздалую благодарность. Юноша мне нравился. И одновременно кого-то напоминал. Актёра? Исторического персонажа? Героя светской хроники?..