Капица. Воспоминания и письма - Анна Алексеевна Капица

Я пишу Вам, потому что Вы всегда были расположены очень дружески к нам обоим, и я могу просить Вас объяснить всем друзьям Капицы его теперешнее положение. Это, как мне кажется, будет лучшим способом помочь ему.

В начале января я собираюсь с мальчиками в Москву и очень бы хотела повидаться с Вами, когда мы будем проездом в Берлине…»

Анна Алексеевна пыталась охватить своим призывом все ведущие физические центры Европы. Пишет она и крупнейшему шведскому физику М. Сигбану:

«21 декабря 1935 г., Кембридж

… Вы были так добры и проявляли интерес к нему во время наиболее трудного периода его жизни, и я осмелюсь попросить Вас не забывать Капицу, сейчас, когда он в Москве. Он потерял 2 года в своей научной работе и чувствует себя отрезанным от своих коллег за границей. Я думаю, что для него сейчас самое важное – ощущать, что он не забыт и не покинут своими друзьями.

Я пишу об этом, потому что его моральное состояние сейчас оставляет желать лучшего, на него большое впечатление произвели все драматические события прошедшего года. Любовь и интерес к нему со стороны всех его друзей ученых помогут ему справиться с ситуацией. И конечно, немаловажен тот факт, что скоро задействуют снова его приборы и он сможет вновь работать, чего он был таким ужасающим способом лишен…»

Очень страстно Анна Алексеевна излагает свою позицию в письме к Веббам, с которыми в недавнем прошлом были сильные разногласия. Причем Веббы – это не ученые, а политики, поэтому в письме к ним она пишет уже совсем о другом.

«23 декабря 1936 г., Кембридж

… Капице не привыкать отстаивать свои права, и все, чего он достиг в своей жизни, достигнуто благодаря его бескомпромиссности, его вере в свою правоту, его абсолютной честности. <…> Мне хотелось написать вам, потому что вы оба были очень добры ко мне даже тогда, когда не соглашались со мной, и мне не хотелось бы оставить у вас плохое мнение о себе. Но я должна сказать, что я всегда буду сражаться на стороне Капицы, сражаться за право ученого идти своим путем, не зависеть ни от каких властей и смотреть на все глазами ученого-интернационалиста. Пока нигде этого нет, но это не значит, что такое невозможно…»

Анна Алексеевна хотела заручиться поддержкой ученых разных стран. Последние ее письма, написанные уже перед самым отъездом из Кембриджа, адресованы в Норвегию – профессору Росселанду и в Испанию – профессору Кабрере. Примечательно письмо, адресованное Росселанду. В нем Анна Алексеевна как бы подводит итог длившегося больше года поединка Капицы с советскими властями и, кроме того, пишет об отношении Капицы к засекречиванию научных исследований.

А. Капица – С. Росселанду

«1 января 1936 г., Кембридж

…..Я не так давно видела Капицу и нашла, что за исключением периодов депрессии он не очень плох. Самое главное для него в настоящее время – это чувствовать симпатию и любовь своих коллег и друзей. Он начинает новую жизнь после ужасающей борьбы за свои права. И я должна сказать, что даже если он и проиграл в том отношении, что ему так и не дали выехать из России, но в то же время он выиграл по многим другим позициям, таким, как полная независимость в своих исследованиях, размер его института (это будет первый маленький научно-исследовательский институт в России), возможность заниматься чистой наукой, безо всякой секретности, когда можно все публиковать и т. д. Он думает, что одно из бедствий русской науки – это засекречивание многих исследований, потому что они, возможно, относятся к военной тематике. Кроме того, он добился полной независимости в выборе себе ассистентов и т. д. Я уверена, что все перечисленное, на ваш взгляд, является нормой в научной работе, но в России до сих пор спорят о том, как сделать науку наиболее эффективной, и они до сих пор не поняли, что чем меньше тревожить ученых, тем лучше они работают.

Я искренне верю, что все произошедшее с Капицей будет очень полезным для русской науки, так как они (власти) в первый раз отчетливо увидели, как и что о них думает ученый и каков результат, когда они используют неверный подход к человеку, который имеет мужество говорить…

Вы хороший друг Капицы, напишите ему, ободрите его, поддержите его в его борьбе, но самое лучшее будет, если вы приедете навестить его…»

Письмо к Кабрере написано практически в день отъезда, и в нем с необычайной силой звучит готовность Анны Алексеевны к отстаиванию вместе с Петром Леонидовичем такого важного для них понятия, как свобода личности.

«11 января 1936 г., Кембридж

…Он бескомпромиссен в своих взглядах на интернациональный характер науки, никогда не считал обращение с собой правильным или оправданным, и он заставил наше правительство уважать его, хотя это стоило ему немало сил. Я думаю, что с ним все будет в порядке и он сможет продолжать свою работу в Москве. Это будет непросто, но за это стоит бороться.

Я считаю, что в настоящий момент для него нужнее всего чувствовать, что все его коллеги-ученые интересуются им и сочувствуют его участи, чувствовать, что он не изолирован и не заперт в России. Вам известно, что он всегда старался сделать науку интернациональным делом, и я ни на секунду не сомневаюсь, что он будет продолжать эти усилия и в России, делая все для того, чтобы люди поняли, что самая важная вещь для науки – свобода и что ученые должны иметь возможность свободно встречаться и общаться, а не быть запертыми в одной стране без права выезда за границу. Капицу ждет трудная и требующая усилий жизнь, но я уверена, что так жить стоит.

Пожалуйста, пишите ему, присылайте Ваши статьи в его московский институт, и я уверена, что когда-нибудь мы будем иметь удовольствие увидеть Вас и мадам Кабрера в Москве…»

Анна Алексеевна и Петр Леонидович уехали, и за ними опустился «железный занавес», но они оставляли в Англии и по всему миру хороших друзей, которые не забывали их.

В Москве Анна Алексеевна продолжала всячески поддерживать связь Капицы с его зарубежными друзьями и коллегами, связь не профессиональную, но дружескую и теплую. В Архиве П. Л. Капицы хранится письмо Анны Алексеевны В. Вебстеру с прикрепленной к нему запиской, написанной ее рукой: «Письмо от А. А., что часто бывало, вместо П. Л…».

«31 марта 1936 г.,