Константин Великий. Первый христианский император - Джордж Бейкер

Очевидно, в какой-то момент этот процесс должен был закончиться. Если римская цивилизация собиралась распространять свое влияние до тех пор, пока не захватит всю Европу, то рано или поздно цивилизованный юг и родоплеменной север должны были встретиться и далее идти рука об руку. И этот момент наступил!.. «Трайбализация» империи была лишь одним из этапов этого процесса. Древние римские земли пережили ее, затем отбросили и вернулись к прежним «цивилизованным» способам существования. Но теперь за ними последовал север. Постепенно все черты родового общества исчезли, и над горизонтом разгоралась заря новой эпохи.

Не Константин навязал Западной империи принцип наследования власти. Это сделала безликая сила экономического развития и политической эволюции. Вполне возможно, что эти слова – лишь другое название для автоматического сочетания грехов, слабостей и невежества людей, но не для их свободной воли… Константин лишь уловил эту тенденцию и воплотил ее в жизнь. С другой стороны, он лично внес огромный вклад в спасение, сохранение и усиление христианской церкви, которая по самой своей сути противостояла системе наследственных каст и стала той силой, которая века спустя разрушила систему… Именно благодаря ему церковь смогла уцелеть, когда Галерий пытался уничтожить ее либо превратить ее в племя левитов или касту волхвов. Все признают эту его роль. Его друзья восхищаются им; его враги ненавидят его именно по этой причине, и ни по какой другой. Константин не поработил человечество. Он сделал так, что опутывающие его цепи могли быть разорваны… Тем не менее нельзя судить о Константине только по его отношению к христианству. Есть и другие причины, по которым он заслуживает нашего внимания. Однако, без сомнения, какое-то время о христианстве судили по его отношению к Константину.

Возможно, самым главным результатом деятельности Константина является наше понимание того, что общество строится на основе закона. Все те, кто считал, что основанная им монархия была автократией и что долгое существование Византии оказалось возможным благодаря тому, что там единственным законом являлась воля одного человека – императора, – создавали искаженное представление о его деяниях. Теперь мы можем увидеть факты в ином свете и приблизиться к пониманию истины. Монархия, строительство которой начал Диоклетиан и завершил Константин, была не более автократичной, чем принципат Траяна. Это было правление закона, в котором закон стоял выше самого законодателя. Мы можем видеть слабость в том, что закон ставился столь высоко; однако это – слабость во благо. Примеры, которые каленым железом были выжжены в умах византийских чиновников, – это примеры анархии, описанной нами в первой главе книги, и падение империи, описанное в последней ее главе. Автократия, при которой законом является воля отдельных личностей, не может породить сильное государство. Но власть закона – может. Ни воля, ни приказ, ни желание не способны сделать государство сильным; а повиновение закону – способно на это. Если Константин создал империю, которая просуществовала целое тысячелетие, то это произошло потому, что он убедил тысячи людей верить правильности повиновения нравственному закону Бога и политическому закону человека.

Для эпохи Константина характерно не сближение, а, напротив, дифференциация. С этим обстоятельством связано возникновение монархии, поскольку факты говорят о том, что монархическая и республиканская формы правления являются не предметом нравственного выбора, а отражением человеческой психологии. Когда государство формируется, политические движения объединяются, а люди чувствуют и мыслят более-менее одинаково, возникает республиканская, или парламентская, форма правления. Когда государства распадаются, старая административная система заменяется новой, складываются новые взаимоотношения между людьми, которые начинают все больше отличаться друг от друга, появляется монархическая форма правления. В сходных ситуациях основанием для формирования того или иного типа правления является то, стремятся ли люди к дисциплине или предпочитают индивидуализм… Причина этого кроется в очень простом свойстве человеческого разума. Если мы имеем множество непохожих друг на друга людей, гораздо легче найти человека, которому они все смогут подчиняться, чем идею, в которую они все смогут верить. Общая вера подразумевает большую долю схожести. Чтобы утвердить общую веру, сначала надо добиться этой схожести там, где ее никогда не было. В силу этого Рим эпохи Константина тяготел к монархии, ни на минуту не забывая принципов, унаследованных от ранней эпохи. Более того, он отшлифовал, отточил и усовершенствовал эти принципы.

Насколько бы современные Соединенные Штаты ни отличались по своему устройству от государства, созданного Константином, они являются самым ярким примером именно такого отношения к закону. Принципы, провозглашенные Джоном Маршаллом, который даже законодателя поставил под контроль судебной власти, создали в Америке по крайней мере начатки системы, которая теоретически могла оказаться такой же стабильной и долговечной, как система, созданная Константином. В обоих случаях причина была одна и та же. Разнообразие элементов, составлявших Римскую империю, требовало жесткости законодательной базы государства.

Современная Америка отличается тем же разнообразием составляющих ее элементов и нуждается в той же жесткости… Старые, давно сформировавшиеся нации, более однородные по своему этническому составу, не нуждаются в таком регламентировании. Схожесть национальных и культурных особенностей их граждан делает возможной большую формальную свободу; ведь когда люди схожи, их мысли и мнения автоматически оказываются близки… Верховенство закона – это защита индивидуальности. Люди могут отличаться друг от друга и могут свободно проявлять свою индивидуальность, как они хотят, до тех пор пока их общее повиновение закону обеспечивает их единство. Они должны быть все одинаковыми, если схожесть – это единственное, что связывает.

Эпоха Константина, в которой многие люди видели время политической деградации и наступления автократии, на самом деле породила все те теории, которые лежат в основе английской, французской и американской конституций. Не Афины эпохи Перикла, а Рим эпохи Севера и Константина провозгласил, что все люди рождаются свободными и равными. Многие правовые доктрины, на которые опираются современные представления о свободе, были впервые сформулированы римскими законодателями этого периода… Мы находим там, по крайней мере в зародыше, едва ли не все политические идеи, развитые в Европе последующих веков.