Марк Солонин - Bill Gates

К аналогичным выводам приводит и сравнение потерь, понесенных немецкой авиацией во время майских (1940 г.) боев в небе Франции и летом 1941 г. на Восточном фронте. За первые три недели войны на Западном фронте (с 10 по 31 мая 1940 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолеты всех типов) составили 978 самолетов. За первые три недели войны на Восточном фронте (с 22 июня по 12 июля 1941 г.) безвозвратные потери люфтваффе (самолеты всех типов) составили, по данным разных источников, от 473 до 550 самолетов. В два раза меньше, чем в небе Франции. В целом за все время кампании на Западе (с 10 мая по 24 июня) люфтваффе потеряло на Западном фронте 1401 самолет безвозвратно, и еще 672 было повреждено. За сопоставимый промежуток времени (с 22 июня по 2 августа 1941 г.) потери немецкой авиации на Восточном фронте составили 968 сбитых и 606 поврежденных самолетов (приведены максимальные известные цифры).

Таким образом, потери люфтваффе на Западном фронте были — в любом из рассматриваемых интервалов времени — выше, чем на Восточном фронте. Остается только добавить, что максимальное число летчиков-истребителей французской авиации и базировавшихся во Франции частей английских ВВС составляло к 10 мая 1940 г. порядка 700—750 человек, а в составе истребительных частей ВВС западных военных округов СССР, ВВС Черноморского и Балтийского флотов к началу войны было порядка 3500 летчиков-истребителей (самолетов-истребителей было гораздо больше, так как авиация перевооружалась на новые типы самолетов, и в некоторых истребительных авиаполках самолетов было в 1,5—2 раза больше, чем летчиков).

При всем при этом майские бои во Франции отнюдь не являются примером успешно проведенной оборонительной операции. Никто из французских политиков, историков, писателей пока еще не догадался назвать это позорище «великой патриотической войной французского народа». Наоборот, слова «май 1940 года» стали для Франции синонимом катастрофы и величайшего национального унижения. «Потрясенная нация находилась в оцепенении, армия ни во что не верила и ни на что не надеялась, а государственная машина крутилась в обстановке полнейшего хаоса» — так описывает в своих мемуарах май 1940 г. Шарль де Голль. Черчилль вспоминает, как утром 15 мая 1940 г. его разбудил телефонный звонок — глава правительства Франции П. Рейно в начале шестого дня войны спешил сообщить ему, что «все пропало...». И те потери, которые французские, английские, бельгийские, голландские солдаты смогли нанести тогда противнику, но тот minimum minimorum, который оказался достижим к условиях общего хаоса, паники и паралича воли у высшего руководства страны...

В середине июля 1941 г., после блестящего успеха пер-пых операций, немецкому командованию пришлось узнать, что окруженные и разгромленные армии западных поенных округов СССР представляли собой лишь часть основных сил русских сухопутных войск». А на место раз-оитых дивизий из глубин огромной страны приходили нее новые, новые и новые соединения. В конкретных цифрах эта круговерть смерти выглядела так. К началу войны Западный фронт (3, 10, 4, 13-я армии) насчитывал в своем составе 44 дивизии. После того как почти все они были уничтожены в огромном «котле» между Белостоком и Минском, Ставка создает фактически новый Западный фронт в составе пяти армий: 16, 19, 20, 21, 22-й. Вслед за этим 14 июля в тылу Западного фронта развертывается Резервный фронт в составе шести армий: 24, 28, 29, 30, 31 и 32-й. К концу июля на западном направлении развертываются еще три армии: 33, 43 и 49-я.

Причина, по которой Красная Армия стремительно наращивала свою численность в объемах, совершенно недосягаемых для противника, предельно проста. То количество дивизий, которое вермахт смог сосредоточить у границ Советского Союза, представляло собой максимум, который смогла достичь 80-миллионная Германия на втором году после начала всеобщей мобилизации. С другой стороны, полторы сотни дивизий Первого стратегического эшелона, которые Красная Армия сосредоточила у западных границ к середине июня 1941 г., представляли собой тот минимум, который 200-миллионный Советский Союз смог сформировать в рамках скрытой, тайной мобилизации, еще ДО объявления открытой всеобщей мобилизации. 23 июня 1941 г. была начата открытая мобилизация, и уже к 1 июля в ряды Вооруженных сил было призвано 5,3 млн человек (что означало увеличение общей численности военнослужащих в два раза по сравнению с состоянием на 22 июня). Но 1 июля мобилизация, разумеется, не закончилась. Она еще только начиналась...

Всего в ходе двухмесячного Смоленского сражения на западном направлении было введено в бой 104 дивизии и 33 бригады. На два других стратегических направления (ленинградское и киевское) Ставка направляет ешс 140 дивизий и 50 бригад (21). И все это бесчисленное воинство было разгромлено, окружено и пленено в новых «котлах» — у Смоленска и Рославля, Умани и Киева,

Вязьмы и Брянска. Немцы захватили Киев, Харьков и Одессу, блокировали Ленинград, вышли к Москве.

К концу сентября 1941 г. Красная Армия только в ходе семи основных стратегических операций потеряла 15 500 танков, 66 900 орудий и минометов, 3,8 млн единиц стрелкового оружия (35, стр. 368). Потери авиации уже к концу июля достигли отметки в 10 000 боевых самолетов. С потерями противника эти цифры даже невозможно сравнивать — у вермахта просто не было такого количества тяжелых вооружений.

3 сентября 1941 г. Сталин, пытаясь одновременно и напугать и разжалобить Черчилля, писал ему: «Без этих двух видов помощи (речь шла о высадке англичан во Францию и о поставках в СССР 400 самолетов и 500 танков ежемесячно. — М.С.) Советский Союз либо потерпит поражение, либо... потеряет надолго способность к активным действиям на фронте борьбы с гитлеризмом...» (72, стр. 233). Десять дней спустя Сталин совершил то, в чем обвинялись и за что были расстреляны десятки тысяч жертв Большого Террора: призвал британских империалистов совершить вторжение в страну победившего пролетариата. 13 сентября он уже просил Черчилля «высадить 25—30 дивизий в Архангельск или перевести их через Иран в южные районы СССР» (72, стр. 239). Потрясенный мким поворотом событий, Черчилль писал Рузвельту: ¦Мы не могли избавиться от впечатления, что они (советские руководители. — М.С), возможно, думают о сепаратном мире...»

Как знать — если бы Гитлер послушал умного совета многих своих подельников и завершил войну с Советским Союзом примерно на таких же условиях, на каких ' июня 1940 г. было подписано перемирие с Францией (i.e. сокращение армии до 10 пехотных дивизий, разоружение французской авиации и военно-морского флота, ^милитаризация экономики), то история Старого Света 1 южилась бы иначе...

За три месяца войны, с 22 июня по 26 сентября, только на южном ТВД советские войска потеряли 1 934 700 единиц стрелкового оружия всех типов, т.е. винтовок, пулеметов, автоматов и револьверов. Всего же в 1941 г. Красная Армия потеряла 6 290 ООО единиц стрелкового оружия (35, стр. 367). Строго говоря, одна эта цифра дает уже исчерпывающий ответ на вопрос о пресловутой «загадке 1941 года». Для самых возмущенных гнусными намеками автора читателей напоминаю, что эта цифра взята из статистического сборника «Гриф секретности снят», составленного сотрудниками Генерального штаба Российской Армии под общим руководством генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева.

На странице 367 того же сборника каждый желающий может прочитать, что на всех фронтах за шесть месяцев 1941 г. было потеряно 40 600 орудий всех типов и 60 500 минометов. Ну, эти потери еще как-то объяснимы. Пушка — вещь тяжелая. Даже самая легкая (76-мм полковая образца 1927 г.) весила без малого тонну. Дальнобойная 152-мм пушка образца 1935 г. весила 17 тонн. Как ее вытащить из окружения, если тягач сломался или остался в хаосе отступления без горючего? И как переместить это чудище через первую же речушку? Вброд — завязнет, через мост — но его еще надо найти, да и не всякий мост выдерживает 17 тонн.

Потерю десятков тысяч танков и самолетов советские историки объяснили давно и просто: старые, ненадежные «гробы», горели «как свечи», горючего не было, запчастей не было... О чем тут еще спорить? Но куда же делись миллионы единиц стрелкового оружия? Самое массовое «стрелковое оружие» 1941 г. — винтовка Мосина. Винтовка эта была и осталась непревзойденным образцом надежности и долговечности. Ее можно было утопить в болоте, зарыть в песок, уронить в соленую морскую воду -а она все стреляла и стреляла. Вес этого подлинного шедевра инженерной мысли — 3,5 кг без патронов. Это зна чит, что любой молодой и здоровый мужчина (а именно из таких и состояла летом 1941 г. Красная Армия) мог без особого напряжения вынести с поля боя 3—4 винтовки. А уж самая захудалая колхозная кобыла, запряженная в простую крестьянскую телегу, могла вывезти в тыл сотню пинтовок, оставшихся от убитых и раненых бойцов.

И еще. Винтовки «просто так» не раздают. Каждая имеет свой индивидуальный номер, каждая выдается персонально и под роспись. Каждому, даже самому «молодому» бойцу первого года службы объяснили, что за потерю личного оружия он пойдет под трибунал.