Я дрался на Т-34. Книга вторая - Артём Драбкин

— Вши были?

— Даю слово, не было! У нас же вся одежда пропитана газойлем. Вот у пехотинцев, автоматчиков были. Конечно, периодически мы делали санобработку. Ставили бочку, в нее клали решетку, наливали воды, набрасывали обмундирование, белье и разводили огонь — прожаривали обмундирование. Так что у нас даже зимой вшей не было. Полушубков нам не давали — ватные штаны, телогрейка, офицерам выдавали меховую жилетку. На ногах валенки и сапоги. Я валенки никогда не носил — ноги замотаешь шерстяной портянкой — и нормально.

— Выполняли работы по обслуживанию танка?

— А как же. Командир танка, взводные, ротные — все офицеры работали. Особенно чистка орудия. Его же надо прочистить, а потом пропыживать, чтобы очистить от омеднения (остатков меди с пояска снарядов). Деревянную болванку обматывали ветошью и плотной бумагой. Вот этот пыж весь экипаж бьет шестом, пробивая его через ствол. Требовалось, чтобы при ударе пыж продвигался не больше чем на три-пять сантиметров.

— Кормили нормально или были на подножном корму?

— Нормально кормили. А потом, когда стали немцев бить, громить их склады, так у нас танки были, как бакалейные магазины — консервы, шоколад, сгущенка, алкоголь. Что брали в качестве трофеев? Часы. У того генерала, что я застрелил, взял фуражку, но потом выбросил…

— Посылки домой посылали?

— Какие посылки?! Ничего не посылал. Ни я, ни другие ничего не посылали. Единственное, что посылали, по аттестатам деньги своим родным.

— Случаи трусости или преднамеренного выведения из строя танка у вас в роте были?

— Нет. Проходит зампотех роты, батальона, механик-регулировщик, из ремонтной бригады. Они все проверяют.

— Были ли женщины в бригаде? И как к ним относились?

— Была у нас санитарка Люба. Если за ночь два или три экипажа не облазает, не заснет. Я как-то дежурил в штабе, сижу в углу. Командир полка ее вызывает: «Ты мне блядство в полку не разводи. Еб…ся, так еб…сь с одним». — «Что хотите делайте, с одним не могу!» Ее от нас отправили в отдельный дивизион противотанковых орудий. Еще одна хорошая девчонка была санитаркой. Потом начальник штаба полка перевел ее писарем, на ней женился. Как-то раз пришел эшелон с женщинами к нам на пополнение. Командир корпуса посмотрел: «Отправьте их назад, что, мне через девять месяцев открывать родильные дома?!» Так и не принял.

— Как вы лично относились к немцам?

— Я ненавидел. Особенно после того, как получил известие, что погиб отец. Весной 1943-го под Харьковом взяли пленных. Сидели на бревнах. Нам привезли завтрак. Мы сами кушаем и им даем. Они держали себя нахально. Один говорит: «Сдавайтесь, все равно мы вас разобьем в пух и прах». Ему старшина как даст, немец так и упал. Он: «Ух ты, сволочь». Пистолет достал и пристрелил. Но обычно пленных не расстреливали.

На Украине был такой случай. Возле расположения ходил молодой парень лет пятнадцати-восемнадцати с костылем. Мы ему: «Ты чего ходишь?» — «Матка послала корову искать». Один день ходит, второй день ходит. Потом заметили, что он за снопами спрячется, костыль в сторону и пошел. Оказывается, он жил на соседнем хуторе, но на территории, еще занятой немцами, и те посылали его в разведку. Его разоблачили и взяли. Через три дня приказ: «Выделить из каждого подразделения по два человека и направить в тыл». Послали меня, я взял с собой еще одного автоматчика. Трибунал. И его за измену Родине… выкопана была могила, стоят человек семь солдат. Зачитали приговор. «Кто будет стрелять?» Какой-то нацмен из контрразведки: «Я буду стрелять». Поставили его перед окопом на коленях, он ему в затылок бах, тот как ласточка упал в окоп.

— С власовцами приходилось сталкиваться?

— Да. В Белоруссии. Был в моем взводе командир танка Ваня Мешков с Курской области. Мы тогда наступали, громили тылы. Захватили одного в немецкой форме — на подводе ехал, вез боеприпасы. Стали с ним говорить по-немецки. Он: «Да я русский!» — «Ах ты, сволочь такая! Откуда?» — «С Курска». Кричу: «Ваня, иди сюда, побеседуй с земляком». Он стал с ним разговаривать, оказывается, они с ним ходили в одну школу — он из одной деревни, а Ваня из другой. Как выяснил, так он этого власовца и хлопнул, застрелил. А тут как раз комбриг: «Почему пленных расстреливаем?!» — «Власовец». — «Ну хотя бы отвели подальше!» Власовцев в плен не брали…

Бои с Курляндской группировкой продолжались 9 мая 1945 года. В июне я и еще три человека с нашей бригады были отобраны для участия в Параде Победы в Москве. Я нес знамя своей 8-й гвардейской механизированный бригады. Жили мы в Москве в Алешинских казармах. Тренировка каждый день по 8 часов! Вечером у проходной собирались девушки. Как-то смотрю, один пьяный подполковник сидит, а на груди белая полоса. Оказывается, у него все ордена срезали…

День парада запомнился на всю жизнь. Я стоял недалеко от мавзолея. Первым взошел на трибуну Калинин. Вышел, фуражкой помахал и ушел в глубину. Потом вдруг крики «Ура!». Аплодисменты. Думаю: к чему бы это?! Это не войска кричали. Оказывается, Сталин входил на трибуну. Я думал, что выйдет такой громила, а он такой маленький. Потом начал накрапывать дождь. Кто-то подошел сзади Сталина и положил ему накидку на плечи…

Вечером нас повезли показать Москву. Москва сияла. Была оцеплена пятью огневыми кольцами. Вокруг Кремля, вокруг вокзала, вокруг окружной железной дороги, вокруг Кольцевой дороги, пять световых колец, все освещено прожекторами. Над Красной площадью был поднят в воздух на аэростатах портрет Сталина, величиной с футбольное поле. На него светили из прожекторов, зрелище было неописуемое. На второй день был прием у Сталина в Георгиевском зале.

В августе нашему корпусу пришлось повоевать в Маньчжурии. Боев как таковых там не было. В основном трудные марши. Остановились под Харбином. Харбин — это русский город. Можно сказать, кусочек Ленинграда — улица Пушкина, улица Лермонтова, товары московские, ленинградские. Мы жили в подворье Никитина. Вообще китайцы к нам очень хорошо относились, в каждом окне красный флаг. Мы им потом всю технику оставили и вышли на Дальний Восток. В Уссурийске сначала были, а потом я попал в Австрию. Австрия была разделена, как и Германия, на четыре оккупационные зоны. Так же ездили «сердца четырех». Что это значит? Патрули — русский, француз, американец и англичанин. Оттуда поступил в академию БТМВ.

— Война для вас самый яркий эпизод в жизни?

— Конечно, самый яркий! Его никак нельзя обойти, ни с какой стороны. Война мне напоминает и ранами, и здоровьем. Другой раз думаю: как ты остался жив? Судьба так распорядилась…