Поднебесная - Гай Гэвриел Кей

Она сделала все, что смогла. Хвань, уже влюбленный в нее к тому моменту, договорился, чтобы воин из Каньлиня, на этот раз настоящий, прибыл к ней из их святилища у Мавая. Эта женщина – она и просила женщину – перелезла через стену в задней части поместья и ночью встретилась с ней в саду.

Капель сказала Хваню, что это связано с угрозой, от которой ей нужно тайно защитить себя, и это было правдой. Она заплатила этой женщине и послала ее к семье Тая. Это было единственное место, с которого можно начать. Наверняка там знают, где он и почему уехал.

Сегодня ночью, подслушивая на крыльце, Капель наконец узнает, куда уехал Тай. Это удивительно.

Вернувшись обратно в павильон номер два, пока служанка моет ей ноги, снова играя на инструменте для мужчины, который теперь ждет возвращения еще одного человека сегодня ночью, Капель пытается решить, хочет ли она, чтобы этому стражнику – его зовут Фэн – удалось убить Синь Луня.

Она помнила Луня: быстрого, непочтительного собеседника в павильоне Лунного света. Хороший голос для пения, громкий, высокий смех, щедро тратил деньги. Все это не имеет значения. Ее волнует только то, будет ли лучше, если Тай сможет найти этого человека живым, когда вернется? Если только он сам уцелеет.

Она пытается успокоить свое сердце. Здесь нет места для страсти или для мечты, хотя мечты трудно контролировать. Среди прочего, правда и то, что она не может теперь принадлежать ему.

Ему не следовало уезжать без нее. Она сказала ему, что может произойти дальше. Истина этого мира: мужчины плохо умеют слушать.

Но… что он сделал у Куала Нора? Что он сделал?

А теперь двести пятьдесят коней с ее собственной родины. Это нельзя выразить словами, это выше всякой музыки, и это может так много изменить – хоть и не для нее.

Уже очень поздно, когда Чжоу приходит к ней. Она точно знала, что он придет, но не знала, в каком настроении. Хвань и ее служанка уже спали, когда Фэн вернулся в поместье.

Чжоу выглядит почти веселым, когда идет к ней через двор. Ей кажется, она понимает, что это значит.

Он берет ее с нетерпением. Сначала сзади, у стены, потом медленнее, лицом к лицу на широкой кровати, а она прикасается к нему так, как он любит. Он не будит остальных женщин, чтобы поиграть с ними или наблюдать за ними.

Когда он закончил, она омывает его тело, пока он пьет вино, приготовленное ее служанкой. Она старается не расплескать его вино.

Она усиленно думает, скрывая это, как всегда.

Синь Лунь мертв. Чжоу должен был защитить себя, покончить с риском разоблачения. Ей придется это учесть, думает она, пока ее руки скользят по телу мужчины – легонько, потом сильно, потом снова легонько.

Она ошибается в некоторых своих догадках и выводах. Есть пределы тому, что женщина в ее положении может знать, какой бы умной и преданной она ни была. Слишком много ограничений для того, кто ограничен рамками женской половины усадьбы или паланкином с занавесками и полагается на сведения влюбленных слуг.

Такие пределы существовали всегда. Так устроен мир, и не все мужчины глупы, хотя иногда кажется, что все.

Сегодня ночью она гадает – лаская его и слегка улыбаясь, словно сама получает удовольствие (ему это нравится) – прикажет ли он теперь убить стражника.

Скорее всего, он сначала отошлет Фэна, думает она. На юг, туда, где его семья и основа его власти. Его повысят в должности, чтобы замаскировать намерения, представят это, как награду, а потом – случайная смерть в далекой префектуре.

Или он может решить, что такой человек, как Фэн, нужен ему в Синане, если события будут разворачиваться так, как сейчас представляется.

Возможно и то, и другое, думает Капель и одновременно поет для Вэня. Это песнь о луне, отражающейся в Большой реке, об осенних листьях, падающих в воду, плывущих мимо серебристых рыбацких лодок на якоре и уносящихся к морю. Ранние стихи Сыма Цяня, Изгнанного Бессмертного, положенные на музыку. Эту песню, как все знают, поют только поздно ночью: она дарит покой и несет воспоминания…

Глава 13

Тай знал, что можно спать и видеть сон, но почему-то сознавать, что ты спишь, запутался во сне и не можешь проснуться.

После бурно проведенной им ночи: напряжение в Белом Фениксе, до этого – схватка, и тревожные новости, которые ему сообщили, – он оказался один в спальне в Чэньяо. Ему снилось, что он лежит на спине, на скомканных простынях, а верхом на нем сидит женщина, лица которой он не видит.

Во сне он слышал ее все более учащенное дыхание, чувствовал свое собственное возбуждение. Он чувствовал свои ладони на ее движущихся бедрах, когда она поднималась и опускалась над ним, но как ни старался во тьме сновидения (более густой, чем в мире бодрствования), он не мог ее увидеть, не знал, кто эта женщина, которая пробуждала в нем такое лихорадочное желание.

Он подумал о лисе-оборотне, конечно, он подумал о ней даже во сне. Возможно, именно потому, что это был сон.

Он опять попытался произнести это слово: дайцзи. Но слова, даже это одно слово, не приходили к нему, так же как и способность ясно видеть. Только движение, прикосновение, ее аромат (не духи), ее прерывистое дыхание – теперь уже вздохи – и свое собственное.

Ему хотелось поднять руку и потрогать ее лицо, как делает слепой, найти ее волосы, но во сне его руки не могли оторваться от ее бедер, от гладкой кожи, от напряженных мускулов.

Он чувствовал себя, словно в шелковичном коконе, в этом замкнутом, неопределенном пространстве неоконченного сна. Он боялся его, был возбужден и ужасно взволнован им, хотел, чтобы это никогда не кончалось, хотел, чтобы она никогда не покидала его.

Спустя некоторое время он услышал другой звук и проснулся.

Он был один в комнате, в постели. Конечно, один.

Слабый свет пробивался сквозь щели двери в сад. Простыни скомканы в беспорядке. Наверное, он сбросил их в беспокойном сне. Он устал, плохо ориентировался, не совсем понимал, что его разбудило.

Потом опять услышал тот же звук, который разбудил его: звон металла о металл, донесшийся с крыльца за дверью.

Что-то тяжело упало, ударившись о наружную стену.

Тай спрыгнул с постели, натянул штаны, не став их завязывать, искать рубаху и сапоги, подвязывать волосы. Зато он схватил свои мечи и рванулся к двери, отметив, что не запер их на засов ночью, хотя помнил, что собирался это сделать.

На пороге лежал мужчина. Он был мертв. Рана от меча, в правом боку.

Тай услышал шум схватки слева, в саду. Он перешагнул через мертвое тело, побежал на звук мечей по веранде – босой, с развевающимися волосами. Сон исчез, брезжил первый свет утра. Он добежал до конца веранды, перепрыгнул через перила, не замедляя бега.