О чём молчат женщины - Трейси Винтер

— Какой чудесный день! — воскликнула Арлетт с благодарностью, когда радостные и утомленные они возвращались домой. Янко держал Мишеля за руку, и она была бесконечно счастлива.

— Мы скоро опять устроим такой приятный день, — отозвался Янко. — Правда, Мишель?

— Да, папа! — мальчик подпрыгивал от безудержной радости.

Когда детей уложили спать, Арлетт прошла по комнатам в поисках Янко и обнаружила его в гостиной. Он сидел, откинувшись на подушки дивана, и держал рюмку коньяка. Ей показалось, что муж выглядит очень усталым. Сев рядом, Арлетт взглянула на него с улыбкой.

— Дети заснули с новыми игрушками. Они так счастливы. У них был радостный день.

— Мне он тоже понравился. Налей себе коньяку, Арлетт, и мне тоже.

— Хорошо, — охотно согласилась Арлетт, хотя обычно пила только красное вино.

Она взяла рюмку из рук Янко, наклонилась, чтобы поцеловать мужа, и вздрогнула, почувствовав, насколько горяч его лоб.

Прикоснувшись к нему рукой, она с тревогой воскликнула:

— Ты нездоров! У тебя жар!

— Да, что-то меня знобит.

— Ну конечно, ты, наверное, простудился. Не удивительно, что выглядишь таким усталым. Не пей коньяк. Ложись в постель, я принесу тебе чай с лимоном и медом.

Янко без возражений повиновался. Арлетт пошла на кухню, ее охватил жуткий, леденящий душу страх. Хотя количество заболеваний «испанкой» за последнее время сократилось до минимальной цифры — два-три случая в неделю, — у Янко были типичные симптомы гриппа.

Ночью пришлось вызвать врача. Страшный жар и лихорадка с каждым днем все больше ослабляли Янко. Янко стал последней жертвой «испанки» в Венеции. Мишель был безутешен у гроба отца.

— Но почему это случилось? Папа только начинал снова любить меня!

Арлетт думала о том, что дала Мишелю отца только для того, чтобы мальчик так скоро его потерял. Она переживала происшедшее очень глубоко и тяжело. В отличие от любви к Сергею, которая была пронизана страстью, вспыхнувшей с первой встречи, чувства к Янко возникли из искренней, чисто женской благодарности за бескорыстную, самоотверженную любовь, за поддержку в самые трудные минуты ее жизни. Каждый из мужчин занимал особое место в ее сердце и памяти. И Сергей, и Янко оставались главными мужчинами в ее жизни. Каждый по-своему.

ГЛАВА 32

Янко сдержал обещание — его смерть не стала финансовой катастрофой для семьи, и у Арлетт не было необходимости искать работу. Мишель пошел в школу.

В течение нескольких долгих месяцев после смерти Янко Арлетт ощущала себя погруженной в холодный, отупляющий вакуум. Она довольно скоро сняла траур, зная, что Янко одобрил бы ее желание вернуться к нормальной жизни, и прежде всего, ради детей. Она часто вспоминала о муже. Воспоминания всегда были радостными, хотя она и не могла забыть крик Мишеля при известии о смерти отца. Примерно через год мальчик задумчиво спросил мать, не собирается ли она снова выйти замуж.

— Папа не был бы против.

Арлетт улыбнулась, но была почти до слез тронута тоской мальчика по отцу.

— Мишель, мне очень жаль, но я не хочу снова выходить замуж. Однажды я уже говорила, что потеряла обоих родителей примерно в твоем возрасте, поэтому понимаю тебя. Единственное, что я могу обещать — буду делать все, что в моих силах ради тебя, Сильвы и Риккардо.

Мальчик кивнул и обхватил мать руками за талию. Она прижала сына к себе. Когда-нибудь, когда мальчик вырастет и будет способен понять ее, Арлетт расскажет правду, кто был его настоящий отец.

Радостным событием следующего лета стал для Арлетт визит Джулии и ее мужа в Венецию. Арлетт заметила, что Стив окружил жену подчеркнутой заботой — она всегда вызывала в мужчинах желание защитить себя. За будущее подруги можно было не беспокоиться. Арлетт очень хотела, чтобы приехала Жанетт, но период путешествий для той закончился. Она больше не могла покинуть Марко, который в преклонные годы стал очень зависеть от жены. Что касается Клода, то единственное, в чем заключалось их общение — это изредка получаемые Арлетт открытки. Брат присылал их из Монте-Карло и других курортов, где обычно развлекаются богатые люди.

Арлетт по-прежнему поддерживала дружеские отношения с Финеттой и Мариано. Она несколько удивилась, когда дон Мариано пригласил ее в свой кабинет.

— Я хотел побеседовать с вами по поводу идеи, которую вынашиваю давно. Не следует торопиться с принятием решения. Прекрасно понимаю, какой жизненный переворот оно будет означать для вас. Но не согласились бы вы заняться продажей моей продукции в Париже?

Предложение Мариано застало Арлетт врасплох. Возможность переезда в Париж никогда не приходила ей в голову. И все же что-то в душе сразу же откликнулось согласием, как будто все это время, сама не сознавая, она ждала нечто подобное.

— Почему именно я?

— Вы родились в Париже, опытная продавщица, вам можно доверять, и вы знаете об одежде от Мариано больше, чем кто-либо, кроме меня самого и Финетты. Пожалуйста, обдумайте мое предложение. Кроме того, я думаю, вам необходимо оставить это место скорби.

Он не упомянул, как переезд повлияет на ее финансовое положение, так как понимал — не это является главным для принятия решения. Вопрос заключался только в том, сможет ли она оставить Венецию, которую успела полюбить всем сердцем. Сможет ли расстаться с людьми, ставшими ее близкими друзьями.

Принятие окончательного решения заняло у Арлетт неделю. Но она знала, каким оно будет, с того мгновения, когда услышала предложение.

Очень скоро нашелся покупатель особняка. Друзья устраивали в честь отъезда Арлетт прощальные вечеринки, все давали обещание обязательно увидеться снова. Самым тяжелым оказалось расставание с Анной, к которой так привязалась за эти годы, но та наотрез отказалась расстаться с родиной. Она пришла на вокзал проводить семью.

— Если ты когда-нибудь передумаешь, — крикнула Арлетт из окна вагона, — только сообщи, я сразу же за тобой приеду!

Анна покачала головой.

— Этого не будет, синьора. У меня сердце разрывается от горя, что вы и детишки уезжаете, но не могу уехать с вами.

Поезд начал набирать скорость. Анна еще некоторое время бежала рядом с их окошком, махая детям рукой, и потом долго стояла на перроне, утирая платочком слезы.

Когда Арлетт впервые пришла в парижское отделение фирмы Мариано, ей показалось на мгновение, что она вновь возвратилась в Палаццо Дианы, только залы были не столь просторны. Мариано создал мир новых арабских сказок в самом центре Парижа.

За день до того, как приступить к работе, Арлетт коротко остригла волосы, сделав прическу по самой последней моде. В этом сезоне линия талии в одежде заметно опустилась, а длина юбки укоротилась, поднявшись, практически, до колен. У Арлетт были красивые ноги, ей нравилось носить платья такой длины. Она была рада, что, наконец, женская одежда достигла той меры свободы, к которой Арлетт стремилась всегда и которую Мариано создал давным-давно для узкого круга своих почитательниц. Теперь ей тридцать, у нее трое детей, она — вдова, все еще очень красивая и полная сил, способная внушать опасения одиноким девушкам, сражающимся за сердца мужчин. И хотя у нее никогда не было недостатка в мужском обществе, Арлетт оставалась верна той романтической любви, которая больше никогда не повторится.