История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг. - Сергей Соловьев

Меншикову очень нужно было бы видеть гетмана, потому что он нашел малороссийские полки в самом печальном состоянии. 21 октября он писал царю: «Понеже опасаюсь, дабы неприятель к Новгородку не пошел и там Десну не переправился, того ради весма надлежит в тех местах Десну людьми укрепить, дабы оной великой переправы неприятель свободно без всякого запрещения переправиться не мог, и хотя о том я господину фельдмаршалу Шереметеву ныне постоянно и предлагал, чтоб для того при них обретающуюся кавалерию и нестройных всех, також и ифлянта, на ту сторону Десны отправили, дабы оные неприятелю тою переправу запрещать могли, однако ж и вашей милости о том доношу, чтоб вы от себя паки о том подтвердить изволили. А что велено туда идти войску гетманскому, и на то слабая надежда, понеже како здесь мы видим их, что все в великом страху от неприятеля и, из домов своих совсем убравшись, кой куда врознь разъезжаются; здешнего Черниговского полку только с полтораста человек здесь мы изобрели, и те из последних, а из старшин, почитай, никого не видим, а которой и появится, да того ж часу спешит до двора, чтоб убраться и бежать. При сем за благо вашей милости советую, что, мне кажется, время и самим вам к армии путешествовать ради лучшего при сих обстоятельствах распоряжения»

Петр еще до призыва Меншикова путешествовал к армии и 21 числа был в 80 верстах от Брянска, а между тем в Борзну к Мазепе возвратился Быстрицкий с устным донесением, что сам Карл обещал быть у Мокошинской пристани 22 октября. Но в этот день шведы не явились у Десны, а на другой день, 23 числа, прискакал Войнаровский с вестию, что завтра к обеду приедет в Борзну Меншиков для свидания с умирающим гетманом. Войнаровский рассказывал, что убежал тайком от Меншикова, потому что подслушал, как немецкие офицеры между собою говорили: «Помилуй боже этих людей! Завтра они будут в кандалах». Получив известие о намерении Меншикова приехать в Борзну, Мазепа «порвался как вихрь» и в тот же день поздно вечером поскакал в Батурин, а на другой день рано, переправясь чрез Сейм, приехал вечером в Короп, где переночевал, на другой день, 24 числа, рано переправился за Десну и ночью достиг первого шведского драгунского полка; отсюда отправил Ломиковского и Орлика к королю, а за ними поехал и сам с отрядом, состоявшим не более как из 2000 человек. В селе Бахмаче присягал он торжественно на евангелии перед генеральною старшиною, полковниками, сотниками и знатным товариществом, что он не для приватной своей пользы, но для общего добра целой отчизны и Войска Запорожского принял протекцию короля шведского; потом старшине и всему знатному товариществу велел присягать, что будут верны ему, Мазепе, и будут признавать протекцию короля шведского

Между тем Меншиков ехал в Борзну для свидания с гетманом, но на дороге встретил его полковник Анненков и, по отправлении от гетмана «извычайного комплимента», сказал, что Мазепа из Борзны поехал в Батурин. Меншиков туда: нет гетмана, поехал наскоро в Короп, но тут Меншикова поразило то, что встретил его один великороссийский полк Анненкова, а все сердюки и батуринские жители перебрались в замок и засели в нем, мост был разведен, по стенам стояли вооруженные люди в строю с знаменами и пушками. Меншиков послал к ним полковника Анненкова спросить: для чего поступают по-неприятельски? Анненкова в замок не пустили и дали ответ со стены, что поступают по указу. Меншиков сейчас же поехал в Короп, думая застать там наконец гетмана и получить от него объяснение, но, отъехав полторы мили от Батурина, узнал, что Мазепа уже за Десною; Меншиков отправился к Десне и из Макошина 26 числа уведомил царя о своих разъездах за гетманом: «И чрез сие злохитрое его поведение за истинно мы признаваем, что конечно он изменил и поехал до короля шведского, чему явная есть причина и то, что племянник его Войнаровский, будучи при мне в 22 день сего октября, в самую полночь, без ведома и с нами не простясь, к нему уехал, и с того времени уже ко мне ни о чем он, гетман, не отзывался. И тако об нем инако рассуждать не извольте, только что совершенно изменил, и для того за благо вашей милости советую, что при таком злом случае надлежит весьма здешний простой народ утвердить всякими обнадеживаниями чрез публичные универсалы, выписав все его, гетманские, к сему народу озлобления и тягости, и чтоб не его никакие прелести не склонялись, понеже когда он сие учинил, то не для одной своей особы, но и всей ради Украйны, и без того не пройдет, чтоб каких не было от него здесь прелестных универсалов или тайных каких факций. При сем еще доношу вашей милости, что в здешней старшине, кроме самых вышних, також и в подлом народе с нынешнего гетманского злого учинику никакого худа ни в ком не видать, но токмо ко мне изо всех здешних ближних мест съезжаются сотники и прочие полчане и приносят на него в том нарекания, и многие просят меня со слезами, чтоб за них предстательствовать и не допустить бы их до погибели, ежели какой от него, гетмана, будет над ними промысл, которых я всяким обнадеживанием увещеваю, а особливо вашим в Украйну пришествием, из чего они, по-видимому, в великую приходят радость».

Петр с главною армиею сторожил на Десне (в местечке Погребках) движения неприятеля, когда 27 числа получил письмо Меншикова и ночью написал ему ответ: «Письмо ваше о не чаянном никогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением, и ныне надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и дабы не допустить войску козацкому, при Десне бывшему, переправливаться за реку по прелести гетманской: того ради пошли немедленно к тем местам, где они, несколько полков драгун, которые бы то им помешали, а полковникам и старшине вели сколько возможно ласково призывать и говорить им, чтоб они тотчас ехали сюды для обрания нового гетмана, а буде полковник миргородский где поблизости обретается, то прикажи, его сыскав, к нам прислать, обнадежа его милостию нашею, потому что он великий неприятель был Мазепе, також и вы немедленно приезжайте». На другой день написан был манифест: «Объявляем верным нашим подданным малороссийского народа, духовным и мирским, а особливо Войска Запорожского генеральной старшине, полковникам, сотникам, атаманам куренным и всему войску малороссийскому, стоящему по Десне и в иных местах против неприятеля. Известно нам, великому государю, учинилось, что гетман Мазепа, забыв страх божий и свое крестное к нам целованье, изменил и переехал к неприятелю нашему королю шведскому, по договору с ним и Лещинским, от шведа выбранным на королевство Польское, дабы с общего согласия с ним малороссийскую землю поработить по-прежнему под владение польское и церкви божии и святые монастыри отдать в унию, и понеже нам, яко государю и оборонителю Малороссийского краю, надлежит отеческое попечение о вас имети, дабы в то порабощение и разорение Малороссии, також и церквей божиих во осквернение не отдать: того ради повелеваем всей генеральной старшине, полковникам и прочим, дабы на прелесть и измену сего изменника, бывшего гетмана, не смотрели, но при обороне наших великороссийских войск против тех неприятелей стояли, и для лучшего упреждения всякого зла и возмущения в малороссийском народе от него, бывшего гетмана, вся старшина генеральная и полковая, пребывающая при войске, съезжалась немедленно в город Глухов для выбрания по правам и вольностям своим вольными голосами нового гетмана, в чем крайняя нужда и спасение всея Малые России состоит. При сем же объявляем, что известно нам учинилось, что бывший гетман хитростию своею без нашего указу аренды и многие другие поборы наложил на малороссийский народ, будто на плату войску, а в самом деле ради обогащения своего, и сии тягости повелеваем мы ныне с малороссийского народа оставить». К Апраксину, уведомлявшему о торжестве своем над Любекером, Петр писал: «Хотя противно совести моей, чтоб против добрых от вас вестей к вам нечто худое писать, однако ж нужда повелевает являти, что учинил новый Иуда Мазепа, ибо, 21 год быв в верности мне, ныне при гробе стал изменник и предатель своего народа. Правда, хотя сие дело худо, однако ж не токмо он с совету всех, но из пяти персон сие зло учинил, что, услышав, здешний народ со слезами богу жалуются на него и неописанно злобствуют, понеже, как слышим, кроме бога житие его было. И тако надежда в бозе, что он себе зло. вяще исходатайствовал (чему пособит кровь Самуилова), нежель тому, кому хотел».

30 октября приехал в Погребки Меншиков; созван был военный совет, где решено – отправить немедленно Меншикова для овладения Батурином, прежде чем не вошли туда шведы с Мазепою.

Мазепа ушел к Карлу с немногими людьми, но он надеялся поднять оставшихся своими прелестными письмами; вот что писал он Ивану Скоропадскому, полковнику стародубскому: «Враждебная нам власть московская от многих лет во всезлобном своем намерении положила истребить последние наши права и вольности; теперь приводит она это в исполнение, как ясно из того, что без всякой важной причины начала прибирать в свои руки города малороссийские: выгоняя из них людей наших, до конца обнищавших и порабощенных, войсками своими наполняет. Пусть бы это делалось в полках Стародубском, Черниговском и Нежинском под ложным предлогом, что это необходимо для обороны от шведов, но для чего же делать это с городами отдаленными, в которые шведы и не думают идти? Зачем, например, посылать полки в Полтаву? Мы о злодейском намерении царя не только от приятелей имели тайные предуведомления, но и сами совершенно узнали из ясных признаков; нас, гетмана, старшину, полковников и все войско, хотел захватить в свою тиранскую неволю, имя войска нашего изгладить, козаков обратить в драгуны и солдаты и народ поработить себе навеки. Не для этого ли Александр Меншиков и князь Дмитрий Голицын спешили к нам с войсками? Не для этого ли заманивали нас в свои обозы? А между тем бессильная и невоинственная московская рать, бегающая от непобедимых войск шведских, спасается только истреблением наших селений и захватыванием наших городов. Поэтому-то мы, гетман, с общего согласия панов генеральной старшины, полковников и всего войска, предались в непобедимую протекцию наияснейшего короля шведского, всегдашнего всемогущего заступника обидимым, любящего правду и ненавидящего лжи, в несомненной надежде, что его шведское величество милую отчизну нашу и войско непобедимым оружием своим оборонит от московского тиранского ига и не только вольность и права наши сохранит, но и расширит, в чем нас не только королевским своим неотменным словом, но и письменною ассекурациею уверил. Поэтому и вы, как истинный сын отечества, старайтесь нечаянным нападением истребить московское войско, находящееся в Стародубе, согласясь с полковниками переяславским и нежинским. Вам это сделать можно, потому что непобедимое оружие шведское вас покрывает. Если же вам, паче чаяния, истребить московское войско не удастся, в таком случае спешите с войском своим в Батурин, дабы не попался он в московские руки».