Курская битва, которую мы начали - Петр Букейханов

С выходом советских войск в район Старобельска, Лисичанска, Ворошиловграда генерал Ватутин был захвачен идеей использования их нависающего положения над Донбассом и ослабления старобельского участка неприятельского фронта. Через Старобельск он намеревался направить сильную подвижную группу в направлении Мариуполя, отсекая врагу все пути отхода из Донбасса, а на других направлениях продолжать преследование. Свои соображения Ватутин доложил в Ставку, и 19 января ему дали разрешение проводить по своему замыслу наступательную операцию в Донбассе, которая получила условное наименование «Скачок». Задача и способы выполнения операции формулировались следующим образом: «Армии Юго-Западного фронта, нанося главный удар с фронта Покровское, Старобельск на фронт Краматорская, Артемовск и далее в направлении Сталино (Донецк), Волноваха, Мариуполь, а также нанося мощный удар из района юго-западнее Каменска в направлении Сталино, отрезают всю группировку противника, находящегося на территории Донбасса и в районе Ростова, окружают ее и уничтожают, не допуская выхода ее на запад и вывоза какого бы то ни было имущества». В район Мариуполя предполагалось выйти уже на седьмой день наступления. Одновременно намечалось силами подвижных фронтовых резервов захватить основные переправы через Днепр. Операция проводилась во взаимодействии с Южным фронтом, который должен был наступать вдоль побережья Азовского моря.

Данный замысел, возникший на основе неправильной оценки действий противника, имел только видимость соответствия реальной обстановке. Даже если не принимать во внимание ошибочность оценок намерений и действий противника, одно только состояние войск Юго-Западного фронта и организация их наступления уже не отвечали требованиям проведения такой сложной операции, результатом которой должно было стать окружение в Донбассе еще более крупной вражеской группировки, чем под Сталинградом. Во-первых, Юго-Западный фронт все больше и больше отрывался от своих баз, расстояние между войсками и станциями снабжения в некоторых случаях превышало 300 километров, причем грузы приходилось подвозить автотранспортом, который был сильно изношен и немногочислен (в наличии имелось только 1 300 бортовых автомашин и 380 автоцистерн, обеспечивавших подвоз 900 тонн горючего вместо необходимых 2 000 тонн). Во-вторых, по всем предположениям командования фронта им предстояло лишь преследовать противника, поэтому существенных перегруппировок войск не производилось: армии продолжали действовать в прежних полосах, в прежнем оперативном построении, преимущественно линейном. Второго эшелона не сформировал и Юго-Западный фронт в целом, его резерв составляли только два танковых корпуса, сосредоточившиеся за правым флангом. Авиации было недостаточно, и действовала она с очень удаленных аэродромов. Для нанесения глубокого удара на Мариуполь была создана подвижная группа во главе с заместителем командующего фронтом генералом Маркианом Поповым, штаб группы был сформирован 27 января, а через два дня уже началась операция. В состав подвижной группы входили три стрелковые дивизии (57-я гвардейская, 38-я, 52-я) и четыре танковых корпуса (3-й и 4-й гвардейские, 10-й, 18-й), в которых насчитывалось около 180 боеготовых танков, обеспеченных в среднем одной заправкой горючего и одним-двумя комплектами боеприпасов. В стрелковых дивизиях обеспеченность боеприпасами и горючим была еще меньше. Командующий фронтом надеялся наладить снабжение по ходу операции, однако это не получилось.

В связи с изложенным операция «Скачок», план которой разрабатывался на основе предвзятой оценки обстановки, развивалась неблагоприятно. Подвижная группа наступала медленно, танковые корпуса двигались по разобщенным маршрутам, на значительном удалении друг от друга, временами останавливаясь из-за нехватки горючего и подвергаясь ударам господствовавшей в воздухе германской авиации, которая действовала вблизи от своих баз и аэродромов. Ограниченный успех имели и общевойсковые армии, поскольку им пришлось столкнуться с прочной, хорошо подготовленной обороной противника, а некоторым советским дивизиям и корпусам, вклинившимся в нее на ряде направлений, затем пришлось вести бои в окружении (в частности, 11 февраля были окружены 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус и 9-я гвардейская танковая бригада, прорвавшиеся к важному узлу коммуникаций Красноармейское). Среди всех армий Юго-Западного фронта продвинулась вперед только 6-я армия, наступавшая на правом фланге южнее Харькова, поскольку она развивала успех Воронежского фронта, овладевшего Харьковом 16 февраля.

Однако Ватутин явно переоценивал ограниченные успехи 6-й армии, считал, что сопротивление врага скоро будет сломлено, и направлял соответствующие доклады в Ставку. В таком же заблуждении находился командующий Воронежским фронтом генерал Филипп Голиков. В связи с этим в Ставке полагали, что предпринятые наступательные операции развиваются планомерно, и 8 февраля Юго-Западному фронту была дана директива: не допустить отхода противника на Днепропетровск, Запорожье, оттеснить его донецкую группировку в Крым и блокировать там. Воронежский фронт получил задачу развивать наступление правым флангом на Львов, Глухов, Чернигов, левым флангом – на Полтаву, Кременчуг. Как отмечает маршал Василевский[630], Ставка и Генеральный штаб Красной Армии допустили такую же ошибку, как и командующие Юго-Западным и Воронежским фронтами, считая противника разбитым, поэтому не только согласились с предложениями по развитию наступления, но своими директивами Ставка даже расширила наступательные планы фронтов, хотя никаких мероприятий по усилению их войск не предпринималось.

Выполняя указания Ставки, Ватутин бросил к переправам через Днепр не только 6-ю армию, но и весь резерв фронта – 25-й и 1-й гвардейский танковые корпуса. Их передовые части 18 – 19 февраля достигли Днепропетровска и Запорожья и начали готовиться к форсированию Днепра, но решить эту задачу им уже не удалось – не хватило горючего, а главное, 19 февраля неожиданно началось контрнаступление группы армий «Юг». Причем командование Юго-Западного фронта предполагало возможность столкновения с сильными неприятельскими резервами в районе Днепропетровска и даже предупреждало об этом нижестоящие штабы, но оно по-своему толковало данные о возрастающем сопротивлении противника и сообщения из 6-й армии о появлении его новых частей. Ватутин объяснял все это в рамках собственной версии об отходе немецких войск, не изменив мнения даже 21 февраля, когда стало совершенно очевидным наступление нескольких дивизий СС. В указаниях, переданных в тот день командующему подвижной группой генералу Маркиану Попову, недвусмысленно говорилось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий».

Штеменко удивляется, как это Ватутин – человек, безусловно, осмотрительный и всегда уделявший должное внимание разведке противника, в этот раз так долго не мог оценить размеры опасности, возникшей перед фронтом. Объяснить такое, по мнению Штеменко, можно лишь чрезвычайной убежденностью Ватутина в том, что враг уже не в состоянии собрать силы для решительных действий, хотя в действительности до этого было еще далеко. Поскольку на реке Миус советские войска были остановлены, противник успел перегруппировать свои силы юго-западнее Харькова и к 19 февраля создал две ударные группировки: одну в районе Краснограда в составе танковых дивизий войск СС «Мертвая голова», «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», «Рейх»; другую южнее и юго-западнее Красноармейское из состава соединений 1-й и 4-й танковых армий. Удары семи танковых и моторизованных дивизий во фланги и тыл 6-й армии и группы генерала Попова вынудили их с тяжелыми боями отходить к югу от Харькова и на Барвенково, а затем отступить за Северский Донец. Ставка потребовала от Воронежского фронта оказания помощи Юго-Западному фронту, поэтому 69-я общевойсковая и 3-я танковая армии были повернуты на юг, но и они оказались не в состоянии противостоять сосредоточенному удару противника.

К 4 марта войска группы армий «Юг» перегруппировались и начали осуществление глубокого удара на Харьков, Белгород. 3-я танковая и 69-я армии, действовавшие в районе Харькова, были ослаблены непрерывными боями и не смогли отразить новые удары немецких танковых дивизий, понесли потери и были вынуждены 16 марта оставить Харьков (кризисное положение советских войск показывает окружение 12-го и 15-го танковых корпусов 3-й танковой армии вместе с частями трех стрелковых дивизий, смертельное ранение 3 марта командующего 15-м танковым корпусом генерала Василия Копцова, тело которого было обнаружено немцами вблизи от места расположения командного пункта 2-го танкового корпуса СС в селе Красный Совхоз[631], а также то, что в мартовских боях за Харьков погиб сын командующего 3-й танковой армией генерала Павла Рыбалко – лейтенант Вилен Рыбалко). Противник вырвался на Белгородское шоссе и устремился на север. С проникновением немцев в район Белгорода положение Воронежского фронта еще более осложнилось, и возникла угроза выхода вражеских войск на тылы Центрального фронта. Для предотвращения этой угрозы еще 13 марта из состава Центрального фронта была выведена 21-я армия, которой поставили задачу взять под контроль магистральное Обоянское шоссе и прикрыть с юга направление на Курск, одновременно обеспечивая сосредоточение к юго-востоку от Курска 1-й танковой армии. 20 марта 21-я армия заняла назначенный рубеж, тогда как противник уже прошел через Белгород, полностью овладев этим городом к вечеру 18 марта. В это время Ставка командировала на Воронежский фронт своих представителей – маршалов Жукова и Василевского, которые должны были точно установить положение сторон, определить тенденцию развития событий и на месте предпринять все необходимое для пресечения дальнейших успехов противника. Переброска под Обоянь 21-й армии, сосредоточение юго-восточнее Курска 1-й танковой армии, а также другие перегруппировки войск под руководством представителей Ставки позволили сначала задержать, а к 27 марта полностью остановить противника на рубеже Гапоново, Трефиловка, Белгород, Волчанск.