Вампиры и оборотни - Константин Николаев

Это невозможно опровергнуть, но в это должно твердо верить, что Бог предназначил человека для спасения мира, и в данном случае Бог же, чтобы показать свою силу и отправить справедливую кару, превратил его в волка. Но считать ли такое животное зверем или человеком? Разумное животное, представляется стоящим по своему уровню гораздо выше зверя, но кто решится отнести четвероногое, к тому же такое, отнюдь не вызывающее симпатию животное к людскому роду? А если кто-нибудь умертвит это животное, можно ли будет назвать его убийцей? На это можно ответить, что божественные чудеса совершаются не для того, чтобы люди их обсуждали, но чтобы они им поражались. Как бы то ни было, Августин в 8-й главе 16-й книги своего труда «О граде божьем», говоря о живших на востоке людях-монстрах, одни из которых имели собачьи головы, другие были совсем без голов с глазами, расположенными на груди, третьи имели еще какие-то странности, поднимает вопрос о том, были ли они вообще людьми, происходящими от прародителей человечества, и резюмирует: «Нам следует смотреть на них так же, как на встречающихся среди людей уродов, о которых мы часто слышим; и здравый смысл говорит, что, каково бы ни было определение человека, смертное животное, какой бы вид оно ни имело, если оно разумное, должно быть признано человеком». В 18-й главе 18-й книги того же труда он упоминает об аркадийцах, которые, по жребию, переплывали озеро, превращались в волков и жили с ними в глухом лесу. Если они не притрагивались к человечине, то через девять лет переплывали озеро обратно и вновь обретали человеческий облик. Рассказывая дальше о превращениях разных людей в волков, Августин сообщает: «Я сам, в то время когда находился в Италии, слышал, что там в одной области живут женщины, содержащие конюшни, которые, будучи обученными колдовству, подмешивают что-то в сыр останавливающимся у них путешественникам, отчего те превращаются во вьючных животных, и после того, как они перетаскают все, что на них нагрузят, они снова становятся людьми. Разум же их на все время превращения остается человеческим». В своей книге «Золотой осел» Апулей рассказывает, что случилось с ним самим, когда он, приняв какое-то снадобье, обратился в осла, сохранив при этом свой рассудок.

Да и нам приходилось видеть людей, которые при помощи колдовских средств превращают разные попадающиеся им под руку предметы в жирных свиней, каковыми они начинают представляться (но всегда бывают красного цвета), и несут продавать их на рынок. Однако по пересечении любой воды они опять принимают свой прежний вид и при любом самом осторожном с ними обращении не сохраняют свой обманчивый облик дольше трех дней. С давних времен и до наших дней люди нередко жалуются, что некоторые ведьмы в Уэльсе, Ирландии и Шотландии принимают вид зайца, чтобы при помощи такого обмана приникать к женской груди и сосать молоко. Мы соглашаемся с Августином в том, что ни демоны, ни колдуны не способны создавать новые или изменять свои сущности, но те, кого сотворил Бог, могут с его позволения внешне преображаться так, что они начинают казаться тем, чем на самом деле не становятся; чувства людей при этом усыпляются и обманываются странными видениями, так что вещи видятся не такими, какие они есть, но невероятно искаженными благодаря наваждениям или колдовским чарам, действующим на глаза.

Однако надо непоколебимо верить, что всемогущий Бог, творец всего сущего, может, когда захочет, превращать одно в другое или для отправления своего наказания, или для демонстрации своей божественной мощи, как, например, в случае с женой Лота, которая, нарушив запрет, оглянулась на разрушаемый Содом, за что была превращена в соляной столп, и в случае с водой, обращенной в вино; или же, оставляя внутреннюю сущность, он может изменить лишь внешность, как в приведенных выше примерах.

Что же касается обращения хлеба в плоть Христову (которое, если говорить точно, следовало бы назвать нематериальным, так как тут при сохранении внешнего вида меняется сущность), полагаю, его подлинность не подлежит обсуждению: понимание этого процесса не под силу человеческому разуму.

Жан Тренье. «ФРАНЦУЗСКИЙ ОБОРОТЕНЬ»

(Пересказ Савайны Бэринг-Гоулд. 1864)

Одним чудесным весенним днем несколько сельских девушек вывели своих овечек на песчаные дюны, отделяющие обширные сосновые леса, что покрывают значительную часть современного департамента Ланды на юге Франции, от моря.

Яркая голубизна неба, чистота и прозрачность воздуха, волнующегося над синими, сверкающими на солнце водами Бискайского залива, пение ветра среди сосен, стоящих словно вздыбившаяся зеленая волна, красота песчаных холмов, усеянных золотыми кустиками ладанника и голубой гречавкой, очарование разнообразно расцвеченной и оттененной листвой пробковых деревьев, сосен и акаций каймы леса — все наполняло юных крестьянок радостью, заставляя их петь и смеяться, и их голоса весело звенели над холмами и темными аллеями вечнозеленых деревьев.

Их внимание привлекла большая яркая бабочка, порхающая над цветами, затем над водой пролетела стайка куропаток.

— Ах, — вздохнула Жаклин Озан, — если бы у меня были с собой мои ходули и палки, я бы сбила несколько этих птичек, и у нас был бы неплохой ужин.

— Если бы они залетали уже зажаренными прямо в рот, как это бывает в заморских странах, — мечтательно сказала другая девушка.

— Вы уже купили новые наряды к празднику святого Жака? — спросила третья. — Моя матушка отложила деньги, чтобы купить мне чудную шляпку с золотой лентой.

— Ну, теперь и Этьен обратит на тебя внимание, Анет! — заметила Жанна Габориан. — Но что случилось с овцами?

Она спросила это оттого, что животные, спокойно пасшиеся перед ними, добредя до небольшой впадины на дюне, метнулись назад, будто чего-то испугавшись. Одновременно один из псов зарычал и оскалил зубы. Девушки побежали туда и увидели на склоне впадины паренька лет тринадцати, сидевшего на бревне. Вид он имел примечательный: его длинные и спутанные темно-рыжие волосы падали на плечи и совершенно закрывали узкий лоб; маленькие бледно-серые глаза глядели невероятно злобно и хитро из впалых глазниц; на его оливкового цвета лице выделялись крепкие белые зубы, и хотя его рот был закрыт, были видны выдающиеся верхние клыки, нависающие над нижней губой; его руки были большими и сильными с черными и загнутыми, словно когти, ногтями. Видимо, он жил в крайней нищете, так как вся его одежда превратилась в лохмотья, и через прорехи проглядывало худое тело.

Окружившие паренька девушки были изумлены и немного испуганы, он же не проявлял никакого удивления. Его лицо расплылось в отвратительной ухмылке, совершенно обнажившей блестящие белые клыки.

— Ну что, девочки мои, — резким неприятным голосом произнес он, — которая из вас самая хорошенькая, я бы хотел знать? Как вы промеж собой решите?

— Для чего это тебе знать? — спросила 18-летняя Жанна Габориан, самая старшая.

— А на самой хорошенькой я женюсь, — последовал ответ.

— А! — засмеялась Жанна. — Это если она того захочет, что едва ли случится, так как мы совершенно не знаем, кто ты такой.

— Я сын священника, — резко ответил паренек.

— И поэтому ты такой обносившийся и грязный?

— Я потемнел от волчьей шкуры, которую иногда надеваю.

— Волчьей шкуры? — эхом переспросила девушка. — Но скажи на милость, кто ее тебе дал?

— Пьер Лабуран.

— Здесь в округе нет человека с таким именем. Где же он живет?

Раздавшийся вслед за ее словами взрыв хохота, перемежающегося завываниями и срывающегося на какой-то лай пришедшего прямо-таки в дьявольское веселье странного паренька, заставил девушек в страхе отпрянуть, а самую младшую спрятаться за Жанну.

— Вы хотите знать, кто такой Пьер Лабуран, девочки? Хм-м, это человек с железной цепью на шее, которую он без конца грызет. Вы хотите знать, где он живет? Ха, среди мрака и огня, где у него много друзей-приятелей: одни сидят на железных стульях и горят, горят, другие лежат на раскаленных кроватях и тоже горят; некоторые бросают людей на пылающие угли, другие поджаривают их на бешеном пламени, третьи погружают в котлы с жидким огнем.

Задрожав, девушки переглянулись, затем снова обратили свои взгляды на сидевшее перед ними жутковатое создание.

— Вы хотите знать о волчьей накидке? — вновь зазвучал его резкий голос. — Ее дает мне Пьер Лабуран, он закутывает меня в нее, и по понедельникам, пятницам и воскресеньям, а также с наступлением сумерек на час во все остальные дни я становлюсь волком. Я убиваю собак и пью их кровь. Но маленькие девочки вкуснее, их мясо нежнее и слаще, а кровь теплее и питательнее. Я съел уже много девочек за время моих охот, на которые я выхожу с девятью своими товарищами. Я оборотень! Ха-ха! После того как солнце зайдет, я схвачу одну из вас и покушаю!