Дом толкователя - Илья Виницкий

Февраль 1848 года. Уличные демонстрации в Париже. Столкновение толпы с армией и полицией. Армия выходит из повиновения. Король Луи-Филипп бежит из Парижа. Временное правительство провозглашает Вторую Республику.

Жуковский сравнивает современные европейские события с потопом («кто знает, как высоко поднимутся волны его?») и Россию с Ноевым ковчегом спасения.

Март. Уличные бои в Милане и Вене. Бегство Меттерниха. Демонстрации, перешедшие в кровавые бои между солдатами и народом в Берлине. Король напуган и выступаете прокламацией «К моим возлюбленным берлинцам», в которой обещает вывести войска из Берлина. Беззащитный, он вынужден принять участие в унизительной для него массовой демонстрации в память погибших в событиях 19 марта. В тот же день он заявляет о своей поддержке германского национального единства, обещает конституцию и назначает либеральное правительство. Бегство наследного принца Пруссии Вильгельма в Англию.

Император Николай отвечает на европейские события грозным Манифестом о намерении России противостоять европейской смуте.

Жуковский: «Прусская монархия рухнула. Что будет следствием этого для всей Германии и для всей Европы? Знает один все устраивающий Бог». «Спасение Германии в одном только: единство и твердость внутреннего союза между государствами, а в государствах между народами и государями… Все здесь ждут, что король Прусский станет впереди. Что бы то ни было, решительный меры должны быть взяты без всякого замедления».

Поэт восторгается манифестом императора Николая, поразившим «своим великим смыслом безсмысленных возмутителей» (Жуковский 1867: 57).

Апрель — май. Республиканское восстание в Бадене подавлено. Выборы во Франкфуртскую Национальную Ассамблею (831 депутат) и Прусскую Конституционную Ассамблею (402 депутата).

Резкие инвективы Жуковского в адрес «разбойной партии депутатов Национального собрания», которое необходимо уничтожить «вместе с уродливым началом его уродливой конституции».

Лето — начало осени 1848 года. Франкфуртские депутаты создают временное центральное правительство Германии. Восстание рабочих в Париже жестоко подавлено генералом Кавеньяком (более тысячи убитых). «Сентябрьский кризис» и бунты во Франкфурте. Подавление второго восстания в Бадене (Германская Республика Штруве).

Жуковский: «Какой тифус взбесил все народы и какой паралич сбил с ног все правительства! Никакой человеческий ум не мог признать возможным того, что случилось и что в несколько дней с такою демоническою, необоримою силою опрокинуло созданное веками…» «Шумом упадшего французского трона пробуждаются несколько крикунов в маленькой области Германского царства, несколько профессоров, адвокатов, лекарей и марателей бумаги… выходят в бой против}’ всех законных государей… толпа анархистов уничтожает всякий авторитет и всякую возможность порядка. Теперь начинается что-то похожее на противодействие — но трудно поверить его успеху. Слишком, слишком много разрушено». Все надежды на «спасительную реакцию».

Осенью поэт покидает опасный Франкфурт и переезжает в более спокойный (только что успокоенный) Баден, где «в тишине» продолжает работать над переводом «Одиссеи».

Ноябрь 1848 — январь 1849 года. Прусский король назначает премьер-министром консерватора графа фон Бранденбурга. Последний вводит армию в Берлин и объявляет в городе осадное положение. Новое прусское правительство вначале выводит Конституционное Собрание из столицы, а затем разгоняет его. Король объявляет указом хартию, гарантирующую священные права монарха и его исполнительной власти.

Жуковский приветствует решительность прусского короля и призывает его к большей твердости. «Король стал на ноги… Вынуть меч из ножон ему трудно… но когда меч уже вынут… он, думаю, из руки его не выбросит и не покажет тыла врагу своему…» «После отвратительной, сердце терзающей оргии безначалия, в которой так открыто, так нахально буянствовала малочисленная шайка анархистов… народ, отрезвленный решительностию короля и храбростию его нынешнего министерства (вечная слава графу Бранденбургу!), оказался в прекрасном, умиляющем и ободряющем душу блеске». Но «наступает время решительного боя; две великие рати выступают в поле одна на другую… Ясно одно: тот, кто в этой войне останется победителем, силою меча утвердит порядок».

Март — апрель 1849 года. Франкфуртская Национальная Ассамблея завершает работу над конституцией объединенной Германии. Депутаты предлагают имперскую корону Фридриху Вильгельму Прусскому. Король отказывается признать конституцию, подготовленную во Франкфурте, и угрожает применить силу против ее сторонников. Австрия просит русского императора о вооруженной помощи в борьбе с венгерской революцией.

Жуковский: «Настоящее просветлело, но будущее грозно», «… дело не обойдется без пушечной музыки». Между тем победа сил порядка уже не вызывает сомнения.

17 апреля «Одиссея» завершена.

В конце апреля Жуковский уезжает из Бадена в Швейцарию и печатает вторую часть поэмы в Карлсруэ. В Бадене начинается восстание (одно из последних), с которым жестоко расправляется наследный принц Пруссии Вильгельм (будущий император).

Весной 1849 года журнал «Москвитянин» с радостью сообщает читателям, что В. А. Жуковский завершил свой многолетний труд над переводом «Одиссеи» Гомера:

Самому спокойному, мирному произведению древней Поэзии судьба привела быть переведенным в самое бурное из новейших времен и напечататься под громом пушек и при блеске сабель.

Появление «успокоительно-изящной» (выражение Погодина) «Одиссеи» в кровавый 1849 год представлено здесь как символическое веление судьбы.

Как же относится «Одиссея» (точнее, ее вторая, заключительная, часть) к современной истории? Традиционный ответ на этот вопрос сводится к двум словам: бегство и поучение. То есть с помощью своего перевода русский поэт якобы бежит от страшных событий в идеальный мир классической древности и противопоставляет последний хаотической современности[259]. В пользу такого эскапистски-дидактического толкования как будто говорит и собственное признание Жуковского, писавшего из тихого Бадена в ноябре 1848 года: «Чтобы отвести душу от настоящего, я принялся опять за работу, от которой давным-давно поневоле отстал, опять за мою Одиссею, которую, может быть, зимою и кончу, если какое-нибудь новое наводнение нас здесь не потопит или отсюда не выгонит» (РА 1885: 252; курсив мой. — И.В.). Поэт называет свою «Одиссею» «лекарством от всего печального» (Жуковский 1867:60).