Я тебя никому не отдам - Олег Рой

После еще нескольких попыток дозвониться до тетки – каждый раз бесконечные длинные гудки, в итоге сменяющиеся механическим голосом, равнодушно сообщающим, что абонент не отвечает, перезвоните позже, – царапучие котята в душе разрослись до размеров хорошего тигра. Ну что ж. Если гора не идет к Магомету…

Во дворе до сих пор стоял ее старенький, выбранный когда-то за полную неприметность «Фольксваген». Таня не особенно им дорожила и собиралась даже бросить его здесь, при «бывшей» квартире, когда начнет эту пресловутую «новую» жизнь. Но новая жизнь не то откладывалась – хорошо, если так, – не то закончилась, не успев начаться. Так что старый верный конек-горбунок еще пригодится.

И вновь под колеса ложилась знакомая, кажется, уже до последней выбоины дорога к теткиной деревне. Сколько раз за последнее время Тане приходилось мотаться по этим километрам туда-сюда? Не отрываясь от руля, она каждые десять минут набирала теткин номер… С тем же результатом. То есть вообще без оного. Очень хотелось нажать на газ и погнать с космической скоростью, но… только неприятностей с ГИБДД ей сейчас и не хватает. Нет уж, лучше побыть приличным водителем.

Таня успокаивала себя тем, что раз Сергей ее запугивает, значит, тете Люде ничего, скорее всего, не угрожает. Тот, кто пугает, ничего не предпринимает. Тем более чтобы что-то предпринять, надо же для начала иметь какую-то информацию. А Сергей знает лишь имя – тетя Люда. Ни фамилии, ни адреса. Ни, кстати, настоящего имени самой Тани.

Когда она въезжала в Петровку, на опустевших улицах уже загорались фонари, окна за занавесками мерцали где леденцово-желтым, электрическим, где мертвенно-голубым, телевизионным светом. Но дом тети Люды стоял темный, словно пустой. Собственно, примерно это Таня предчувствовала, начиная уже от Серпухова. Она всегда славилась своей интуицией. Толку-то!

Калитка стояла нараспашку. А тетка всегда на ночь накидывала щеколду. Не столько от злоумышленников, сколько от беглых коз и бродячих собак. И дверь дома тоже не заперта. Конечно, тетя Люда могла отправиться к кому-то из соседок – в компании веселее смотреть телевизор, – но… ох, вряд ли.

– Теть Люд! – тихонько позвала Таня, входя в темные сени.

Очень глупо. Если уж звать, то так, чтоб тебя могли услышать. Или уж не звать…

Тетя Люда была в большой комнате – в той, где они так весело смотрели мультики и старые детские фильмы. Сидела на том же диване, точно кино смотреть собралась. Вот только телевизор был выключен. И тетя Люда – тоже. Таня тщательно осмотрела тело, одетое в старенькое ситцевое платье – «огородное», говорила тетя Люда. Признаков насильственной смерти не видно. Да и вообще. Ни синяков, ни следов от уколов. Хотя сомнений нет – вчера или сегодня утром тут побывали гости. И в процессе «допроса» у тетки просто не выдержало сердце. Потому что таких невероятных совпадений не бывает – чтобы смертельный приступ вот именно сейчас? Да и распахнутая калитка, и незапертая дверь красноречиво свидетельтвуют о незваных гостях.

Таня провела рукой по холодному лицу, закрывая глаза, – последний долг. Уложила мертвое тело на диван, бережно накрыла вынутой из комода чистой простыней… К горлу подступил жесткий колючий комок. Хотелось не то что заплакать, разрыдаться в голос, завыть по-звериному. Еще одна жертва. Господи, сколько же можно?! Когда смерть перестанет идти по ее следам, равнодушно забирая и правых, и виноватых? Зачем?! Господи, зачем? Скучная, недалекая тетя Люда, которая любила глупые сериалы – женится Луис-Альберто на Лауре или нет? – и главным считала, чтоб все были сыты. Пекла пироги, варила варенье, закручивала маринады, невостребованные разносолы копились в подполе и раздавались в итоге по соседям…

Слезы наконец прорвались неудержимым потоком, и Таня, ничего не видя за горячей влажной пеленой, мешком осела на пол, уткнувшись в жесткий диван. Сколько это продолжалось? Вряд ли всю ночь. Когда она подняла наконец голову – на колючем диванном чехле расплылось мокрое пятно, – за окнами еще висела глухая тьма.

Нужно ведь что-то делать? Звонить в «Скорую», чтобы официально, как это называется, констатировать смерть, или, может, в полицию? Надо заниматься похоронами, раздать соседям кур и коз, чтобы с голоду не померли. Господи, о чем она думает?

Таня добрела до кухни, выпила, стуча зубами по краю стакана, теплой невкусной воды. Собственное лицо, отразившееся в буфетном стекле, казалось чужим. Зеркала! Когда кто-то умирает, зеркала нужно завешивать, тетя Люда соблюдала это правило неукоснительно.

Выдвинув бельевой ящик комода, Таня вспомнила: завешивать надо черным. Не простынями, не полотенцами, а чем-то непременно черным… Кажется, у тети Люды был черный платок. Или косынка? Где? Она начала лихорадочно выдвигать все ящики подряд. Косынки не было, но в третьем, кажется, ящике под стопкой белья обнаружился потертый коричневый альбом с потемневшей медной застежкой. Таня очень хорошо его помнила – иногда тетка показывала ей старые семейные фотографии. Забыв о зеркалах, она опустилась на пол и пристроила альбом на колени.

Первые страницы занимали серо-коричневые угрюмые тетки в туго повязанных платках и такие же мрачные мужчины в пиджаках или военной форме. Из знакомых тут были в основном тети-Людины фотографии. Смешно нахмуренная девочка в костюме снежинки у высоченной новогодней елки – детсадовский утренник? Та же девочка, гордо поднявшая голову, в белом школьном фартуке, с бантами-пропеллерами и букетом гладиолусов – первый раз в первый класс? Чуть постарше, с подружкой под цветущей яблоней. Паспортные снимки разных лет, семейные застолья, компании студенток педагогического училища – Таня вытащила одну, на обороте был список изображенных. Детсадовские группы с тетей Людой в центре. Дети все мелкие, а тетя Люда от страницы к странице все старше. Несколько отдельных детских и подростковых снимков с дарственными фотографиями. Какие-то взрослые компании, все незнакомые.

А вот и она сама, фото уже цветное, студийное. Большеглазая девочка лет четырех-пяти с длинным «конским хвостом» пышных темно-медных волос серьезно глядит прямо в объектив, прижимая к себе довольно большую, с кошку, меховую желтую пчелу с яркими оранжевыми поперечными полосками и полупрозрачными крыльями. И в самом деле… Как она забыла про эту пчелку? Точно память ластиком стерли. Начисто. И ее, Таню, Пчелкой называла, вот сейчас она даже голос как будто слышит… Да, точно! Вот чуть более раннее фото: любительское, черно-белое. Таня на руках у высокого мужчины – где-то в летнем парке, среди деревьев – прижимает к груди ту же пчелку. Пробившийся сквозь листву солнечный луч падает на мужское лицо бликом, так что черты почти неразличимы, видна лишь улыбка да прямо перед объективом – часы на правой руке, которой он держит Таню. Так же носит часы Учитель – по-военному, на правом запястье. Служили вместе? На следующем снимке – красивая белокурая женщина в открытом сарафане. Мама?..