Творящие любовь - Джудит Гулд

— Ты не можешь выйти, — подумав что ослышался, заговорил князь. — Только не сейчас. Сражение прямо над нами. И потом ты слишком слаба.

— Но кто тогда принесет молока ребенку? — спокойно спросила Шарлотт-Энн, поднимаясь и морщась от боли.

Свекор молчал. На этот раз даже княгиня не произнесла ни слова.

— Мама скоро вернется, — пообещала молодая женщина малютке, поцеловала ее и осторожно передала на руки князю. — Присматривайте за ней хорошенько.

— Обещаю, — торжественно ответил тот.

Шарлотт-Энн осторожно встала, подняла крышку люка и высунулась наружу. Стояла ночь, но вспышки орудийных выстрелов озаряли небо, и грохот взрывов напоминал раскаты грома. Женщина перевела дух.

— Мы будем за тебя молиться, — прерывающимся голосом напутствовал ее князь Антонио.

Шарлотт-Энн посмотрела вниз на своих родственников. В свете разрывов их глаза сверкали, в них были страх и опустошенность. Потом, не колеблясь больше, она осторожно вылезла из убежища, сражаясь с каждой ступенькой лестницы. Ей в нос ударил запах пороха. Вокруг бушевал адский огонь.

Медленно, мучительно она поползла. Каждое движение отзывалось болью, но в своем воображении Шарлотт-Энн все еще слышала крики ребенка и поэтому упрямо ползла вперед.

Ей не удалось проползти и пятидесяти ярдов, как она услышала автоматную очередь. Пули попали ей в бок и руку. Она перевернулась на спину и посмотрела в освещенное зарницами небо. Ничего, кроме удивления, она не чувствовала. Шарлотт-Энн попыталась встать, но не могла сдвинуться с места. Ей показалось странным, что, вместо того чтобы чувствовать боль, она совсем не ощущала своего тела.

И прежде чем потерять сознание, Шарлотт-Энн начала молиться. Не за себя, а за своего новорожденного ребенка. Она так боялась, что девочка умрет еще до наступления следующего дня.

18

Три старухи в изорванных черных платьях медленно передвигались по полю недавнего сражения. Жирные клубы черного дыма поднимались из воронок, рассеянных вокруг. Вся сцена напоминала ночной кошмар. Яркая голубизна безоблачного неба, высокие стволы кипарисов, пламя пожаров озаряет все неверным светом, разбитое оружие, лежащие на земле люди, стонущие или безмолвные, залитые кровью тела тех, кто только что умер или скоро умрет, — все казалось нереальным и, таким образом, более приемлемым.

— Все кончено, — прошептала одна из женщин сухим, прерывающимся голосом. — Они оставили после себя только смерть.

— И умирающих, — добавила другая, вцепившись в рваную шаль изуродованными артритом пальцами. Ее острые, проницательные глаза впились в тело, лежащее лицом вниз у ее ног. Судя по форме, это был итальянский солдат.

Ногой она слегка подтолкнула его, чтобы перевернуть на спину. Окровавленное лицо взглянуло вверх невидящими глазами.

— Узнаешь его? — прошипела третья старуха.

Женщина покачала головой и осмотрелась. Сильный запах смерти ударил ей в нос. Она быстро перекрестилась. Для старой женщины смерть не была в диковинку. Трижды она сама чудом избегала смерти. И разве не на ее глазах другие крестьяне умирали от голода? Не ее ли глаза видели, как расстрельная команда выстроила у стены ее родственников и друзей? И не она ли получала письмо за письмом с извещениями о смерти внуков и детей? В живых теперь остались только самые старые и самые юные. Да и тех немного.

До нее донесся радостный возглас другой старухи, увидевшей блеск золота на одном из пальцев руки, залитой кровью. Она покачала головой, пожевав губы беззубыми деснами. Ничто не ново, ни жизнь, ни смерть. Просто сейчас смертей было больше. Но разве она не предсказывала это? А ведь лишь у нее хватило смелости высказать свою ненависть к фашистским свиньям.

Ее губы все еще беззвучно шевелились, пока она обходила широкую воронку от бомбы и прокладывала себе дорогу мимо растерзанных, израненных тел. И вдруг она увидела это.

— Быстрее сюда, — позвала она остальных, жестом зовя их поторопиться.

Те подбежали и посмотрели вниз.

— Это княгиня, — прошептала первая из женщин. — Перед смертью все равны!

— Нет, она не умерла, — негромко отозвалась другая. — Видишь? Еще дышит, — и быстро осенила себя крестом.

— Тоже мне княгиня, — прошипела третья. — Она американка и вышла за него замуж только из-за титула. Плевать мне на нее! — И старуха плюнула на неподвижное тело. — Для нее и смерть слишком хороша!

— Не говори так об умирающей, — остановила первая, кладя сухую, сморщенную руку ей на плечо. — Пойдем, мы должны посмотреть, не лежит ли здесь кто-нибудь из знакомых.

— Да плевать мне на тебя! — снова прошипела та.

— Погоди-ка, — резко сказала первая. — Слушай!

Все трое насторожились, прислушиваясь: до них донесся приглушенный тонкий плач.

— Это ребенок, — заметила первая старуха.

— Нет, это стонет солдат, — отозвалась вторая. — Перед смертью даже мужчины плачут, как дети.

— Или это ветер, — добавила третья.

Черные видения медленно исчезли из виду, когда Шарлотт-Энн снова пришла в себя. Не поворачивая головы, она оглянулась, ее взгляд был рассеянным. Белые облака расступились. Их место заняла огромная голубизна неба, окружившая ее. Она была под водой и смотрела вверх. Черные тени — это были люди, заглянувшие в бассейн, где Шарлотт-Энн спокойно лежала, словно рыба, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание. Ей показалось, что она узнает запах, ускользавший от нее раньше, а теперь он ощущался сильно как никогда. Ей однажды доводилось встречаться с ним, много лет назад, когда ее забрали в больницу с приступом аппендицита. В это же время где-то на скоростном шоссе произошла авария, и именно тогда она впервые почувствовала этот всепоглощающий металлический запах.

Запах смерти.

Смерти? Шарлотт-Энн с удивлением смотрела в синее небо. Нет, она не может умереть, смутно подумала женщина. Только не в этом круглом прекрасном водном пространстве, где ей так хорошо в приятном оцепенении.

Медленно, даже очень медленно, она повернула голову и увидела рану на руке. Нахмурилась. На какое-то мгновение ей не удалось осознать увиденное. Потом на нее навалился страх, и, словно вспышка молнии, к ней вернулась память.

Взрывы бомб, свист пуль.

Землетрясение, поднявшее почву впереди нее.

Странное безболезненное оцепенение ее тела, после того как ее дважды обожгла волна боли.

Изнутри ее била дрожь.

Быстрый взрыв, и кровь устремилась к ранам, словно в поисках выхода из ее тела.

Фонтаны крови, густой и красной, полились вниз, вытекая наружу, будто рубиновые потоки обильного теплого дождя.

Ее мозг раскручивал ленту памяти, и ею овладевал страх. Сердце бешено билось, хотя она сделала слабую попытку успокоиться. Шарлотт-Энн постаралась выровнять дыхание и дышать поглубже. Через некоторое время пульс ее замедлился, и она снова почувствовала, что теряет сознание.

Она умирала. Осознание этого пришло неожиданно. Шарлотт-Энн подумала, как же это прекрасно… Силы постепенно оставляют ее, голова начинает кружиться, словно она тонет во всепоглощающем водовороте. Все окружающее теряет очертания, и вдруг впереди вспыхивает белый свет, ярче, чем тысячи солнц. Как легко было бы отдать себя этому обманчивому манящему сиянию!

Шарлотт-Энн почувствовала, как что-то мокрое ручейком потекло по ее щеке, с трудом разомкнула губы и ощутила соль слез. Она все еще была жива.

Картины водоворотом кружились в ее воображении, волшебным образом становясь моментами ее жизни…

Совсем еще девочка, скорбно поджав губы, медленно и осторожно идет рядом с матерью, несущей прах ее отца…

Вот школьница бежит, задыхаясь, вверх по лестнице, чтобы с гордостью показать табель…

Полуребенок, полуженщина истерически смеется, слезы текут у нее по щекам, а ее лучшая подруга Джина изображает завлекающую походку светской женщины…

Рассудительная молодая женщина стоит на палубе лайнера «Иль-де-Франс», она направляется в Европу, в школу, а каменные джунгли Манхэттена на берегу медленно отступают назад…

Нью-Йорк… дом…

Шарлотт-Энн медленно закрыла глаза, веки ее дрогнули. Она так устала. Ей больше не хочется оставаться под водой. Ей не хочется оставаться здесь. Ей только хочется вернуться назад, в то далекое время. В другой мир и другое время.

Княгиня ди Фонтанези, богатейшая женщина Италии, урожденная Шарлотт-Энн Хейл, увидевшая свет в маленьком городке в штате Техас и выросшая в Нью-Йорке, хочет вернуться домой, где все было таким чистым, теплым, безопасным и приятным.

Ее мысли снова перенеслись назад в прошлое, и ее жизнь, словно сон, прошла перед ней. Водоворот воспоминаний спрессовался в несколько коротких минут.