Хранители равновесия - Дария Дмитраш

Странным делом, в вышине, среди усыпанных острыми иголками ветвей, переплетались лианы, давая дополнительные побеги, свисая вниз, распускаясь гигантскими цветами красных, желтых и белых тонов. Солнечные лучи путались в преграждающих их путь ветвях, лианах, цветах. Это создавало небывалое многоцветие. Иногда казалось, что в небе не прекращая, играет многоступенчатая радуга, либо поселился кусочек северного сияния. По широким лианам, по податливым ветвям, что ни в коей мере не угрожали никому своими колючками, ходили феи, переговариваясь. Их звонкие голоса вплетались в звонкое журчание ручейков, придавая окружающему миру непередаваемый колорит.

Внезапно наступил вечер. Феи попрятались по своим домам, небо стали заполнять тучи, поднялся непокорный ветер. Даже магические светильники колыхались под его порывами, словно языки пламени. Он всё усиливался, грозя перетечь в бурю.

По древесной тропе проследовал силуэт. Молодой фей, его волосы отливали кроваво красным цветом в свете магических светильников. Их трепал ветер, то приглаживая, то взъерошивая, расправляя. Карие глаза горели непонятным блеском. В них таилась то ли злость, то ли ярость. А, может быть, безумие?

Не обращая внимание на то, что ветер усиливается, раздувая полы его плаща. Что каждое его дуновение теперь может с лёгкостью сбить с ног, он подошел к высокой сосне, что даже на фоне остальных гигантов выделялась своей высотой, даже некоей внушительностью. Он застыл, глядя на её кроны. На скрывавшуюся в её коре потаённую дверь. И губы его кривились в злорадной усмешке.

Полыхнула молния, с неба упала первая массивная дождевая капля, разлетаясь вдребезги, словно стекло. Небо громыхало, рычало, выражая своё недовольство. А странный пришелец всё гипнотизировал древо.

Кренились под порывами ветра деревья. Тяжелые капли дождя отбивали барабанную дробь. Внезапно незнакомец поднял вверх руку, закручивая податливую, воздушную стихию в спираль.

— Ты. Я говорил, ты пожалеешь, — прошипел странный маг, в то время как воздушная воронка всё больше скрывала его фигуру от постороннего взгляда. Вновь полыхнула молния, ударяя в дерево неподалёку. Раскрасив заревом мглу, вспыхнул пожар. — И теперь ты умрёшь, — почти с наслаждение промолвил странный маг.

Грозовые тучи закрутились спиралью, сбрасывая вниз воду одним сплошным потоком. Воздушная воронка всё отчётливей принимала вид торнадо. Полыхнуло ещё несколько молний, невзирая на рыдающее небо, всё смелее стали разгораться пожары.

Кто-то закричал. Послышались сначала одинокие, но вскоре всё более частые панические возгласы.

— Нет, Циния!

Странный маг хрипло захохотал. Поток ветра ещё более усилился, стволы соседних деревьев стали крениться, с громким хрустом ломаясь. Крики всё усиливались, перерастая в многоголосый гул. В небе всё чаще полыхали молнии, ударяя в землю. Феи выскакивали со своих жилищ, чтобы в следующий миг потоком воздуха их снесло в сторону всё более разгорающегося пожара.

— Что, нравиться? Нравиться тебе? — кричал маг, оглядывая вывернутую до неузнаваемости действительность безумным взглядом.

Торнадо ширилось, разрасталось. Для этой мощи многовековые сосны были что спички либо зубочистки. Мир фей колыхался, то выламываясь ветром, то корчась от жара пламени.

— Нееет! — закричал Ирис, срывая голос. — Нееет, пожалуйста!

Он соскользнул с ветки, на которой всё это время лежал и полетел вниз. Ничто не замедлило его падение. Ни ветер, ни крылья. Всем своим весом ударившись о твёрдую землю, он скорчился, скрутился клубком от неимоверной телесной и духовной боли. Из глаз его текли слёзы непонимания, неверия. Он вспоминал, как корчились в муках тела его собратьев, поглощённые пламенем. Он наблюдал за тем, как сопротивляясь ветру, молодой фей пытался вытянуть из-под обвала свою возлюбленную. Он знал, насколько больно сгорать в пламени, понимая, что дома в испуге застыли маленькие дети. В его сознании до сих пор шумел ураган, ломающий, коверкающий всё на своем пути, всё, до чего мог дотянуться.

— Ирис, что с тобой?! — услышал он такой знакомый, такой родной голос. Подняв затуманенный неверием и горем взгляд, он увидел ту, что всегда несла в его сознание свет и неосознанно протянул в её сторону руки. Диази упала перед ним на колени, укутывая его голову в своих объятьях.

— Ну-ну, всё хорошо, — шептала она, гладя его по голове. — Все хорошо, слышишь?

Дрожа всем телом, он прижимался к ней, слушая биение её сердца, находя укрытие от всех бед в тепле её тела, в успокаивающем шепоте её нежного голоса.

Остальные сгрудились рядом. Здесь были даже Каракал и Камомила.

— Что с ним произошло? — дрожащим голосом спросила магеса.

— Он что-то увидел. Страшное, — хмуро ответил Бэлл и повернулся к Каракалу, заметив, что тот хочет перебрать на себя частичку боли провидца. — Не смей. Это только отодвинет последствия. То, что сейчас делает Ди гораздо более целебно. Давай их оставим.

— Шутишь? — нахмурилась Кама.

— Отнюдь. Поверь, это будет только к лучшему.

Каракал согласно кивнул и пошел в сторону озера. Его примеру последовал Бэлл. Камомила ещё некоторое время стояла, глядя на живописную парочку. Такого выражения лица у подруги она ещё не видела. Помесь тревоги, боли и нежности. Легкий трепет и немного страх. Это зрелище было слишком интимным и Кама смутилась, поспешно последовав за остальными.

Глава 23

Дрожь уходила из тела. Калейдоскоп страшных образов затих, будто проходящая буря. Сердце всё ещё гулко стучало в груди, но его ритм начал выравниваться, успокаиваясь. Дыхание уже не вырывалось изо рта судорожным хрипом, став спокойным и ровным.

Его голова покоилась на коленях Диази, которая гладила, перебирала его волосы, даря молчаливую поддержку. Это было так странно. Боль от увиденного, осознание страшной тайны прошлого, сменялось теплом от её близости. Иногда казалось, что он готов выдержать не один десяток таких видений, лишь бы продлить этот момент на века.

— Спасибо тебе, — охрипшим голосом сказал он, сжимая её руку.

— Как же я могла тебя оставить в таком состоянии? — удивлённо спросила Ди, нежно взъерошив его волосы. — Ты же мой друг.

— Друг? — переспросил Ирис, ощущая, как эти слова ранят его сердце, будто протыкая насквозь горячим штырём. — Ну, да. Друг.

Друг. Всего лишь друг. Ничего больше. Но ведь он сам так решил. Молчать. Не говорить. Не показывать. Наслаждаться тем, что есть.

От этих мыслей заныла душа. Сцепив зубы и прикрыв глаза, он сделал колоссальное усилие над собой, поднимаясь на ноги, убирая, разрывая эту близость, что так согрела его сердце.