Если я буду нужен - Елена Шумара

опять удалось защитить себя, стать той дикой дворнягой. Но ведь и с Кирой вышло как-то… по-собачьи. Конечно, Кира предала ее и наказание заслужила. И всё же иголки кололи – так сильно, что хотелось съесть анальгин. Она сунула ежа обратно в шкаф и тихо выругалась.

– Слушай, а чего Кирка-то убежала? – Ванька смотрел на свет в пробирку с головастиками. – Прямо почти ревела.

– Ну ты совсем дурак, – Алина пнула его в колено, – влюблена она в тебя, по самое не могу.

– Серьезно?! – Ванька чуть не выронил пробирку. – Нет, правда, не врешь?!

– Не вру. Давно влюблена, еще с лета.

– А я-то балбес… все в друзья к ней набивался. Но она сама виновата! Она первая начала… дружить. Алинка, слушай, я побегу? Найду ее, ладно? Мы же тут с тобой… ой-ой-ой, дурилы мы, дурилы! На! – Он сунул Алине пробирку и выскочил в коридор.

Алина убрала головастиков, нашла в углу свою тряпку и принялась оттирать с парты какой-то рисунок. Вскоре она поняла, что трет зеленую восьмерку, сложенную из мелких кудрявых надписей: хасс хасс хасс хасс хасс.

Кутаясь в мамин платок, Алина стояла у расписания. Батареи в последние дни еле тянули, и в школе было прохладно. В кабинете завуча, совсем рядом, послышались голоса. Дверь распахнулась, и вышли сам завуч и Борисовна в трикотажном костюме с люрексом.

– Спасибо, Алла Борисовна, дорогая. Выручили. Если бы не спина, я бы ни за что…

– Идите спокойно, Илья Петрович, отдыхайте. Пару папок я уж точно разберу.

– Спасибо, – повторил завуч, пожал Борисовне сухонький кулачок и похромал к лестнице. Борисовна вернулась в кабинет.

Пока они говорили, Алина разглядела ключ, вставленный с внутренней стороны. Борисовна дверь за собой закрыла, но на ключ не заперла, и Алина поняла – вот ее шанс! Сколько раз она пыталась остаться с Борисовной наедине, но та вечно удирала под разными предлогами. Что же, теперь ей деваться будет некуда.

Алина без стука скользнула в кабинет, повернула два раза ключ и положила его в карман. Лицо и руки тут же лизнуло теплым – у завуча работал обогреватель. Борисовна, видимо, только севшая за стол, поднялась.

– Здравствуйте, Алина. Мне кажется, или вы случайно заперли дверь?

– Вам кажется, Алла Борисовна. Я заперла ее не случайно.

– Полагаю, – Борисовна снова села, – вы чего-то хотите от меня. Правда, я ума не приложу, чего именно.

Алина шагнула к ней, посмотрела сверху вниз и, как с горки ринулась, сказала:

– Я знаю, мой отец в городе.

– И что? – Борисовна равнодушно пожала плечами.

– А то! Мы не выйдем с вами отсюда, пока вы не скажете, кто он! И не притворяйтесь, будто не в курсе!

– Зачем же, я в курсе. – Она произнесла это так спокойно, что Алина на секунду поверила: вот сейчас, сейчас все тайны будут раскрыты. Но поверила, конечно, напрасно. Борисовна дернула тесемки на папке, раскрыла ее и принялась перекладывать бумаги.

– Кто мой отец?! – прошипела Алина в тугую, цвета перченой соли гульку.

– Почему бы вам не спросить у матери?

– Но она мне не говорит!

– Милая моя, – Борисовна подняла голову, – но если ваша мать не считает нужным, разве я могу?

– Мы будем сидеть здесь, пока вы не скажете! – Алина плюхнулась на диван.

– Да-да, хорошо, только сидите, пожалуйста, тихо. Я, видите ли, несколько занята.

Алина прикусила палец, чтобы не закричать и не испортить все окончательно. С утра немытый, в чернилах, палец оказался соленым.

Полгода назад она лежала на этом же диване, скрипучем и пахнущем кожей. Лежала в слезах, сбежав от первого поцелуя. Тогда едва начинали сыпаться листья и было тепло и Павел Петрович Хасс не значился в списке Алининых пап.

– А вы знаете, Алла Борисовна, как это – всю жизнь без отца? У лучшей подруги отличный папахен, а у тебя никому не нужная мать… и ты уже сразу не высшего сорта. В неполной семье высший сорт редко зреет. Знаете… когда после школы других забирают, кого-то везут на машинах, а ты… ты Алина Седова, ты прешь в темноте одна, ведь у мамы сегодня продленка. А тебе, черт возьми, всего семь!

– Я знаю, Алина, о чем вы, – Борисовна сняла очки, и те вверх ногами повисли на шнурке, – я сама выросла без отца.

– Вот и скажите мне правду!

– Я знаю также, что тайны надо хранить. Это чужая тайна, Алина, и даже вам я открыть ее не могу.

Щелкнул обогреватель. Алина вздрогнула, встала и подошла к окну. С третьего этажа она видела двор и футбольное поле, и черные, словно обугленные, тополя. К веткам лепились вороньи гнезда. Глупые птицы, подумала Алина, нашли где осесть. Еще и детей заведут. Как мама – родить, а что будет дальше, не важно.

– Тайны они хранят, пенсионеры-герои. – Алина вернулась к столу. – А вы хотите знать, что со мной? Где у меня болит? Сидите, честная вся такая, а я по самые уши… ну знаете, в чем! И в уши набилось, и в рот! Хлебай и молчи?! А я не хочу молчать! Я больше не хочу молчать!

В дверь тревожно заколотили, и кто-то, кажется Варенька, громко спросил:

– Илья Петрович, что там у вас?

Дернулась ручка, но дверь не открылась, и Варенька застучала сильнее.

– Варвара Сергеевна, не пугайтесь! – крикнула Борисовна. – Тут мы с Алиной Седовой, запертые сидим. Помогите нам, пожалуйста.

– Как запертые?! Что за ерунда? Сейчас, Алла Борисовна, потерпите! Я только к завхозу за ключом.

По коридору зацокали каблуки.

Алина упала на стул, вдохнула запах табака и мелиссы – на спинке висел пиджак Ильи Петровича. Холодно посмотрела на Борисовну.

– Если вы заикнетесь матери о том, что здесь случилось, я перестану вас уважать. Навсегда, обещаю. Хотите хранить секреты – храните их все, даже мои.

– Мне не нравится ваш тон, – Борисовна закрыла папку, – но я запомню то, что вы сказали.

Вернулась Варенька, свежая, в теплом голубом платье. Сразу ринулась к Борисовне, стала спрашивать, хорошо ли с сердцем. Борисовна отвечала – да, все в порядке и волноваться не о чем.

– Как же вы тут оказались? – Варенька погладила Борисовну по руке.

– Долгая история, – улыбнулась та.

– А где ключ Ильи Петровича?

– Увы, не знаю.

– Да вот он, – Алина вынула ключ из кармана и бросила на стол. – Алла Борисовна, я вас предупредила.

Не глядя на Вареньку, она подхватила рюкзак и вышла из кабинета.

Солнце, уже по-весеннему яркое, грело Алине затылок. В пальто, но без шапки она снова сидела на подоконнике в Женином доме.