Вор вне закона - Алов Константин

Первым пунктом подняли вопрос о войне с бандитами. Фома предложил подбросить денег Чингизу, чтобы укрепить его группировку.

Писарь поморщился:

— Не нравится мне Чингиз. Сукой буду — не наш пацан.

— Какой он пацан, ему же за сорок. Ляху ровесник, а то и старше, — поправил его кто-то из воров.

— То-то и оно, в его годы поумнеть пора, — согласился Писарь. — А он все такой же отморозок. Чужой он. А что ты, Лях, скажешь? Вы, вроде, чалились набздюм? Лях поднялся с места.

— Я Чингиза плохо знаю. Да, были мы с ним однокрытниками, но в корешах не ходили. Наоборот, еще до отсидки он меня кончать собирался, но вместо этого я его людей помочил. Он с Фомой кентовался, его и спросите. Я Чингиза лет десять не видел, но думаю, он как был по натуре шестеркой и беспредельщиком, так им и остался. Такие не меняются, над ними и время бессильно.

— Но ведь нам сейчас именно такой и нужен, — не согласился Фома. — Тупой, но дисциплинированный. К тому же его ребята всегда под ружьем, а остальную братву быстро не соберешь. Пока опохмелятся да прокумарятся, им десять раз кишки выпустят.

Лях снова поднялся с места.

— Вот что я скажу, бродяги. Все знают, за что меня до срока с кичи сдернули. Чтобы я пропавший общак искал. Вот я и искал.

— Говори, что накопал, — поддержали его с мест.

— А накопал я ровно столько, что хватило на предъяву одному из здесь присутствующих, а именно — Фоме, — заявил лях.

— Что? Да ты, Лях, базар фильтруй, а то… — вскочил Фома.

— Погоди, Фома, тебе слово дадут, — остановил его Писарь. — Продолжай, Лях. В чем ты обвиняешь нашего брата?

Лях прокашлялся.

— Я обвиняю Фому в том, что он вместе с Циркулем крутил общак в "Кара-банке". Циркуля взяли по стуку. Заложил кто-то из своих…

— Хочешь сказать, что я его мусорам заложил? — вскипел Фома.

— Я этого не говорил. Это ты сам сказал, — отрезал Лях.

— Бля буду, это барыги из "Кара-банка" Циркуля заложили! — повернулся к обществу Фома. — А главный их потому и повесился, что знал — отвечать придется.

— Стрелу забить! Правилку им устроить! — снова зашумели с мест.

— Вот пусть Лях этим и займется, — предложил Писарь. — Говори, Лях, что еще у тебя на Фому имеется?

— Фома крышует "БМВ-банк", а именно туда и ушли бабки из "Кары", — сказал Лях.

После долгого и бурного обсуждения Писарь подвел итог.

— Короче, пусть Фома разберется с барыгами. Это не наше дело. Он за лаве отвечал, с него и спросим. На все ему дается неделя.

Грузинские воры Фому поддержали и обещали помочь. Но он знал, что если не вернет в срок общаковые деньги, спросят они с него еще строже, чем свои славяне. Под завязку схода между национальными группами вновь возникла старая вражда.

Славяне упрекали кавказцев.

— Вы воровскими званиями торгуете как апельсинами на рынке. Апельсины и есть. Валите к себе в Сухуми, там и порядки свои устанавливайте.

— Мы звания продаем, но за вклад в общак, — оправдывались кавказцы. — Зато и понятия уважаем. Для нас воровское звание, пусть даже и за бабки купленное, святое. А вы, русские, беспредельщики. Вам на понятия плевать, воров убиваете как баранов.

— Говоришь, мы, русские, беспредельщики? Может и Квали тоже русский? — возмущались славяне.

— За Квали не отвечаем. Он у Нодарика работал. А сумасшедшие в любой нации встречаются.

— А вы у себя в Грузии вообще русских воров ментам сдали.

— Базар не по теме, — напомнил Писарь. — Мы здесь собрались, чтобы спросить с Фомы за общак. Если кто-то из воров с ним вместе бабки крутит, вместе и ответит.

После сходки Фома тут же позвонил Седому. Тот его успокоил.

— Спокойно, с бабками порядок. И менты на сворке. А уж с твоим ворьем как-нибудь справимся.

В отделении люкс Таганских бань стоял дым коромыслом. Из парной в бассейн и обратно сновали украшенные синими татуировками братки и голые девки. В комнате отдыха расположились авторитетные люди, воры-"славяне" — Ваня, Борец, всего человек пять. Был здесь и Писарь. Он не раздевался, всем видом своим демонстрировал неуместность подобного развлечения.

— Не время сейчас расслабляться, — бубнил Писарь, отправляя в рот тонкий ломтик лососины. — Лях дело говорит, добром это не кончится.

— Лажа это все, — расслабленно махнул огромной ручищей Ваня, вес которого сильно зашкаливал за центнер. — Фоме рога посшибали. Куда он денется? Не вернет благо в срок, поставим на счетчик.

Борец, жилистый, невысокого роста, со сломанными ушами, поддержал его.

— Вообще Лях себя ведет не по делу. Братвы сторонится, держится как один на льдине. С братвой оттянуться, стакан-другой залудить, ему западло, что ли?

В зал ввалился Лом, бригадир Вани. Он приблизился к боссу и что-то шепнул ему на ухо.

— Чингиз прибыл, — пояснил присутствующим Ваня. — Сейчас поднимется.

Не успел он проговорить это, как входная дверь распахнулась и в зал влетели двое охранников. У одного из левого плеча текла кровь.

— Атас! Линяйте отсюда! Чингиз братву мочит! — крикнул он и замертво рухнул на пол.

Из коридора послышались негромкие хлопки выстрелов и приглушенных автоматных очередей. Писарь среагировал первым. Он рванулся к двери в подсобку и исчез за ней. Остальные бросились к шкафам то ли за одеждой, то ли за оставленным там же оружием. Но в дверях уже стояли люди с автоматами. Первым в зал ворвался Сильвер. Автоматные очереди косили всех подряд. Законные воры валились рядом со своими пристяжными шестерками, проститутками и быками, не сумевшими обеспечить авторитетам должной охраны.

Закончив кровавое дело внутри сауны, Сильвер связался с шефом по мобильнику. Через минуту тот и сам вошел в зал.

— Как управились? — с беспокойством спросил Чингиз.

— Полный порядок. Ребята раненых добивают, — доложил Сильвер.

— У нас потери имеются?

— Нет, на сухую разобрались.

— Хорошо, зачищайте и уходите, — дал команду Чингиз.

Прибывшая по вызову администратора наряд милиции обнаружил лишь мертвые тела. Трупы вялились в жаре парной, плавали в кровавой воде бассейна и в лужах крови на полу.

Единственный человек, оставшийся в живых после бойни, Писарь к этому моменту был уже далеко. Убийцы, впрочем, тоже.

Воры Георгий Квантилиани по кличке Сван, Зураб Ходжава — Ходжа — и Вано Орбели — Князь — ужинали в принадлежавшей Свану шашлычной "Пацха". На столе возвышались трехлитровая бутыль настоящей грузинской Хванчкары и пара бутылок самтрестовского коньяка КВВК, произведенного в эпоху социализма. Покончив с закусками, гости ожидали горячее.

— Выгони своего повара, — посоветовал хозяину Князь. — Разве это сациви? Это суповой набор из куриных костей в грязной воде вместо орехового соуса!

— Зато какая долма! — возразил Ходжа. — Я такой долма только дома в Сухуми кушал! Скажи, чтобы шашлык подавали. Мне по карски. Люблю большие куски.

— Уже несут, произнес Сван, услышав за спиной торопливые шаги.

Но это был не официант. В кабинет вошли трое в надвинутых на глаза вязаных шапках-бандитках. Впереди был Сильвер, в его руках был автомат с глушителем, двое остальных были вооружены пистолетами.

Автоматная очередь срезала всех троих законников. Сильвер закончил стрельбу и взмахнул рукой. Двое с пистолетами подскочили к упавшим и выстрелили каждому в голову по два раза.

Сильвер достал мобильник, набрал номер и тихо произнес.

— У нас все чисто, мы уходим.

Через секунду трое убийц исчезли так же тихо и незаметно, как и появились.

Вор Тариел Гурамишвили, известный как Гурам, не скрывал торжества. Он развалился на заднем сиденье своего пятисотого "мерина", которого давно мечтал сменить на "майбах". Теперь, похоже, мечта сбывалась. Сидевший рядом с ним Дато Батумский, напротив, был озабочен.