Договорились. Часть 2 - Ирина Воробей

казавшимися просто дырками. Парень сразу плюхнулся на разложенный диван, застеленный клетчатым покрывалом. Скрип старых досок и пружин прорезал уши. Дверцы шкафа тоже стонали, нехотя открываясь.

— Поздравляю. Ты вообще первый, кого я привожу домой, — Карине хотелось заглушить неприятные звуки или собственный стыд, который в душе разорался сиреной.

— Ооо, — Зайкин самодовольно оскалился. — Спасибо, я польщен.

— Считай это экскурсией в нищету. Думаю, ты раньше такого не видел.

Она рылась на полках в одинаково черных вещах. Не сразу сообразила, что перебирает мужскую одежду. Парень хмыкнул.

— Не надо думать, я не в воздушном замке живу. И вообще-то в приюте для бездомных с детства тусуюсь. И друзья у меня самые разные.

Карина не то выдавила смешок, не то кашлянула. Переметнулась на полку ниже, надеялась там найти женские платья. И первым делом наткнулась на серую юбку. «То, что надо», — озарилось лицо.

— И долго еще ты будешь обвинять меня в богатстве? Я к этому не причастен, как и ты к своей бедности.

Она вздохнула, не оборачиваясь. Искала в куче тряпья юбку поприличнее, но они все очень походили друг на друга. Фасон всегда был один: «солнышко» ниже колен. Только фактура отличалась, впрочем, даже этого было немного — на выбор штуки три.

Зайкин подошел и выхватил одну юбку.

— А постремнее че-нибудь есть? — голова уже просунулась между полками.

Карина глянула на прошловековое одеяние и задалась вопросом: «Куда уж дальше-то?».

Парень зарылся в одежде, полностью вытеснив девушку. Она смиренно отошла в сторону. У него ушло минут пятнадцать, чтобы все внимательно пересмотреть не по одному разу, но выбор, в самом деле, был невелик. Материнский гардероб был еще скромнее, чем их с Полиной. На одной полке помещалось все, что она носила. Только белье и носки лежали в отдельном ящике, который выдвигался из-под полки ниже.

— Ладно, юбку можешь брать любую, они все равно одинаковые, — наконец, сдался Зайкин. — И вот это.

Он вытащил шерстяную кофту на единственной огромной пуговице, коричневой с разводами. На серых полах буйствовала красками вышивка — маки переплетались с васильками, к ним подбивались ромашки и что-то совсем мелкое желтое, наподобие, «кислицы», вкраплялось между. Такую даже мать никогда не носила. Карина ее в этом, по крайней мере, ни разу не видела, зато помнила на фото бабушки. Догадалась, что мать оставила вещь на память.

Парень полез снова и вынул белую блузку с толстыми плечами. В девяностые мать в ней щеголяла модницей наверняка, а Карина сейчас сошла бы за слепую любительницу винтажа без стиля и вкуса. Она вытянула губы в сторону, но молча переняла и это.

— Ну, давай, примерь, — Зайкин скалился.

В синих глазах булькало удовольствие. Он разглаживал фигуру девушки взглядом, не отрывался, ждал шоу. Карина ухмыльнулась и решила устроить ему целое зрелище.

— Помоги расстегнуть, — повернулась спиной и подняла волосы, чтобы открыть молнию.

Парень шагнул к ней и аккуратно опустил собачку до самого шва. В смутном лакированном отражении дверцы она заметила, как горит синее пламя, окаймленное красными веками. Он впитывал ее запах с жадностью. Но кокосовый слышался острее. Или она только его и ловила, а на свой не обращала внимания.

Волосы Карина перекинула через плечо вперед и медленно опустила рукава по одному, оголив плечи и широкий треугольник спины. Так же не спеша вытянула руку из платья, затем вторую. Потянулась, встав на цыпочки, и слегка потрясла бедрами — остальное слетело само. Лопатками почувствовала, как разогрелось его дыхание. Выпятила попу. Стринги и без того демонстрировали ее полностью, но хотелось подобрать лучший ракурс. От этого движения ягодицы чуть коснулись его штанов. Парень не растерялся и, схватив ее за тазовые косточки, прижал к себе. Чтобы не упасть от резкого рывка, она уперлась рукой в шкаф и громко ахнула. Чувствовала, как в нем твердеет возбуждение.

— Не изводи меня, Кариш, — процедил он настороженно, а сам пальцем гладил кожу по линии стринг. — Я и так на взводе.

Прикосновение обжигало слабым огоньком, едва-едва, а она вся уже искрилась. Сердце разбухло. И стучало тяжело.

— Я нарочно, — шепнула с придыханием.

Девушка разворотом вырвалась и прижалась к шкафу, согнув одну ногу в колене. Лямки бюстгальтера спали с плеч, повисли на руках, но грудь из чаш не выпала, лишь выбивалась за края, приподнимаясь на вдохе. Языком она водила по губам, закусывала их зубами, сжимала и разжимала, приоткрывая.

Зайкин хотел, но не мог оторвать глаз, смотрел отчаянно, пытался сохранить крепость, а становился рыхлым изнутри. Только член крепчал и уже отчетливо торчал из штанов. Вся сила уходила туда. Карина жаждала обуздать эту силу, смаковала вкус его члена во рту, такой же кокосовый и пряный, как он сам, воображала удовольствие, с каким бы целовала розовую головку, пыталась представить его внутри себя. И ощущения, от которых бы билась в конвульсиях. Слабые отголоски предвкушаемого блаженства щекотали нервы.

— Ты зря меня не боишься, — один шаг, и синие глаза глядели в упор.

Хваткие пальцы оцепили шею. Член воткнулся в живот. Девушка вздрогнула. От безумного желания быть им растерзанной. Дышала ему в грудь, едва сдерживая губы от поцелуя. Руки спрятала за спину, чтобы не сорвать с него одежду. Он одной уперся в шкаф и склонил голову.

— Трахну ведь сейчас, и не остановишь.

Она бы и не пыталась. Именно этого и боялась. Еще никого и никогда не хотела так безудержно. Привыкла, что все хотят ее. Наслаждалась только чужим желанием. И впервые страстно жаждала кого-то сама. Проглотила бы, не жуя. Уже была готова кончить. От одного только его присутствия. Просто близости, даже без прикосновений. Это было мучительно. Невыносимо настолько, что не хотелось прекращать.

Парень опустил бюстгальтер на живот. Налитая свинцом грудь выпрыгнула из оков. Соски выпирали, подставляли себя для ласки. Большим пальцем он нежно коснулся одного, второй захватил губами. Карина простонала, вытянув позвоночник. Попой вжалась в гладкие дверцы. В стринги вытекло ее желание.

И воля схлопнулась. Он мог творить с ней все, что хотел. Она бы поддавалась безропотно. Упивалась теперь собственным бессилием. Торжествовала победу чувств над разумом. Приготовилась к бесконечному удовольствию.

Зайкин заглянул ей в глаза — в последний раз спрашивал разрешения. Карина впилась в него поцелуем и пропала.

Они долго целовались. Ей не хотелось сдаваться, хотелось им овладеть по-женски изощренно, чтобы заставить мучиться от желания и страдать в блаженстве. А тело ее плохо слушалось, подчинялось ему полностью, выгибалось и напрягалось от каждого его действия.

Она вонзала ногти в голую спину и облизывала мочку уха. Ей нравилось заглатывать