Присвоенная - Нина Бархат

К сожалению, следы в моей душе были глубже.

Если днем я могла контролировать свои мысли, не позволяя сознанию утянуть себя в омут воспоминаний, то над снами я была не властна. И прошлое, злобно ухмыляясь, брало реванш. Меня снова бесконечно волокли, оставляя позади кровавую дорожку, и каждый угол впечатывался в тело, и каждый встречный взгляд вспыхивал мстительным удовольствием, а искаженные чудовищные черты приближались, смеясь: «Кажется, я не рассчитал силу удара!»…

Я просыпалась от собственного крика в темноте, мокрая от пота и слез…

Но бывали сны и похуже — когда я слышала низкое рычание в ухо, зажатое острым клыком: «Диа — а-на». И от огня было не скрыться! В мире оставался только он, его тело, его руки, его глаза… Навечно!

И крик удовольствия будил меня, окутанную его запахом, с его вкусом во рту…

В такие дни я уходила к океану еще до рассвета.

Однажды, когда Кайл спросил, что мне привезти из очередной поездки, я попросила деревянную чашку. Она оказалась очень похожей на ту, из маленького сонного городка, который так и не стал моим прибежищем. Обнимая ее ладонями, я встречала каждое утро на краю скалы, вглядываясь в серое небо, сросшееся со стальной гладью воды. Ветер расчесывал мои волосы, а горячий аромат кофе обвевал лицо, и я говорила себе, что в мире есть только дом Кайла, океан и утес над ним… И больше ничего.

Приготовив завтрак в первый раз, я не знала, куда деться от смущения: Кайл был так рад, что его благодарность превысила все разумные границы. Я даже пригрозила не заходить на кухню в ближайшее столетие! Но постепенно он привык видеть меня у плиты.

За срок, проведенный в укромном городке, я научилась неплохо готовить и сейчас была рада, что могу не только занять свое время, но и внести посильную лепту в домашний быт.

И лишь иногда, быстро обернувшись за ножом или тарелкой, я случайно ловила полный удовольствия теплый взгляд Кайла.

Чтобы преодолеть скованность в теле после травм, я стала лазить по скалам, окружавшим мою террасу. Никогда раньше я не занималась подобным, но, попробовав впервые, быстро вошла во вкус. Плавная работа мышц и сухожилий служила музыкой, гармонично сливавшейся с камнями, с ветром, заглушавшей боль внутри меня. Медленно, но с каждым днем все увереннее я перебиралась с уступа на уступ, ощущая, как тело наливается силой, возвращается былая гибкость и ловкость.

Иногда я замечала Кайла, с тревогой следившего за мной из окна, но, увидев, что я не рисковала подниматься выше пары метров, он так и не сказал мне ни слова…

С ним было легко.

Несмотря на то, что нас разделяло почти десять лет, я не чувствовала себя ничтожеством рядом с ним, эта разница была человеческой. Напротив, я обнаружила нечто новое, для меня почти незнакомое — появилось ощущение равенства.

С интересом слушая его, я находила, что сказать в ответ, а иногда даже удивляла чем-то ему неизвестным! Два года, наполненные безудержным чтением, принесли плоды.

— Ты очень изменилась, Диана, — заметил как-то Кайл и тут же стал оправдываться: — Нет, не внешне, ты все такая же красивая! Ты даже еще…

— А, брось! — рассмеялась я в ответ. — Если честно, для меня вообще загадка, как в первую нашу встречу ты мог посчитать меня интересной.

— Посчитать… — задумчиво повторил он. — Ты знаешь, к расчетам это не имело никакого отношения! Твои глаза, голос, дыхание обрушились на меня сразу, лишив возможности что-либо просчитать.

Но я тут же увлеченно начала рассказывать об одном древнем математике, биография которого запомнилась мне так кстати… А на закате, когда солнце гасило свой раскаленный край о воду, мы брали бокалы, вино и шли к прибою. Я неутомимо, как щенок, убегала от волн, а Кайл смеялся, глядя на меня, — моя мокрая одежда свидетельствовала в пользу океана. Казалось, мне никогда не надоест все, что с ним связано! Я могла часами перебирать ракушки и разноцветную гальку, выкладывая из них недолговечные картины, смывавшиеся ближайшим штормом.

— Ты должна научиться плавать, Диана, — говорил Кайл и улыбался, освещенный золотом заката.

— Ни за что! — смеясь, отвечала я. — Мне нельзя, тогда я никогда не вылезу из воды! А потом превращусь в рыбу и уплыву туда… — я указывала в даль и кричала на полную силу в лицо океану: — И буду жить вечно!

Наш смех переплетался с шипением волн…

— Кайл, что случилось?

Уже второй день он был невероятно задумчив, тих и почти не слышал, что говорила ему я. И это было особенно странно, потому что его повышенное внимание ко мне, к моим словам, настроению и самочувствию порой оставляли впечатление болезненной одержимости.

Но, вернувшись из очередной короткой поездки, он уединился в кабинете и вышел оттуда только перед самым закатом. Даже во время нашей вечерней прогулки он был непривычно молчалив, почти не отзывался смехом на мои нелепые прыжки в пене прибоя.

И вот теперь, во время завтрака, Кайл незаметно от меня, как ему показалось, добавил в кофе столько коньяка, что кофе стал прозрачным. Но, судя по выражению его лица, и этого было мало.

— Так что случилось?

Он оторвался от окна впервые за это нескончаемое утро и посмотрел на меня.

— Какая же ты яркая, Диана!

Я кожей ощутила его теплый взгляд, и от него мои щеки загорелись, а Кайл продолжил, будто это и был ответ на мой вопрос:

— Ты так сейчас красива… Нет, не шевелись! Солнце пробивается сквозь твои спутанные волосы. Ты будто в короне из лучей — принцесса, прекрасная… и беззащитная.

Чтобы разрядить обстановку, мне захотелось немедленно съязвить, что утренний коньяк плохо влияет на него — делает сентиментальным, но искренность, звеневшая в его словах, не позволила мне испортить момент.

И, улыбнувшись признательно в ответ на комплимент, я вернулась к интересовавшему меня вопросу.

— Знаешь, Кайл, всю свою сознательную жизнь я провела в обмане. Давай хоть ты не будешь ничего скрывать от меня? — я настойчиво заглянула в его глаза.

Он вздохнул и, нахмурившись, снова посмотрел в окно.

— Есть работа.

— Ну… это хорошо. Ты же сам говорил, что заказы — редкость.

— Да, но этот — далеко! Не понимаю… Там есть поблизости охотники, но нашли меня. Говорят: «Нам нужен лучший!» — самодовольные нотки вкрались в его голос, несмотря на все старания казаться безразличным.

— А насколько далеко, Кайл?

Он снова насупился.

— Да почти полмира! Конечно, никогда нельзя сказать наверняка, но поездка может занять пару недель, а может, и месяц, — он расстроенно покачал головой, вздыхая. — Слишком далеко и слишком долго!