Время Шамбалы - Александр Андреев

Поскольку «поход» Панчены-ламы на Лхасу задерживался по срокам (но не отменялся в принципе!), он ограничивает свою миссию переговорами с Далай-ламой о воссоединении восточных и западных буддистов под его (Далай-ламы) высоким началом[487]. Но зачем ему такое «воссоединение»? Ведь еще недавно Н. К. Рерих относился к Лхасе и царящим там порядкам довольно негативно и даже собирался низвергать буддийского первосвященника — с помощью Панчен-ламы. Вероятнее всего, он хотел побудить Далай-ламу к реформированию тибетского буддизма (ламаизма) — в том духе, как это происходило в 1920-е гг. в СССР (в Бурятии и Калмыкии) под руководством Агвана Доржиева, что должно было бы привести к сближению коммунизма и буддизма. В случае его отказа Н. К. Рерих собирался провозгласить себя главой западных буддистов — Западным Далай Ламой, при этом его ни чуть не смущало то, что в действительности он представлял лишь горстку своих последователей в Нью-Йорке — членов буддо-теософского кружка («ложи»), созданного им в 1923 г. в стенах своего художественного музея. (С теологической точки зрения такой шаг оправдывался тем, что тибетские ламы фактически признали его воплощением Далай Ламы.)

Тибетское путешествие Рериха началось 13 апреля 1927 г. Несмотря на не участие в нем Панчен-ламы, внешне оно весьма напоминало духовное шествие, возглавляемое «Послом западных буддистов», выступавшим под «знаменем Шамбалы» в виде иконы-тангки Майтрейи и звездно-полосатым флагом Северо-Американских Соединенных Штатов. В пути Николай Рерих (или Рета Ригден, согласно выданному ему в Улан-Баторе «тибетскому паспорту») регулярно проводил духовные беседы со своими спутниками, которые по вечерам, во время бивуаков, собирались в палатке Елены Ивановны. В этих спонтанных беседах-проповедях, он, подобно гуру Нового Века, Говорил о грядущей эволюции мира и ближайших «великих судьбах» Азии, о приходе шестой расы духовных людей, о мировой Общине Майтрейи и мировом правительстве Гималайского Братства, об объединении азиатских народов и создании общеазиатского языка, о кооперации, о теории относительности Эйнштейна, об индийской йоге и т. д. Поучения Махатмы Рериха, как правило, сопровождались чтением отрывков из произведений наиболее духовных восточных и западных авторов — Свами Вивекананды, Ауробинда Гхоша, Ромена Роллана. Во время перехода через безлюдную и унылую Цайдамскую равнину путешественники для поднятия духа слушали на маленьком американском граммофоне энергичную музыку Вагнера — любимого композитора Рерихов — «Полет Валькирий» и «Парсифаля». Со своей стороны, Е. И. Рерих, на протяжении всего пути, столь же регулярно общается при помощи Агни-йоги с «Тонким миром» и Учителями, незримо направляющими Посольство Н. К. Рериха в Державу Шамбалы.

В Цайдаме к Рерихам неожиданно присоединился «Далай-ламский караван» тибетца Чимпы (доверенного лица Донира), вышедший из Улан-Батора в конце ноября 1926 г. (т. е. месяц спустя после отъезда монгольского посольства Гомбодчийна-Чапчаева). Из разговора с Чимпой выяснилось, что он в пути тяжело заболел и шедшие вместе с ним буряты-паломники бросили его на произвол судьбы, прихватив с собой большую часть караванного груза, а это в основном были винтовки, закупленные тибетским представительством (лично Дониром)… у советского полпредства в Монголии (!), как об этом свидетельствует секретное донесение монгольского резидента ОГПУ Я. Г. Блюмкина[488]. Некоторое время Чимпа шел вместе с отрядом Н. К. Рериха, развернув желтый (далай-ламский) стяг, однако вскоре Чимпа скончался и Н. К. Рериху пришлось взять на себя труд по доставке «спец. груза» Далай Ламе[489].

Н. К. Рериху, однако, не удалось дойти до Лхасы. Его посольский караван был остановлен тибетцами на подступах к Нагчу, и все попытки Н. К. Рериха добиться разрешения на въезд в священный город оказались тщетными. Простояв около 7 месяцев на Тибетском плато в условиях необычайно суровых зимних холодов и потеряв большую часть караванных животных, Н. К. Рерих отказался от идеи переговоров с «Желтым Папой» и, обойдя Лхасу стороной, вернулся в Индию. Главным виновником случившегося, как мы знаем теперь, был сиккимский резидент Ф. М. Бейли, информировавший тибетское правительство о том, что «профессор Рерих» является «красным русским»[490]. Этого оказалось достаточно, чтобы тибетские власти, и без того напуганные затянувшимся присутствием в Лхасе «красного монгольского посольства», запретили въезд в столицу еще одной группе «подозрительных иностранцев».

К сожалению, многие обстоятельства Рериховской миссии в Тибет до сих пор остаются окутанными тайной. Нам неизвестны подробности переговоров Н. К. Рериха с руководителями Наркоминдела и ОГПУ летом 1926 г., равно как и его переписка с Г. В. Чичериным и Б. Н. Мельниковым (главой ОДВ НКИД) по приезде в Улан-Батор. Не знаем мы и того, какие инструкции были даны в ОГПУ Я. Г. Блюмкину в связи с экспедицией Н. К. Рериха. Из собственных показаний Я. Г. Блюмкина после его ареста в 1929 г. известно лишь, что он имел какие-то «резидентские задания» в ряде стран, в том числе во Внутренней Монголии и Тибете, на весну — осень 1927 г.[491] Не менее загадочными представляются и возможные контакты Н. К. Рериха с Панчен-ламой или кем-то из его доверенных лиц перед началом экспедиции.

Сохранилось любопытное свидетельство Ю. Л. Кроля о поездке Н. К. Рериха в Пекин и встрече там с Б. И. Панкратовым, в то время служившим переводчиком в советском полпредстве в Китае (впоследствии крупным ученым-синологом). «Познакомились они в 1927–28 гг.», сообщает Ю. Л. Кроль. «Н. К. прибыл в Пекин с границ Тибета, куда попал, проехав по Монголии через Ургу. Художник хотел въехать в Тибет как 25-й князь Шамбалы, о котором говорили, что он придет с Севера, принесет спасение всему миру и станет царем света. Носил он по этому случаю парадное ламское одеяние»[492]. Ю. Л. Кроль, рассказавший эту историю со слов своего учителя Б. И. Панкратова, однако, ошибается в датировке, поскольку Н. К. Рерих после окончания Тибетской экспедиции, Пекин не посещал. Но в таком случае остается предположить, что поездка имела место осенью 1926 г., когда Панчен-лама еще находился в китайской столице, поскольку позднее он переехал в Мукден. Свободно владевший китайским и тибетским языками Б. И. Панкратов вполне мог выступить в роли посредника между буддийским иерархом и Н. К. Рерихом и одновременно контролера последнего.

Главный итог беспрецедентной буддийской миссии для Н. К. Рериха — полное разочарование в Тибете как духовной метрополии Северного буддизма и «удаление» с его территории священного Гималайского Братства. А также разочарование Москвой, не принявшей судьбоносных предначертаний махатм. В 1929 г. Рерих утратил свои концессионные права в СССР, однако не отказался от идеи строительства «Новой Страны». Правда, ему пришлось перенести сроки наступления золотого века Шамбалы с 1927 на 1936 г., но теперь для осуществления Великого Плана он будет искать покровительства и поддержки другой великой державы Запада — Соединенных Штатов Америки.

7. Последние попытки привлечь Далай-ламу на советскую сторону

Неудача, постигшая в 1927 г. обе Тибетские миссии — Гомбодчийна-Чапчаева и Рериха, — как кажется, ничуть не обескуражила советских руководителей. В следующем году Москва наметила еще одну акцию по оказанию воздействия на несговорчивого Далай Ламу с помощью лояльных режиму лам-обновленцев, последователей реформаторского (обновленческого) движения бурятского и калмыцкого духовенства. Составленная из них делегация под руководством главы бурятской буддийской церкви бандида хамбо-ламы Данжи Мункужапова намеревалась отправиться в Лхасу в октябре 1928 г., после проведения очередных буддийских соборов в Калмыкии (в июле) и в Бурят-Монголии (в августе), имея на руках соответствующие их постановления. Идея посещения Лхасы советской религиозной миссией по сути принадлежала самим буддистам — лидерам обновленцев А. Доржиеву и Ш. Тепкину, впервые высказавшим ее еще в начале-1927 г. в связи с состоявшимся в Москве 1-м Всесоюзным Буддийским Собором. Правда, оба они, втайне от советских властей, связывали с этим визитом совсем иные надежды. Вот как об этом впоследствии рассказывал Ш. Тепкин: «В 1927 г. после Всесоюзного Собора буддистов в Москве, решением которого было ограничение возрастной нормы при приеме в духовенство — с 18 лет, а не с 7 лет, как это было до этого, мы подняли вопрос о посылке делегации в Тибет к Далай-Ламе для религиозной связи. Ставя формально этот вопрос перед НКИД таким образом, что делегация наряду с установлением религиозной связи с Далай-Ламой будет информировать последнего о свободе и процветании буддийской религии при Советской власти, что было отмечено в обращении, принятом Собором, фактически же мы имели в виду еще тогда рассказать Далай Ламе о начавшемся нажиме Советской власти на нашу религию, и как результат этого нажима — ограничение нормы для духовенства. НКИД тогда дал согласие на посылку делегации в Тибет, в связи с чем как в Бурятии, так и в Калмобласти проводилась большая подготовительная работа, собирались средства, была закуплена парча для подарков и т. д.»[493].