Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Бенджамин Рошфор

Гёте встречал его в Италии. Он рассказал об этом много лет спустя в письме Кристиану Вульпену, а ещё об этом можно прочитать в его письме одной знакомой, из которого следует, что они выпили при этом немало кьянти. В это время его звали Дель Тюлипо и платил всегда он. Согласно свидетельству Гете, этот Гражданин Мира, как его называли, так как он говорил по-французски, по-английски, по-немецки, по-русски и по-итальянски, обладал большим толстым кошельком, наполненным алмазами, которые он и обменивал у маклеров по мере необходимости. Если согласиться с историком Карамзиным, то он получил эти алмазы от царицы в тот день, когда она впервые принуждена была просить пощады. Происшедшее до этого позволяет ли нам сделать вывод, почему это произошло? То солдат удачи, то авантюрист, то почти монах, то путешественник, Тюльпан бродил по всему свету в состоянии неизлечимой меланхолии и все удовольствия для него были лишь средством забыться.

Он прожил около двух лет с Ненси Бруф. С ней он не пил ни квас, ни кьянти, но в огромных дозах занимался любовью: нужно было забыть как следует; ему - Летицию; ей - тоже Летицию. Первый раз это произошло сразу после фейерверка. На следующий день Ненси нашла свою кассу с мелкими монетами и своих лошадей, украденных клоуном, акробатом и гимнастом на трапеции, возле их трупов. Они были не правы, пытаясь бежать из Йорктауна, чтобы спастись от бомб, так как бомба их и настигла.

Тюльпан не говорил, что хочет бежать с места своего несчастья; возможно, ему не хотелось порывать связь с кораб лем адмирала де Грасса, с которого он так бесцеремонно дезертировал.

Банковская ссуда, которую Ненси Бруф получила в Бостоне два месяца спустя, позволила ей восстановить маленький цирк и потом в течение девятнадцати месяцев они разъезжали по тринадцати Соединенным Штатам, выглядевшим совершенно по-новому после обретения независимости, с тремя крытыми повозками, акробатом, гимнастом на трапеции и клоуном, и тремя пумами в клетке, которых Тюльпан обучил прыгать через огненное кольцо. Он также ездил на лошади, звонил в колокол, бил в барабан и объявлял программу.

Однажды в Джексонвилле, поселке в Луизиане, он заметил среди зрителей, набившихся на скамейки их маленького цирка, человека большого роста, которого, как ему показалось, он где-то видел раньше. После представления этот человек нашел его. Виной тому, что Тюльпан не смог его узнать, была борода-это был никто иной, как бывший отец О`Брейди, который когда-то выбросил свою монашескую сутану для того, чтобы жениться на Присцилле Мильтон! Они молча пожали друг другу руки, вспомнили Велли Форж и О'Брейди произнес простые, но красноречивые слова:

- Ад, мой друг... Я думал, это будет когда-то потом. И ошибся. Ад это сейчас.

Затем он исчез в тумане - в этот день в Джексонвилле был туман, и вместе с ним исчезла из нашей истории, по крайней мере Тюльпан на это надеялся, Присцилла, которая несомненно гладила дома рубашки. Но мрачное настроение кюре навели Тюльпана на размышления о том, какой жизнью он живет, и через некоторое время он начал нервничать. Уже долгие месяцы он никого не целовал, за исключением, конечно, Ненси, так как Ненси, страшно ревнуя его к призраку Летиции, переносила эту ревность на всех, кто не имел чести быть призраком, но имел ужасный недостаток быть женщинами во плоти, откуда следует, что она была менее шаловливой и проворной, чем раньше, но зато весьма внимательно следила, на кого поглядывает Тюльпан. Поэтому в конечном счете он оказался в таком же, может быть только менее изощренном аду, как и О`Брейди, но стоила ли овчинка выделки? Он то ведь был не кюре!

Испытывая отвращение при мысли о необходимости покинуть Ненси, которой он был обязан тем, что не утонул тогда в Йорктауне (возможность, гипотетическая, особенно учитывая его талант в плавании) и которую он нежно любил и поэтому не хотел доставлять ей лишних огорчений, Тюльпан притворился больным по дороге в Санта-Фе и был оставлен для лечения в доме врача.

Когда цирк, у которого был контракт в отдаленном районе, исчез в конце дороги, и Ненси сказала ему:

- Лечись, мой дорогой, мы вернемся через восемь дней, он украдкой вышел из дома врача и двинулся по дороге в противоположном от Санта-Фе направлении. Одет он был в шкуру леопарда, в которую наряжался во время своего номера дрессировщика, обут в римские сандалии с красными завязками до колен.

Угрызения совести мучили его до тех пор, пока в Брюсселе (как он оказался там, это остается тайной) от американского военного атташе, не знавшего, ни с кем он говорит, ни о ком, он не услышал, что Ненси Бруф нашла свое счастье и достаток, выйдя в Техасе замуж за некоего Гальверстона Фицд жеральда, который в течение долгих лет выкопал тысячи ям, из которых так и не брызнула нефть, но в конце концов нашел минеральную воду.

Остается неизвестным, каким образом он вернулся в Европу. Он никогда никому об этом не рассказывал, разве что в пьяных беседах, при которых никто никого не слушает, но вроде бы он говорил, что перед этим был в Нью-Йорке. Он не видел там Анжелу, племянницу Эверетта Покса, его обожаемую Анжелу из Лондона, которая когда-то учила его правилам английского языка, и которую он учил правилам наслаждений: она была в Бостоне вместе со своим мужем. Взамен, убедив дворецкого, что он двоюродный брат Анжелы, здесь проездом и очень хотел бы видеть своего маленького племянника Френсиса, он познакомился с мальчиком, которым наградил Анжелу, тому было семь лет и у него были такие же синие глаза, как и у Тюльпана, и подарил ему шкуру леопарда (купив к этому времени приличный костюм), приведя в восхищение ребенка, который слышал, как при нем говорили о Тюльпане, - дяде, который когда-то был у Анжелы в Англии.

Встреча взволновала его. Может быть, в его легкомысленном теле билось отцовское сердце? На корабле, которым он вернулся в Европу (так как если и неизвестно, каким образом он вернулся, то уж во всяком случае на корабле), он задумчиво посчитал остальных своих детей. Была середина 1783 года, значит Мишелю, которого они зачали с Фаншетой де Турнере, должно быть десять лет; Жозефу-Луи Авроры Батендье - девять лет, и Метью Деборы Ташингем - что-то около семи. Отец многочисленного семейства, множества карапузов с глазками, как васильки, снующих по всем углам - вот кто был этот задумчи вый пассажир, разглядывавший, опершись на планшир, Атлантику.

Можно полагать, что как и тогда в Бордо он не совсем отказался от мысли никогда не влезать в домашние шлепанцы и мог бы быть выведен из этого состояния только новостью о том, что Летиция в Америке и что она жива! Да, можно полагать, что он мечтал собрать всю эту детвору под сенью патриарха в возрасте двадцати пяти лет, которые ему исполнились к тому времени. Однако скоро все эти несбыточные мечты рассеялись! Ведь отцом он был только для Метью, у остальных ребят были другие законные отцы и он не имел к ним никакого отношения.