Мария Стюарт - Родерик Грэм

22 июня в Эдинбург прибыл назначенный послом Киллигру. Ему было сказано, что Мария рада ему и примет его, «как только отпустит боль в грудях». Тем временем она распорядилась, чтобы в его покоях поставили кровать с ее собственным покрывалом из алого бархата. Затем новый посол отправился слушать проповедь в обществе Морея, Хантли, Аргайла, Мара и Крауфорда. Он заметил вражду между Аргайлом, Мореем, Атоллом и Маром, с одной стороны, и Босуэллом, Хантли и лордом Максвеллом — с другой. Босуэлл, казалось, пользовался наибольшим доверием королевы. Он вместе с Летингтоном, все еще запятнанным подозрениями относительно соучастия в убийстве Риццио, собирался отправиться во Фландрию. Не требовалось быть гением дипломатии, чтобы понять: в среде лишенной лидера знати назревает новый конфликт.

Через пять дней после родов, 24 июня, Киллигру увидел принца, которого принесла кормилица. Принца «показали обнаженным. Его голова, ноги и руки весьма пропорциональны». Посол говорил с Марией, все еще весьма слабой и отвечавшей сквозь слабое покашливание. Однако для нее худшее было позади. Шотландия теперь имела наследника, Дарнли был оттеснен от престола, а Елизавете следовало понять, что ее преемник уже появился на свет и криком требует молока в Эдинбургском замке. Можно и не упоминать о том, что такую неделикатную мысль, намекавшую на ее смерть, никто не посмел облечь в слова.

Дарнли пришел посмотреть на новорожденного принца в обществе сэра Уильяма Стенли[70], и Мария, знавшая, что Стенли сообщит о ее действиях, заявила, что Дарнли — отец ребенка, которому со временем предстоит объединить королевства Шотландию и Англию. Дарнли понял, что его из этой схемы просто выбросили, и взорвался: «Это ли ваше обещание все простить и забыть?» Мария ответила: «Я простила, но никогда не забуду. Если бы пистолет Фаудонсайда выстрелил, что стало бы с ним (принцем) и со мной?» Дарнли выбежал из зала в безмолвной ярости.

Дарнли понял, что его лишили всякой возможности добиться власти в Шотландии, и поэтому начал альтернативные — притом изменнические — приготовления. Он состоял в переписке с Филиппом II, а также поддерживал контакты с недовольными католиками в Англии, изучал возможность превратить Скарборо в место высадки армии вторжения из Голландии и потребовать себе управление островами Силли. 5 июля он получил заверения в поддержке от своих союзников на островах, а из Скарборо сэр Ричард Семпл писал, что город и его укрепления будут переданы ему по первому требованию. Дома Дарнли вел себя крайне эгоистично, «шляясь по ночам» и требуя не запирать ворота замка, чтобы он, напившись, мог туда вернуться, и его ничуть не заботило, что этим он ставит под угрозу безопасность Марии и принца.

В июле Мария достаточно оправилась от родов, чтобы посетить Ньюхэйвен близ Эдинбурга, а потом отправиться вверх по реке Форт в Эллоа, крепость графа Мара. Там она снова предалась развлечениям на свежем воздухе. Дарнли присоединился к жене, но провел с ней всего несколько часов. В отсутствие Марии в Эдинбурге при дворе неизбежно возникло соперничество. Начиналось восхождение Босуэлла в качестве королевского фаворита, и он быстро превращался в «самого ненавидимого человека среди всей шотландской знати».

Земли Босуэлла в Пограничной марке — основа его власти — были, как всегда, в волнении. 17 июня был убит аббат Келсо[71] — по слухам, ему отрубили руки и ноги. Преступление совершили лэрд Сессфорда и братья лэрда Фернихёрста. Поскольку аббат находился под покровительством Босуэлла — и, очевидно, немало за это платил, — преступление не могло остаться безнаказанным. 28 июня Босуэлл прибыл в Келсо. Там до него дошел слух, что Мария через восемь дней должна прибыть в Джедбург, расположенный в девяти милях. 8 августа поездка в Джедбург «казалась сомнительной», но к 14 августа Мария была в Меггетленде к югу от Пиблса. Она охотилась с Босуэллом, Мореем и Маром и планировала вернуться в Эдинбург, остановившись по пути в доме Джона Стюарта из Тракейра.

Разногласия между Марией и Дарнли усилились, и тот, обидевшись, уехал в Дамферлайн, а оттуда неожиданно нагрянул в Тракейр. Клод Но рассказывает о следующем эпизоде: «Когда все ужинали, король, ее супруг, пригласил королеву поохотиться с ним на оленя. Зная, что, если она согласится, ей придется скакать быстрым галопом, она прошептала ему на ухо, что находится в тягости. Король ответил: “Неважно. Если мы потеряем этого, то сделаем еще одного”. За это лэрд Тракейра резко сказал ему, что такие слова не подобают христианину. Король ответил: “Что? Разве мы не гоняем кобылу, даже если она с жеребенком?”».

Трудно поверить, что события происходили именно так, как описано, однако ясно, что Дарнли прибыл незваным и вел себя вызывающе. Невозможно представить себе, чтобы Мария могла быть беременна всего через два месяца после рождения Якова — причем от мужа, которым она пренебрегала. А если она — более или менее публично — намекала, что ребенок не от него, то вела себя более чем с обычной безответственностью.

По возвращении в Эдинбург Мария, однако, приказала перевезти младенца Якова в полную безопасность замка Стирлинг — традиционное место пребывания королевских детей, где прошло и ее собственное детство. 22 августа двухмесячного наследника осторожно перевезли в замок в сопровождении леди Рерс, причем королевский эскорт включал в себя 500 аркебузиров. Любопытно, что королева не отдавала приказа об отделке детской до 5 сентября, но уж когда это произошло, расходов не пожалели: было закуплено десять мотков золотой нити и столько же серебряной, четырнадцать фунтов перьев для подушек и двадцать восемь фунтов шерсти для матраса. К ним прибавились пятнадцать елей[72] синей шерстяной ткани на покрывало для колыбели, двенадцать елей на одеяла, два гобелена, а также специально изготовленная кровать. Особые кровати надлежало изготовить для леди Рерс и «госпожи кормилицы». За все упомянутое следовало «отчитаться немедленно, потому что все уже заказано и должно быть срочно получено».

Совет Марии теперь объединился, хотя бы только из ненависти к Дарнли. Летингтона полностью простили, и он отчасти примирился с Босуэллом. По сути, единственным облачком на горизонте было все более выходившее из-под контроля поведение Дарнли. Тот отказался приехать в Холируд, пока там находился королевский совет, и довольно прямо намекал на возможность отъезда из страны, но королева убедила его появиться в замке и «допустила его до постели». Поскольку они провели ночь, ссорясь из-за намерения Дарнли удалиться в самовольное изгнание, поспать им так и не удалось. На следующий день Дарнли приказали предстать перед Тайным советом, на котором в присутствии французского посла Филибера дю Крока Мария и советники потребовали от него изложить все свои претензии. Епископ Росский Джон Лесли потребовал, чтобы Дарнли подтвердил или опроверг сообщение о том, что его ждет готовый к отплытию корабль. Результат оказался неожиданным. Дарнли подтвердил существование корабля, объявив, что больше не собирается оставаться в Шотландии, что покинет страну и станет жить за границей. Лорды пришли в негодование от мысли о том, что такой ненадежный человек будет предаваться невообразимым интригам за границей, а Мария, взяв его за руку, спросила, почему он этого желает. Дарнли пробормотал: потому, что не был сделан королем, а затем, ко всеобщему ужасу, не попросив разрешения удалиться, обратился к Марии со словами: «Прощайте, мадам, вы не скоро увидите мое лицо». Потом повернулся к изумленным лордам, сказал: «Прощайте, джентльмены» и выбежал из зала.