Первый визит сатаны - Анатолий Афанасьев

— Конечно, Надя.

— А разве потанцевать еще вы не хотите?

— Боже мой, да я уже на две жизни вперед натанцевался дома. Два раза ногу ломал на танцах. Я только из-за вас остался.

— Из-за меня?

— Увидел, какая вы одинокая и красивая, не смог уйти.

— А если у меня муж есть?

Алеша нашелся и тут:

— Его можно взять с собой.

Больше она не смогла сопротивляться укоряющему блеску его ярких глаз. Через трясущийся зал прошли, как сквозь строй. Пока брели по слабо освещенным улицам, Алеша болтал без умолку, и Надя поддерживала разговор завлекающим смехом, но едва очутились за околицей, оба замолчали и как-то враз тяжело задышали. Сквозь тьму Алеша пытался высмотреть подходящее местечко для скорейшего осуществления коварного любовного замысла. Поздний июльский вечер, насыщенный влажной истомой, ему благоприятствовал. Когда он на колдобинах деликатно поддерживал спутницу под локоток, она вздрагивала, словно от укола булавкой. Пора приступать, подумал Алеша, а то так дуриком до Москвы допехаем. Как раз они выбрались на бережок вяло текущей в темноте реки. От воды снизу отсвечивало лунной изморосью.

— Присядем! — позвал Алеша, картинно, как это всегда делали славные простые парни в кино, бросив на траву кожаную куртку. Со вздохом, как со всхлипом, Надя покорно опустилась на землю.

С этого мгновения завязалась меж ними нешуточная схватка, которая продолжалась, может, час, а может, и два и проходила в полном молчании, нарушаемом лишь сопением да вскриками. Легкая победа Алеше не удалась. Только потянувшись с поцелуйчиком, он получил такой толчок в грудь, от которого едва не укатился в воду. Тогда он приступил к методичной осаде, действуя руками, ногами, зубами одновременно. Но запас яростного сопротивления у Нади был неиссякаем. От места первоначального объятия они отползли по берегу метров на двадцать, кувыркаясь и свирепея, не ведая передышки, увлеченные борьбой, как мороком. Несколько раз Алеша с такой силой выламывал ей руку, что даль оглашалась диким воплем. Надя в долгу не осталась и пару раз удачно лягнула его коленкой в пах. Оба вывалялись в глине до макушек, и наконец Алеша рванул на ней платье и обнажил девушку до пупа. Это его немного успокоило. Он ее отпустил, сел и отдышался:

— Не хотел тебя насиловать, дуру, — сказал он, — а надо бы для урока.

— Скажи уж, не смог, — хихикнула она. Звук шел будто прямо у нее из ребер. Алеша поднялся и пошел искать куртку. Надя поплелась за ним, как побитая собачонка. По дороге в деревню он сделал еще несколько попыток к ней подступиться, но это были жалкие потуги, как отзвуки дальнего грома после грозы, отчасти и успокаивающие. Надя это тоже понимала и отбивалась без прежнего остервенения. Она проводила его до гостиницы, хотя он ее об этом не просил. Все-таки на прощание поинтересовался:

— Скажи, пожалуйста, зачем ты устроила весь этот цирк?

— Какой цирк?

— Не будь курвой, ответь.

— Как же можно сразу так, с налета. Ты сам что обо мне подумаешь?

— Это все?

— Нуда, это у вас в Москве принято так нахрапом…

Со злобой он ее оборвал:

— Заткнись, что ты знаешь про Москву!

— Да уж знаю.

Алеша ушел не прощаясь. В комнате разбудил мирно почивавшего Филиппа Филипповича и потребовал у него водки. Выпил стакан и только тогда пришел в себя окончательно.

— Знаешь, Филиппыч, что меня больше всего бесит? Когда женщина ни с того ни с сего начинает строить из себя целку. У меня прямо беда с этим. Никто мне почему-то не дает по доброй воле. Ты не знаешь почему?

Алешины обиды Филиппа Филипповича мало трогали, он был измотан собственными сомнениями. Все-таки судьба чудно с ним распорядилась. Он родился с умом и талантом, но с сумрачным нравом, который немало попортил крови ему самому и окружающим. Хоть малость уважать людей, реальных людей, а не книжных, он так и не научился. Зато уже в зрелом возрасте его ожидали большие и добрые перемены, на его жизнь забрезжил милый свет Асиных глаз. Вдобавок он обрел преданного ученика и друга в лице ее сына, прекрасного юноши Ивана. Но к чему привел в результате этот свет в конце туннеля? Да к тому, что связался он с шайкой уголовников, работает на них и вот отправился в командировку на пару со странным существом ангельской внешности и таких душевных свойств, от которых кровь стынет в жилах у нормального человека. Тут было над чем подумать, но думалось ему скверно, тяжело, потому что предлагаемые обстоятельства не выстраивались в привычную оку математическую модель.

— Молчишь? — сказал захмелевший Алеша. — Да я давно твои мысли знаю. Ты на меня смотришь и думаешь: Господи, какое чудовище произросло. Честное слово, забавно. Вы страну превратили в помойку, такие, как ты и мой отец, власть отдали злодеям и, как всегда, ищите виноватых. Сами опять чистенькие. Да кто вы такие? Это я у вас должен спросить. Почему я должен воровать, чтобы жить нормально?

Филипп Филиппович ничуть не удивился резкой перемене темы. С этим порочным мальчиком ему все равно не о чем было спорить.

— Ты бы угомонился, Алексей. Завтра у нас важная встреча. Ложись.

— Думаешь, ты умный? Тогда ответь, за что вы царя-батюшку кокнули в Екатеринбурге?

— Извини, я твоего юмора не понимаю.

Алеша допил бутылку, тускло глядел в окно, где была ночь. В открытую фрамугу втекал густой, почти липкий воздух. Под лампочкой бушевали комары. Худо было Алеше. Он не понимал, что такое вдруг произошло. Стал не пьяный, не трезвый, а — никакой. Без злобы, без желаний. Словно из него живую силу откачали через шланг, и он обмяк на стуле перед пустой посудиной. Филипп Филиппович, воспользовавшись затишьем, перевернулся к нему спиной, тихонько посапывал в обе ноздри. Хватит, приказал себе Алеша, а то еще нюни начнешь распускать, как все эти подонки. Разделся догола, завалился под одеяло. Свет забыл выключить, поздно заметил. Поднял с пола ботинок, швырнул, не целясь, в лампочку. Осколки с малиновой вспышкой посыпались на ухо Филиппу Филипповичу. Это немного Алешу умиротворило. Скоты, подумал он. И уснул.

Вересай Давидович встретил их по-приятельски:

— Ну что, деляги, решили надуть старого чекиста? Выкладывайте, только быстро. У меня правление через час.

— Мы не биржевики какие-нибудь, — сказал Алеша. — Мы порядочные предприниматели, бизнесмены.

— Порядочные на производстве вкалывают, по земле не рыщут. Но это я так, к слову. Каждому времени свой хозяин. Оповещайте, чего надо?

Говорок у директора был утробный, насыщенный, так говорят люди, которые словами умеют лакомиться, как кренделями. Он аппетитно цыкал зубами. Энергия всезнайства розовато подсвечивала его истертую, задубелую кожу. Что люди, что вещи ему давно были одинаковы. Для начала Алеша преподнес директору французский набор авторучек.

— Это вам лично, уважаемый Вересай Давидович.

— Лично мне ничего не нужно, — парировал директор и убрал коробочку в ящик стола.

Тогда за дело взялся Воронежский. С цифрами в руках, коротко, ясно он изложил взаимовыгодные условия сделки, которую их фирма надеялась заключить с совхозом «Маяк». Вересай Давидович слушал его с удовольствием. Суть предложения была очень простая, знакомая. Горожане сулили любые товары по умеренным коммерческим ценам, в том числе: горючее, технику и мануфактуру. В обмен просили мясо и мед. Какие гарантии взаимоответственности? Гарантия — недавний закон о частнопредпринимательской деятельности. Единственное препятствие для всеобщего и скорого процветания — налоги. Однако при разумном подходе и этому финансовому пугалу не так уж трудно обкорнать уши. Когда Филипп Филиппович закончил и убрал бумаги в портфель, директор его спросил:

— Не пойму, тебе-то это зачем? Вроде солидный человек, с образованием. Или ты из бывших?

Филипп Филиппович молодецки сверкнул очами:

— А вы вроде из нынешних?

Директор настолько высоко оценил его шутку, что, побагровев от хохота, вынужден был сунуть под язык облатку нитроглицерина. Тут же извинился перед посетителями.

— Живу долго, потому иногда сердчишко сигналит. Ничего, сейчас вызову главную по этим вопросам фигуру.

Вызвал он бухгалтера. В кабинете возникло нечто длинное и худое, похожее на знаменитого сатирика. Директор назвал его Петей и, достав из стола, похвалился игрушкой:

— Вот, Петя, гляди, хлопцы мне взятку подарили.

На истощенном лике бухгалтера проступила алчная гримаса. Алеша был наготове и церемонно отоварил его точно такой же коробочкой. После этого бухгалтер Петя вник в суть вопроса на лету. Лишь когда речь зашла об авансе, он затосковал и кособоко опустился на стул.

— Вы же в курсе, Вересай Давидович, у нас казна пустая. Нам шведы не за так коровник строят.

Директор посуровел:

— Ты мне шведами в глаза не тычь. Не я их один нанимал. Но пусть и шведы. А это наши простые русские капиталисты. Надобно им обязательно помочь бизнес делать. В газетах пишут, на них вся надежда. Ты сам-то, Петя, я давно интересуюсь, не турок?