Бог одержимых - Владимир Яценко

   Дверь распахивается: ну, ясно! Конвой вопли этих уродцев услышал.

   Поднимаю руки и бухаюсь на колени.

   - Они первые! Они у меня ведёрко забрали... и швабру.

   Но эти тоже неулыбчивые, и шуток не понимают. Бах! Ботинком в грудь! Это не по спортивному... зачем же тебе дубинка, мутан-конвой? Зачем же обувью-то? Тяжёлой армейской обувью. Баня всё-таки... мог бы и в шлёпки переобуться.

   Ба-бах... теперь в бок. Да что же это? Я же не мутуал-лимаксоид! У меня теперь рёбра месяц гнить будут!

   А может, подняться и конвой, заодно, отметелить? Когда ещё такой случай представится?

3

   Бытие. Гл. 3. Ст. 4:

"И сказал слизень жене:

нет, не умрёте"...

   Тестацелл не обманывал.

   Имелось ввиду:

   "немедленно не умрёте"...

   Белые стены. Металлические шкафы. Стеклянные полки. Всё блестящее, звеняще-позвякивающее, стерильное. Запахи хлорки, йода, пенициллина. Сестричка в белом, отутюженном халате. Белые сапожки - х/б пополам с брезентом на резиновой подошве. Волосы убраны под шапочку, чистенькое личико, гладкая шея, заметная грудь, талия и всё такое. Халат не короткий, не длинный... эх! Лучше бы короткий. Всё вместе - процедурная, и персонал при исполнении.

   Свет неприятно моргает. Я зачем-то считаю периоды: один, четыре длинных, восемь коротких... потом быстро сбиваюсь: лампочка моргает часто-густо... и успокаивается.

   Опять светло и спокойно.

   Сестричка короткими очередями терзает клаву, вглядываясь в письмена на экране. Несколько раз отвлекается, что-то уточняет у старшего конвоя. Тот тихо отвечает. И вдруг, я будто просыпаюсь. А ведь я её знаю! Ха! Да это же Маринка! Точно!

   - Что это у вас со светом? - спрашиваю.

   Что-то же надо сказать? - после пяти лет разлуки.

   - А что такое? - неприветливо снисходит медсестра до встречного вопроса.

   Она на меня не смотрит. Подумаешь, в лазарет после драки штрафника привели. Ссадины-царапины, ушибы-гематомы. Вот если бы нос сломали, или рассечение - другое дело. Это рапорт, врач, объяснительные... швы и скобы-фиксаторы.

   А так... освидетельствовать, что вывихов-переломов нет, и обратно в камеру, до полного психического соответствия современным представлениям армии о своих нуждах.

   Это мутанам ничего не делается. Регенерируют, заразы, в момент. Ну, да: с червяками жить, червяками быть. Червяка хоть пополам порви, ему плевать. А половинки ещё и поспорят, кто из них главный.

   - Моргает, - миролюбиво поясняю свой вопрос.

   Конвой напрягается. Хорошо, всё-таки, что я бойцов не тронул. Значит, - в камеру, а не в карцер. В карцере прохладней будет. И топчана нет. А конвой доволен. Конвой счастлив. Это же сколько им теперь уважения от космачей! Три звездолётчика с одним человеком не смогли справиться, а охранники вдвоём чела "на раз" скрутили. Да ещё вломили, чтоб не дёргался. О месте своём помнил, что на лестнице эволюции. Впрочем, если по-честному, не шибко-то они и старались. А если бы не "врезали", то космачи бы жалобу настучали. Потом объясняйся...

   А что душевая не вымыта, так подконвойный отказался. За что известное наказание: изъятие туалетной бумаги на неделю, и отсутствие в камере воды на такой же срок. И не нужно улыбаться! За неделю такое раздражение в соответствующем месте, что уж лучше двадцать лет расстрела.

   - Что-то мне подсказывает, товарищ лейтенант, что у вас на этой неделе день рождения.

   Она с удивлением смотрит на меня. Глаза в пол-мира. Когда-то я в этих глазах заблудился. Почти год выход искал.

   - А ещё мне кажется, что вас зовут Марина...

   Вроде, узнаёт. В шоке. Конвой - в шоке. Все в шоке. А я счастлив:

   - ... Что значит море, и шорох волной потревоженной гальки.

   Ха! Конечно, узнала. Ещё бы...

   - Семён? - а глаза-то какие круглые!

   Конвой в полном ауте. Для них, я - недочеловек. А медсестра из свободных мутанов - считай, богиня. Они на неё смотреть боятся, не то чтоб разговаривать. А тут на тебе: из грязи в князи.

   - Семён, ты как здесь?

   - Семён Смолин, дисбат "Кассиди". Неподчинение приказу, - докладываю историю своей болезни.

   И вдруг осознаю, что это фарт! Неслыханная удача пёрла на меня тяжёлым танком. Давила и плющила. Будто железнодорожный состав, свободно спускаемый с горки.

   - На что жалуетесь?

   Глаза блестят. А я счастлив! Господи! Ты не забыл обо мне!

   - У меня это... - я тону в её глазах. - Боли у меня. Дышать трудно. Здесь...

   Я держусь за сердце. Она укладывает меня на кушетку. Широкий обруч с тихим шуршанием делает несколько проходов взад-вперёд. Маринка возвращается к компьютеру, несколько минут колдует над клавиатурой.

   - Трещины в двух рёбрах, - выносит суровый вердикт ангел в белом халате. - Будем госпитализировать...

   Бойцы изо всех сил вытягивают шеи, чтобы рассмотреть картинку на экране.

   - Рядовые, куда смотрите?! - отрыкивает лейтенант медицинской службы хорошо поставленным командирским голосом. - Смирна!

   Конвой мгновенно выполняет команду.

   - Это вам цирк, солдаты? Развлечение? Ждать за дверью, пока не позовут...

   К сожалению, у дверей они не сталкиваются: первым выходит тот, что справа... жаль. Если бы столкнулись, было бы веселее.

   - Так что у тебя, Семён? - она поднимается со стула и подходит ко мне.

   - Не бери в голову, Маринка, - вскакиваю с кушетки и привлекаю её к себе, она не сопротивляется. - У меня - порядок.

   - А дисбат?

   - Это "дисбат"? - я ухмыляюсь. - Это санаторий с неудачной программой развлечений.

   - Мне позвонили, - драка...

   - Чепуха...

   Я пытаюсь прижать её к себе, но она отстраняется:

   - Милый, тебе нужно в душ.

   Я вспоминаю, чем кончилась попытка убраться в душевой. Да. Собственно для помывки и вызывался в наряд.

   - Ты права, - соглашаюсь и делаю шаг назад. - Без стационара не обойтись: водные процедуры, усиленное питание и полный покой...

   Она смеётся:

   - Недели хватит?

   - Ну, разве что для разминки...

   - А там и сборы кончатся... - соображает она.

   - Ещё полгода: студент спит, а служба идёт.

   - Ну, со мной ты сильно не поспишь... - обещает Маринка.

4

   Бытие. Гл. 3. Ст. 6:

   "И увидела жена,

   что дерево хорошо для пищи..."

   Мутуалы неприхотливы в еде.

   Ровное свечение лампы вновь сменилось болезненной судорогой. Один, четыре, восемь... и череда перепадов темнее-ярче. Минута... и ровный свет.

   Я никак не могу придумать, чтобы это могло значить? Может, запускают что-то большое и мощное? Может, генератор, по мере набора оборотов, вибрирует на своих неплотных кронштейнах? Только зачем на "Кассиди" генераторы? Огромный цилиндр: километр в диаметре и чуть больше километра в длину, - на орбите Меркурия. Кубический километр биосферы. Электричество от полупроводниковых панелей, которыми выложена вся наружная боковая поверхность станции.

   Главный звёздный центр Солнечной Системы. Главный? - единственный!

   Здесь, в этом "беличьем колесе", куётся звёздное будущее человечества. Отсюда это будущее радиально расползается по космосу. Равномерно и прямолинейно. Как и положено долиуму - без всяких загибов, поворотов и вывертов. Только вперёд! Величаво и не спеша. Ибо торопиться мутуалам незачем: регенерация и вечная молодость.

   Такое, вот, повальное бедствие. Чтоб им всем пусто было!

   Так что, вернее всего, просто неисправная проводка. Где-то коротит... но тогда тем более непонятно: чем тут электрики занимаются? Найти и устранить, об исполнении доложить.

   Входит Маринка с подносом. В халатике "на мне что-то надето": едва ягодицы прикрывает, бесстыжая!.. Но первым делом - ужин. Тот самый, что на подносе.

   - Милый, ты должен выпить это.

   Она протягивает мне стакан, до половины наполненный тягучей бурой жидкостью.

   - Что это?

   - Тебе не всё равно?

   Она права. Пью тёрпкую жидкость. Ничего. Терпимо.