Стража - Сергей Радин

Спускаться на дорогу пришлось по разваленным асфальтовым пластам, и нога иногда скользила по мелкому камню.

Мост от перекрёстка отделял ряд решёток для стока дождевых вод.

Безмолвное пространство на мосту показалось Вадиму таким же тяжелым и неподвижным, как жидкость в каменном кольце.

Ниро беспокойно переступил лапами и оглянулся. Вадим хотел было усмехнуться. Вот как? Он-то моста боится, а псина, похоже, боится уже пройденного перекрёстка? Но усмешка замерла на сухих обветренных губах: кто-то буквально воткнул взгляд в спину. Он быстро обернулся, обшарил глазами видимое пространство. Пустыня, сумрачная спящая пустыня. Только раз он засомневался: была ли смутная тень, мелькнувшая у каменного кольца? Или у него от напряжения с глазами не в порядке? "Глючит" — сказал бы Славка Компанутый. "Блазнится" — сказал бы Всеслав… Как там Денис? Справляется ли с ролью старшего брата Митька? Правда ли, что на окраине, за пределами города, родители в безопасности?

Вадим пошевелил челюстями и сморщился. Часть лица, по которой шарахнуло куском дёрна, болезненно сохла, а при движении начинала ныть. И ещё беспокоила сочившаяся с ободранной скулы кровь вперемешку с потом. "Ну, совсем занюнился, рыцарь, — безрадостно подумал Валим и приказал: — Про наспинные ножны слева забудь. В руке всегда будет один меч. Понял?"

Ещё одно внимательное обследование перекрёстка и местности вокруг него. Пусто. Перенастроил зрение. Лучше бы не делал этого. Та же пустота, только к ней добавились еле видные, точно рассеянный туман, фигуры. Они висели в пустоте, и ясно было видно, как ветер их раскачивает и они колышутся вразнобой.

Вадим отвернулся. Если присматриваться к маломальской чертовщине, вовек не добраться до места. А пошли они все!.. Что там за разговор-то был? Ага: течёт изо всех щелей — найди кран и перекрой воду. Ну, шагай!

Кроссовки мягко держали его вес, мягко скользили по мосту. Мост, кажется, не собирался капризничать: не было намёка, что он собирается рухнуть в реку; что вот-вот, именно сейчас, выскочат посреди дороги какие-нибудь кошмарики и пойдут на бегуна, вдохновенно завывая и азартно корча жуткие рожи.

Подчиняясь успокаивающему ритму бега, Вадим погрузился в странное подобие дремоты. Время от времени он взглядывал в сторону, видел Ниро, и странное состояние всё глубже охватывало его. И так жен время от времени он вытирал пот со скул под очками, от которого кожу свербило всё ощутимее.

Он чувствовал город. Он чувствовал людей. Предприятия, торговые и коммуникационные точки были наспех брошены. Люди забились в квартиры, отдав город во власть ненасытной ночи. Они боялись зажигать свет (и, возможно, даже не подозревали, что нет электричества) и довольствовались белым холодом разъевшейся вальяжной луны. Если это была семья, то её члены сидели в одной комнате, прижавшись друг к другу. Одинокие ещё до наступления сумерек напросились в гости, а кто не успел, сидел дома, забившись в самый тёмный уголок и скулил от тоски и одиночества… Многие молились — и Вадим чувствовал защиту, которая обволакивала жилища несмело, но с каждым следующим словом молитвы всё глубже и прочнее.

Сознание машинально отметило, что из виду пропали перила моста, ноги просигналили о возросшей нагрузке на мышцы: дорога вела вверх, к следующему маленькому перекрёстку, о котором Вадим забыл и прямо за которым находился вокзал.

Тысячу лет не был на вокзале. Множество лоточных рядов, отдельных киосков, небольших павильонов, кафе, забегаловок, приглашающих на пиво и гриль, — всё это здорово сбивало с толку и заставило пойти привычной дорогой вокруг вокзала, хотя Вадим помнил, что где-то, среди нагромождения разномастных ярких домишек, существовала прямая дорога к подземному переходу. Переход вёл к дороге, которая после поворота превращалась в длинный проспект.

У края бесконечной автобусной платформы Вадим остановился. Здесь тоже есть киоски. Его внимание привлёк газетно-журнальный, чьи витрины густо населены разной бытовой мелочью. Ему всегда не нравилось такое оформление киосков: за всеми этими ручками, платочками, монолитными рядами курева и жвачки саму прессу трудно, а то и невозможно разглядеть.

Но сейчас Вадима интересовала не пресса, а именно мелочь, не имеющая отношения к газетам и журналам.

Приглядевшись к рамам киоска, он поднял меч. Добывать необходимое варварским способом, как Чёрный Кир бил стекло, не хотелось. Поэтому Вадим осторожно отогнул рамы, благо киоск был старого образца и щели в проёмах простодушно зияли. Стекло он вынул и поставил у стены. Распрямившись, Вадим заметил на других стёклах тонкие провода с мелкими кнопками-липучками и почти безразлично подумал, что прямо сейчас где-то в пустом отделении милиции вовсю звенит сигнализация. "Я спокойно занимаюсь самым беспардонным грабежом, — сделал вывод Вадим, — или банальным воровством. Но со взломом. И пусть в милиции сигнальная сирена молчит, поскольку нет электричества, ты всё равно придёшь сюда, когда всё закончится и заплатишь за взятое. Скажешь, например, что неправильно сдачу дали. Вместе с десятками, например, сунули нечаянно бумажку в пятьдесят рублей… Ах, какой честный… А как врать-то научились, милейший…"

Пока он про себя произносил душеспасительный монолог, убеждал себя в необходимости совершаемого, Ниро обежал киоск, увлечённо обнюхал все его выступы и сел у стекла. Весь вид псины олицетворял нетерпение: "Ну что же ты, хозяин?"

Осторожно, чтобы не вывалить впритык расставленные предметы, Вадим взял фонарь-карандаш, пару пачек салфеток, лосьон для бритья и, поколебавшись, зеркальце. Ещё он заколебался, рассмотрев на витрине несколько перочинных складных ножей. Они выглядели очень удобными — Вадим мгновенно проиграл в воображении сценку, как можно бы их использовать в качестве метательного оружия, чтобы удержать противника на расстоянии. Маленькие, тяжёлые… Как его звали-то, охотника на медведей?

Вадим опомнился, когда воочию прочувствовал тяжесть ножей в ладони. Распихал вещи по карманам, нагнулся за стеклом, почти смеясь — нижняя губа злорадно треснула — и он удивлённо подумал: "Я и правда разбираюсь в оружии. Но — жадничаю, на мне-то подобного добра полно".

На шелест за спиной обернулись оба: и человек, и пёс.

По платформе ветер лениво катил что-то чёрное и бесформенное. И что-то очень знакомое. От этого знакомства веяло болью и страхом.

Поспешно включенный фонарик явил взглядам дырявый чёрный пакет.

Следя за его приближением, Вадим машинально и чуть нервно вытер сразу взмокший лоб, провёл ладонью под очками, убирая раздражающие струйки пота. Про салфетки он, конечно же, забыл. Не до того.