Последнее испытание - Скотт Туроу

свое время сделал предложение мне. И что мне оставалось делать? Выйти за него замуж? Я имела возможность сделать выбор в пользу так называемой нормальной жизни. Да, я уже была в приличном возрасте, но все же не сомневалась, что при желании могу забеременеть. Тот мужчина настроился на брак, хотя я сомневалась, что он хороший отец для тех детей, которые у него уже есть. Но я спросила себя: то ли это, чего я хочу? И в конце концов, Сэнди, ответила себе самой – нет. Я представила, что каждый день буду приходить домой, то есть в место, которое мне придется делить с кем-то еще. А для того, чтобы принять какое-то решение, любое, мне придется с кем-то договариваться… И поняла, что это не для меня. В такой ситуации я чувствовала бы себя словно в тюрьме. Правда в том, Сэнди, что я не из тех женщин, которые вьют гнезда. Я не хочу этого. Да, я люблю романтику – это я признаю. Люблю самое начало отношений, это сладкое безумие, когда люди трахаются до полного изнеможения. Я обожаю все это. Во время моих первых встреч с Кирилом, мы, бывало, лежали в постели и вырезали друг для друга сердечки из бумаги. Сейчас мне семьдесят, а я все еще не думаю, что с такими вещами покончено.

Иннис смотрит через стол на Стерна, и на ее губах возникает пикантная полуулыбка.

В свои восемьдесят пять Стерн тоже не готов признать, что он уже не может получать удовольствие от таких вот моментов. Но даже если бы он не был адвокатом Кирила, последние слова Иннис ясно дали ему понять – они с ней как пара не подходят друг другу. То, что она только что призналась в своем ограниченном интересе к общему пространству, ему не нравится. Да и вообще ему кажется, что трудно стать близким человеком для того, кто не очень-то хочет пускать других людей в свою жизнь. Стерн понимает, что с Иннис, если исходить из ее собственных слов, он очень быстро уперся бы лбом в стену. Именно это стало причиной того, что его первый брак оказался неудачным. Он больше ни за что и никогда не пошел бы на такое добровольно, не говоря уже о том, что сейчас остаток жизни для него, возможно, измерялся днями.

– Я очень тронут вашей откровенностью, Иннис, – говорит он. – Правда. Но вы остановились буквально в шаге от объяснения чего-то такого, что привело меня в недоумение еще после первой нашей беседы. Там, во Флориде, и сейчас тоже вы дали понять, что время от времени вы с Кирилом действовали, исходя из разных интересов.

– Так происходило в течение многих лет.

– Тогда я должен спросить вот о чем. Что такого было в Ольге, что заставило вас порвать с Кирилом и уйти из компании «ПТ»? Ведь, откровенно говоря, с ее появлением ситуация для вас практически не изменилась, да и она сама во многом походила на вас.

Иннис насмешливо фыркает и откидывается назад, словно ей вдруг захотелось взглянуть на Стерна с чуть большего расстояния.

– Знаете, Сэнди, час назад, когда мы с вами уже начали разговаривать, я спрашивала себя: «Почему бы мне не посоветовать ему задать все эти чертовы вопросы своему клиенту?»

Недовольство Иннис вполне искреннее, но Стерн также улавливает, что отчасти ей приятно вспоминать те времена, когда они с Кирилом были вместе. Поэтому он решает не отступать.

– Вы имели полное право сказать мне это. Но, как вы, наверное, знаете, Кирил обладает уникальным умением уходить от вопросов, на которые не хочет отвечать, особенно учитывая мои хорошие отношения с Донателлой.

Иннис негромко присвистывает и говорит:

– Уж это точно.

– Когда я взялся защищать Кирила, я понятия не имел, что его личная жизнь будет иметь значение для понимания обстоятельств, сложившихся в тот момент, когда все случилось.

Стерн едва не сказал «всех обстоятельств преступления». Но этого, к счастью, не произошло – это было бы совсем уж некстати.

– Поверьте, Сэнди, от меня вы не узнаете всего того, что вам нужно, – говорит Иннис.

Адвокат чуть откидывается назад, несколько озадаченный этим замечанием. Разве была еще какая-то женщина, с которой Кирил проводил время в тот период, когда клинические испытания «Джи-Ливиа» подходили к концу? Впрочем, Стерн в конце концов решает, что ему лучше этого не знать.

– Вы спрашиваете, почему с появлением Ольги все изменилось? – продолжает Иннис. – Ответ прост. Потому что Кирил сказал всем – Ольге, мне, Лепу, даже Донателле, – что ради нее уйдет от жены. То есть в возрасте семидесяти пяти лет он решил развестись, чтобы жениться на Ольге. Это стало последней каплей, Сэнди. Я целых тридцать два года была «другой женщиной». И я смирилась с этим положением, считая его неизбежным. Я поняла, что он не в силах никем заменить ту женщину, на которой он женился, мать своих детей. И я твердо знала, что, как я вам только что сказала, у меня не возникало желания выйти за кого-нибудь замуж. Но ведь Кирил, черт меня побери, даже ни разу не предложил мне этого. Чтобы я снова выступала в роли «другой женщины», но теперь уже при Ольге? Нет, это было бы уж слишком оскорбительно.

– Но ведь он так и не ушел от Донателлы.

– Конечно, нет. Он ее боится до ужаса.

– Разве у нее буйный характер?

– Не особенно. Но она очень властная. Думаю, вы и сами это знаете. Я подозреваю, что в какой-то момент она убедила его в том, что всеми своими достижениями он обязан ей. Что без нее он был бы жалкой пародией на того, кем стал, вроде тех фигур спортсменов и политиков, которые люди вырезают из бумаги и в шутку выставляют у себя в окнах.

– А вам известно, какая кошка пробежала между Кирилом и Донателлой?

– Я знаю то, что рассказал мне Леп. Примерно через полгода после моего ухода из «ПТ» у нас с ним состоялся длинный разговор. Не могу утверждать точно, правда ли то, что сказал Леп. У вас есть источник информации получше, чем я.

– Само собой. Но не могли бы вы все же повторить, что именно сказал Леп?

Губы Иннис снова приходят в движение – на этот раз они показывают, насколько просьба Стерна ей неприятна.

– Ну, суть была в следующем. Кирил в течение многих месяцев откладывал уход от Донателлы, объясняя это тем, что у него в жизни очень много всяких волнений и тревог, связанных с получением лицензии на «Джи-Ливиа». Он пообещал, что скажет обо всем жене, как