На железном ветру - Виктор Егоров

— Да, саквояж с антикварными вещицами. Я оставил его в камере хранения.

— Надо принести ко мне. В случае чего, вы — один из моих поставщиков. Как-никак, я владелец антикварной лавки.

— Мы это учли, — улыбнулся Михаил.

По тому, как Липецкий, не таясь, свободно говорил о сугубо секретных вещах, Михаил понял, что в доме никого нет, кто бы не был посвящен во все его дела. Это соответствовало сведениям о Липецком, полученным в Москве. Антиквар и домовладелец Липецкий жил вдвоем с женой — товарищем и соратником по борьбе. Для соседей они были добропорядочными буржуа, для ксендза ближайшего костела — добрыми католиками. Покупатели видели в пане Липецком знатока живописи, ваяния и прикладного искусства прошлых веков; «человек из полиции», достававший за хорошие деньги документы, считал его крупным воротилой на ниве контрабанды. Только три или четыре человека в Москве знали, что Тадеуш Липецкий и его жена — советские разведчики.

В 1914 году Тадеуш, сын состоятельного варшавского торговца, учился в Кракове в университете. Себя по примеру большинства товарищей он считал националистом и мечтал об освобождении Польши из-под власти русского царя. Вскоре после начала войны вступил в «Польский легион», сражавшийся против русских на стороне Австро-Венгрии. Фронт, бессмысленная гибель товарищей, заносчивость австрийских офицеров на многое открыли ему глаза. Он увидел, что для австро-венгерской монархии идея свободы и независимости Польши столь же крамольна, как и для монархии русской. Осенью 1916 года Липецкий попал в плен, а весною русские сбросили царя. В лагере военнопленных бывший польский студент впервые встретился с большевиками, впервые познакомился с марксизмом, за несколько ночей проглотив десяток брошюр. Новые идеи оглушили его, перевернули сознание. Они так ясно, убедительно, и бескомпромиссно объясняли неравенство и несправедливость, с которыми он сталкивался на фронте и в довоенной жизни, что он принял эти идеи без колебаний. Выбор был сделан, судьба предопределена — он стал бойцом 2-го Интернационального полка дивизии Киквидзе. Полк дрался на юге против белоказаков и Добровольческой армии. Потом ранение, госпиталь. В конце девятнадцатого года его направили в разведывательный отдел штаба Западного фронта, «как владеющего польским и немецким языками», — гласило предписание. Машинистка отдела, сероокая брюнетка Маша Пахлевская — полька по отцу, украинка по матери — запала ему в сердце с первой же встречи. Она к нему также не осталась равнодушной, и вскоре они поженились. Когда после прорыва польского фронта Красная Армия развернула наступление на Варшаву, командование направило Липецкого и его жену в глубокую разведку. Они перешли фронт и добрались до Варшавы.

Возвращение пана Тадеуша из плена, да еще с молодой женой, в кругу знакомых его отца вызвало сенсацию. «Как вам удалось избежать большевистских зверств?» — вопрос этот стал для Тадеуша и Маши привычным. Заранее разработанная легенда удовлетворила не только любопытство знакомых, но и полиции. Отца в живых не было, мать лежала тяжело больная, дела пришли в упадок. Впрочем, супругов эти дела и не интересовали. Все свои усилия они направили на то, чтобы собрать как можно больше сведений о военных силах, стянутых к Варшаве. Не сегодня, так завтра должны были подойти части Красной Армии. А там: «Даешь Варшаву! Дай Берлин!»

Но события развернулись иначе. Не дойдя до Варшавы, Красная Армия приостановила наступление. Пилсудский подписал мирный договор с Советской Россией.

Супруги Липецкие, числившиеся в кадрах Красной Армии, очутились за границей, одни в стане врага, без надежды связаться со своими. Перейти границу? Но мать Тадеуша была тяжело больна, и он не мог ее оставить. Вскоре она умерла. Но к тому времени и мысль о переходе границы отпала. Тадеуш решил руководствоваться армейским законом: поскольку новых приказов не поступало, выполнять последний приказ. Прежде всего следовало твердо обосноваться в Варшаве, завести связи в обществе. И Тадеуш, как благонамеренный наследник, энергично занялся торговыми делами. В юности он увлекался искусством, знания, приобретенные в то время, позволили ему открыть торговлю антикварными вещами и произведениями искусства.

Вскоре Варшаву наводнили белоэмигранты. Они бредили новым «походом на Совдепию». Тадеуш понял, как важно быть в курсе их замыслов. Ему удалось войти в некоторые эмигрантские круги на правах «нашего польского друга», что, конечно, потребовало немалых расходов.

Лишь через год тем, кто послал Липецких в разведку, удалось установить с ними связь. Усилия Тадеуша, направленные на «врастание», получили полное одобрение. А его знакомство с белоэмигрантами позволило проникнуть в их среду нашим людям.

Михаил знал историю хозяина дома и теперь, вглядываясь в его спокойное благожелательное лицо, думал, что в сущности этого человека вполне можно отнести к категории героев. Конечно, он не совершил яркого подвига, не отбивался от десятков наседавших на него врагов. Но разве легче вот такое каждодневное на протяжении четырнадцати лет состояние борьбы? Когда ощущение смертельной опасности приобретает будничный характер, как послеобеденная газета?

Липецкий встал.

— Что же, Викентий Станиславович, я думаю, вам надо перекусить с дороги.

— Право, не беспокойтесь...

— Полно, полно, — отмахнулся Липецкий и, подойдя к двери, позвал: — Маша!

Послышались легкие стремительные шаги, и в гостиную вошла невысокая, лет тридцати пяти, стройная миловидная женщина в черной юбке и белом свитере.

— Познакомься, Маша: Викентий Станиславович. Моя жена: Мария Ричардовна.

— Очень приятно, — без акцента сказала Липецкая и протянула руку, которую Михаил галантно поцеловал.

— Нашего гостя надо покормить — он прибыл издалека, — с лукавой полуулыбкой наблюдая эту церемонию, сказал Тадеуш.

— Издалека? — В широко распахнутых глазах Марии Ричардовны возник вопрос — Ты хочешь сказать?..

— Да, я хочу сказать — из Москвы.

— Ой! — Мария Ричардовна прижала к груди ладошки, и от глаз ее разбежались веселые лучики морщин. — А я-то... Здравствуйте, дорогой товарищ! — Она порывисто протянула Михаилу обе руки. — Ну, как там у нас?.. Ну, что там? Рассказывайте...

— Маша, Маша, — сказал Липецкий с шутливой укоризной. — Человек с дороги, ему надо поесть, отдохнуть.

— Ах, ну конечно! Пойдемте в столовую. Вы должны извинить меня: ведь здесь новости с востока нам приходится угадывать, читая между газетных строк.

Утром следующего дня на старом дребезжащем трамвае Михаил добрался до окраины. Сошел на конечной остановке. Кругом — пустыри, кое-где похожие на кучи хлама обветшалые хижины. Только торчавшие над ними ржавые железные трубы, из которых валил густой дым, позволяли понять, что это жилища.