Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева

«Вот бы здесь остановиться! – подумала Рита зачарованно. – Я бы сначала набрала цветов, а потом…»

В ту же минуту сказочный луг закончился, к окнам снова подступила тайга. Темно-зеленую стену изредка украшало огромное, словно бы опушенное снегом дерево. Рите показалось, что это белая сирень. Неужели? Белая сирень в гуще тайги? Фантастика!

Но вот тайга начала редеть и расступаться. Замелькали обширные вырубки, и Рите показалось, что стремительный бег, вернее, лёт поезда по рельсам начал замедляться.

Но никаких примет станционных построек или других признаков человеческого жилья видно не было.

Появилась из своего закутка растрепанная проводница.

– Сидишь? – спросила, зевая и сильно приглаживая буйные перманентные кудри, на которые Рита смотрела чуть ли не в восторге: она таких не видела, не соврать, с самого детства. Такие прически недолго носили в Париже году в тридцать четвертом. Или даже раньше. – И чего подхватилась, спрашивается? Мы аж на полчаса задерживались, могла бы еще дрыхнуть как миленькая!

Поезд наконец-то остановился. Проводница опустила лесенку и даже обтерла грязной до отчаяния тряпкой поручень.

– Ну, сходи! – скомандовала, сонно глядя на Риту.

Рита свесилась со ступенек и поглядела направо и налево.

Господи всеблагий! Что направо, что налево – глухая стена леса! Вплотную к рельсам – полоска щебенки, ниже – довольно глубокий, заросший травой кювет, на дне которого поблескивала вода.

– А где же станция? – спросила Рита с ужасом, обернувшись к проводнице.

– А на той стороне! – зевнула та, махнув куда-то себе за спину. – Спускайся, говорят тебе, а то сейчас поезд тронется, и на ходу прыгать придется. Я стоп-кран из-за тебя рвать не стану. Да не смотри ты такими глазищами! Поезд пройдет, переберешься через рельсы – и вот она, станция-то. Надо было, конечно, на ту сторону дверь тебе открыть, да я это… заспалась маненько, попутала стороны… – пояснила она с извиняющейся улыбкой, а потом небрежно спихнула вниз Ритину сумку. Как спустилась сама Рита, ей потом припомнить не удалось: то ли ногами сошла, то ли проводница и ее спихнула, как сумку.

Полоска насыпи, на которой можно было стоять, не рискуя свалиться в кювет, оказалась годной только для циркового артиста. Рита сползла на полметра вниз, стащила сумку, насунула на голову куртку и села на корточки.

– Бывай! – жизнерадостно крикнула проводница, захлопывая дверь.

А потом раздался гудок, громыхнули колеса – и невыносимый грохот обрушился на скорчившуюся Риту, как удар. Ее било раскаленным ветром, пропахшим мазутом и углем.

«У меня был пятый вагон, – думала она, содрогаясь от страха. – В составе их шестнадцать. Надо перетерпеть одиннадцать вагонов. Не так уж много!»

Это было, конечно, не так уж много, но прошла, казалось, вечность, прежде чем полуоглохшая Рита осознала наконец, что поезд прошел и можно разогнуться.

Проводница не солгала: как раз напротив, через пути, стояло приземистое неказистое барачное здание, на крыше которого был воздвигнут щит с надписью: «Станция Олкан ДВЖД».

Рита огляделась. Ни единой живой души вокруг! Ну, в одном она может быть совершенно уверена: если за ней и следили в самолете и после прибытия в гостиницу в Х., то сейчас ей удалось исчезнуть из поля зрения «людей в сером». Она оплатила номер вперед, оставила там вещи, купила билет в Олкан, а уезжая на вокзал, сказала администратору, что вернется через несколько дней. И если никто, кроме нее, не сошел с поезда, значит, она одна.

Неуклюже волоча сумку, Рита перебралась через рельсы и вошла в зал ожидания станции Олкан. Но спустя мгновение вылетела оттуда со смешанным ощущением жалости и стыда. Наверное, грешники на том свете должны пройти через вот такой «зал ожидания» на пути к первому кругу ада: ни одного стекла в окнах, ни одной лавки, на которой можно было бы хоть что-нибудь или кого-нибудь ожидать. Ужасные кучи и лужи по углам свидетельствовали о том, чем еще, кроме ожидания, занимались здесь редкие пассажиры.

И кроме пустого зала, здесь не было ничего. Ни кассы билетной, ни кабинета начальника станции, ни хоть какого-нибудь, самого жалкого кафе или бара, где можно поесть.

Рита с тоской огляделась. В желудке сосало так, что тошнота подступила к горлу. Почему она не взяла с собой ничего из еды, никакого бутерброда или булочки? Вчера на вокзале в Х. на лотке барменши (пардон, они тут называются буфетчицами!) лежали такие пышные лепешки с белым сыром. (Ах да, белый сыр по-русски называется творог.) «Ватрушки с творогом, цена 9 копеек» – было написано на неопрятном клочке бумаги. А рядом стояла другая буфетчица – с деревянным зеленым ящиком и столом, на который были выставлены вафельные стаканчики и стояли весы. В сундуке скрывались высокие металлические цилиндры с самым разным мороженым. Мороженое – это лучшее, что есть в Советском Союзе! Московское вкуснее, чем энское, особенно эскимо в серебряных бумажках. А какое мороженое в городе Х.? У Риты было время до поезда, и она надолго задержалась около зеленого сундука. Пломбир – очень жирное, молочное – так себе, яичное – довольно приторное. Ягодное – чудо! По тринадцать копеек сливочное с изюмом – выше всяких похвал. А вафли, on Dieu и Боже мой, какие хрустящие, тонкие, сладкие вафли! В Париже такого мороженого нет.

– Доченька, у тебя горло заболит! – испуганно сказала продавщица, бывшая, вероятно, ровесницей Риты.

– Ничего, – лихо ответила та, догрызая вафлю. – Еще одно за тринадцать копеек дайте, пожалуйста!

Вот бы сейчас съесть хоть одно из тех семи мороженых! Как было бы здорово!

Хотя нет, в такой холод мороженого не надо. Сейчас бы крепкого кофе… или чаю, пусть даже того, из коробочки со слоном…

Тошнота волной подошла к горлу – и отхлынула, оставив испарину на висках.

Спокойно, приказала себе Рита. Раз есть станция, значит, здесь кто-нибудь должен быть. Может, вход в служебное помещение с другой стороны?

Она поставила чемодан на некое подобие крыльца и пошла вокруг дома. Но через два шага вернулась и подняла его снова. Не то чтобы она опасалась, что кто-то украдет ее вещи в этом звенящем на разные птичьи голоса, прохладном, росистом безлюдье, но с чемоданом в руке она чувствовала себя уверенней.

Ого, дверь! И крыльцо, к которому со стороны леса ведет протоптанная тропинка!

Рита оглядела окна, изнутри завешенные ситцевыми нестираными занавесками, и поднялась на крыльцо. Постучала. Тишина… Нет, какие-то звуки все же доносятся из-за двери. Постучала снова. Странные звуки стали громче.

Рита нахмурилась. Похоже было, что кого-то избивают. Тяжелое оханье, стоны, глухие удары… Куда она попала? Как бы исчезнуть отсюда?