Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов) - Джон Толкиен

И вот однажды ночью гномы увидели, как на дальнем конце долины Дейла вспыхнуло великое множество огней – не то костры, не то факелы.

– Идут! – объявил Балин. – Там разбит огромный военный лагерь! Должно быть, они вошли в долину под покровом сумерек, а двигались, наверное, по обоим берегам реки.

В эту ночь гномы почти не спали. Еще толком не рассвело, когда они увидели первый отряд противника. Гномы напряженно следили из-за стены, как отряд пересекает долину и медленно поднимается в гору. Вскоре они смогли различить среди эльфийских лучников двух воинов из числа озерных людей, в полном боевом снаряжении. Наконец воины показались на скалах у самого водопада. Велико же было их удивление, когда они увидели перед собой водоем и Ворота, заложенные свеженькой каменной кладкой!

Покуда воины переглядывались и переговаривались, Торин громко и грозно окликнул их:

– Кто вы такие? Зачем явились вы с оружием в руках к воротам Торина, сына Траина, Короля-Под-Горой? Что вам здесь нужно?

Ему не ответили. Кое-кто из воинов тут же повернул назад, а прочие, поглядев еще некоторое время на Ворота и укрепления, последовали их примеру. В тот же день военный лагерь переместился под самую Гору, раскинувшись прямо между двух ее отрогов. То и дело скалы оглашались гулким эхом голосов и песен, чего не случалось здесь уже давным-давно. Эльфы взялись за арфы, полилась дивная музыка, и когда горное эхо донесло до гномов эти волшебные звуки, им показалось, что прохладный осенний воздух стал теплее и наполнился тонким ароматом цветущего весеннего леса.

Хоббита так и подмывало выбраться из этой мрачной крепости, убежать в долину и присоединиться к веселому пиру у костров. Кое-кто из молодых гномов тоже дрогнул – они стали поговаривать, что не худо бы, мол, повернуть дело иначе, и как славно было бы встретить здесь эльфов как друзей. От таких разговоров Торин только мрачнел[*].

Тогда гномы принесли арфы и другие музыкальные инструменты, какие нашли среди сокровищ Трора, и стали играть и петь, чтобы поднять Торину настроение. Правда, гномья песня была не похожа на эльфийские и сильно напоминала ту самую, старинную, которую они пели перед походом в норе у Бильбо:

Пришел Король не как беглецПод Гору в каменный дворец!Дракон сражен! Здесь испоконВрага любого ждет конец!

Ведь если золота огнемОхвачен благородный гном -Как сталь крепка его рукаИ ярость закипает в нем!

А если гном огнем горит,Он ладит лук и меч вострит -Пусть грянет бой, но враг любойВовек Ворот не отворит!

Когда-то молот не молчалВ глубоком мраке гулких зал,Где жили мы в объятьях тьмыИ каждый золото ковал.

Плененным пламенем лучейЛуны и звезд иных ночейИскрился сплав драконьихлав На рукоятях у мечей!

Свободен трон, пуста Гора -Сюда спешите, мастера!Да будет скор поход ваш с гор -Изгнанникам домой пора!

Мы братьев призываем так:"В опасности родной очаг!Спеши, народ! Король твой ждет,Чтоб алчный был отброшен враг!"

Король вернулся во дворецИ взял наследственный венец!Дракон сражен! Здесь испоконВрага любого ждет конец!

Эта песня, видимо, очень понравилась Торину – во всяком случае, он заулыбался и даже развеселился. Он все прикидывал в уме расстояние от Железных Гор, высчитывая, сколько времени понадобится Дайну, чтобы добраться до Одинокой Горы, – из расчета, что тот выступит сразу, как только получит известие от Торина. А вот Бильбо совсем расстроился: и песня, и разговоры гномов показались ему чересчур уж воинственными.

На следующее утро гномы и хоббит увидели, что через реку переправился отряд копьеносцев и двинулся через долину прямо к Горе. Над отрядом развевалось зеленое знамя короля эльфов и голубое знамя Озера. Отряд остановился у самых Ворот, под стеной.

Торин, как и в прошлый раз, громко крикнул:

– Кто вы такие? Зачем явились вы с оружием в руках к воротам Торина, сына Траина, Короля-Под-Горой?

На этот раз ему ответили. Вперед выступил рослый человек, темноволосый и угрюмый. Он крикнул:

– Приветствую тебя, Торин! Зачем ты заперся в своем логове, словно разбойник? Мы ведь еще не стали врагами. Мы рады видеть тебя живым и здоровым, хотя и не верили в это! Мы не ожидали встретить здесь хоть одно живое существо. Но, раз уж мы встретились, нам есть о чем переговорить!

– Кто ты такой и о чем вести мне с тобой переговоры? – Мое имя Бард, и да будет тебе известно, что дракон пал от моей руки! Это я устранил стража твоих сокровищ. Разве этого мало? Кроме того, я – прямой наследник Гириона, владыки Дейла, а среди доставшихся тебе сокровищ находится немало добра, награбленного Смаугом в Дейле и во дворце моих предков. Ты по-прежнему считаешь, что нам не о чем говорить? И это еще не все! В своей последней битве Смауг разрушил жилища людей Эсгарота, и я выступаю еще и от имени их Магистра. Я спрашиваю тебя: неужели в твоем сердце нет сострадания к бедам и несчастьям озерного народа? Озерные люди помогли тебе в трудную минуту, а в награду получили только горе и разрушения, хотя тут и не было злого умысла с твоей стороны.

Нет нужды говорить, что слова эти были столь же верны, сколь и благородны, хотя сказаны они были довольно-таки мрачно и не без гордости. Честно говоря, Бильбо полагал, что Торин немедленно признает правоту Барда. Разумеется, хоббит не ждал, что хоть одна живая душа вспомнит теперь о том, что это он, Бильбо, самолично выведал о слабом месте дракона, а ведь дело обстояло именно так, и не иначе! Но Бильбо явно недооценил власти золота, на котором дракон пролежал много веков[*], – а недооценивать ее не следует никогда, особенно если речь идет о гномах. Последние несколько дней Торин почти не вылезал из сокровищницы, и страсть к золоту овладела им целиком. И хотя Торин искал главным образом Аркенстон, он не мог не заприметить попутно и многих других дивных украшений, с которыми была тесно связана память о трудах и печалях его древнего народа.

– Последний из своих доводов ты, видимо, считаешь самым веским, – ответствовал Торин. – Но ты ошибаешься! Люди никак не могут заявлять какие бы то ни было права на сокровища моего народа, ибо в свое время Смауг отобрал у нас эти сокровища силой, лишив многих моих сородичей и крова, и жизни. А поскольку драгоценности не принадлежат дракону, то и не должно расплачиваться ими за его злые дела. За все товары и услуги, предоставленные нам озерными людьми, мы честно и сполна рассчитаемся в надлежащее время. Но под угрозой силы мы не отдадим ничего – даже самой жалкой безделушки! Покуда у нашего порога стоит чужое войско, мы будем считать вас врагами и грабителями! И еще мне хочется спросить тебя, какую долю сокровищ отдал бы ты моим родственникам, обнаружив под Горой никем не охраняемые богатства, а нас – мертвыми?[*]