Носферату - Дарья Зарубина

Я говорил все быстрее и быстрее, опасаясь, что в любой момент Санек или Анна могут счесть, что я слишком заврался, и прекратить мою речь. Но я видел! Видел в глазах Насяева, что все произошло именно так. У меня была только журналистская интуиция, но отсутствовали доказательства. Лишь оставалась надежда, что группа, выехавшая на квартиру профессора, найдет пулю, а анатомы в лаборатории уже отправили анализ тканей вокруг раны на голове консула на почту Санька, и в этом отчете черным по белому указано наличие пороховых газов.

Санек бросил на меня строгий взгляд. Я замер, ожидая худшего, но он, словно прочитав мои мысли, лишь невозмутимо подключил свой карманный компьютер к монитору на столе и вывел на экран результаты судебно-медицинской экспертизы.

— Наши специалисты нашли второй раневой канал, — вполголоса подтвердил он мои догадки. — Пуля прошла насквозь, не задев жизненно важных органов саломарского посла. Он оставался жив еще тридцать-сорок минут после этого ранения, и регенерация тканей шла на максимальной скорости. Экспертиза также подтверждает, что выстрел в голову был сделан в упор.

— Вы убили инопланетное существо, доверившееся вам как другу, и спокойно смотрели, как ваш земной друг Валерий Петрович Муравьев мучается от осознания собственной вины, — продолжил я.

— Вы очень хорошо рассказываете, Носферату Александрович, — отечески улыбнулся Насяев, — сразу видно творческого человека. Но позвольте спросить, зачем мне нужен был этот спектакль? Ах да, — тотчас махнул он рукой, будто припоминая, — я собирался получить от Раранны обещание снабжать меня саломарскими, — он добродушно усмехнулся, — подельниками. Тогда скажите, зачем я убил Раранну? Ведь это лишало меня возможности пользоваться благами этой планеты.

Тот же вопрос читался на лицах присутствующих. Только Санек невозмутимо рассматривал всех своим тяжелым рентгеновским взглядом.

— Все просто, Павел Александрович, — продолжил я. Адвокат Насяева давно перестал предпринимать даже слабые попытки включиться в этот диалог и понял, что его дело изначально было проигрышным. — Убийство саломарского дипломата и история с подготовкой покушения на главу государства должны были привлечь внимание СМИ, и мои коллеги-журналисты не упустили бы шанс сделать из консула инопланетное чудовище, а из Валерия Петровича — бесстрашного защитника родины. Заставить всех поверить в то, что саломарцы — монстры, вам было необходимо как воздух. Ведь тогда мало кто радовался бы дружбе Земли и Саломары, отношения разрушились бы и никто из земных ученых и политиков не узнал, что представляют собой саломарские камешки. Но со смертью Раранны вы не теряли возможности сами пользоваться полиморфами. Вы договорились не только с Раранной, но и со вторым консулом, Агравой, ярым сторонником закрытости Саломары и разрыва любых связей с Землей. Скорее всего, вы обещали ему, что землян никогда не будет на Саломаре, если он согласится вовремя поставлять вам небольшие партии камешков. Именно нуждами второй части вашего плана и было продиктовано внезапное желание консула Агравы присоединиться к делегации на Землю.

Насяев всплеснул руками, прижав их к сердцу:

— Носферату Александрович, талантище же вы, мой дорогой. Удивительный талант! Вы говорите так, словно сами побывали на Саломаре и побеседовали с ее жителями. Все это вполне в духе саломарцев. Но как это доказать? Не будете же вы допрашивать консула Аграву?

Я покачал головой, собираясь ответить земляничному профессору что-нибудь едкое. Но меня опередил Санек.

— У нас есть другой свидетель, — заметил он и подвинул на середину стола футляр, где остался полиморф Риеты. Открыл его. Урос правильно понял сигнал. Камень растекся в широкий блин, в мгновение ока съежившись, начал комкаться, сжимаясь, втягиваясь сам в себя, превратился сначала в неровный шар, не больше теннисного мяча.

— Это же просто камень… Точнее, имеющий вид камня организм-полиморф… — суетливо хихикнул Насяев. — Все равно он неспособен быть свидетелем. Возможно, вы, Носферату Александрович, совершили переворот в науке и открыли язык саломарских камней?

— Нет, профессор. — Я подвинул камень на середину стола и достал из верхнего ящика «переводчик Касаткина», графический редактор телепатем первого и второго уровня. — Это вы открыли «язык» этих камней и быстро смекнули, о чем и с кем на этом языке стоит договориться.

Санек еще раз постучал по мирно лежащему на столе футляру: каменный мяч вытянулся вверх тонкой колонной, которая на глазах начала разбухать, пульсируя, и скоро приняла вид огромной головы с высоким лбом и тяжелыми, как мрамор, челюстями.

— Разрешите представить вам Риету Уроса, — отрекомендовал я, — он хорошо знаком с политической ситуацией на Саломаре и долгое время был ближайшим советником консула Раранны.

Бесцветные глаза камня открылись, рот несколько раз дернулся в странных гримасах. Мне эта мимическая абракадабра напомнила сумбурные и нелепые звуки настраивающегося оркестра. Мой странный друг проверял, в достаточной ли степени может пользоваться вновь принятой формой для нормального земного общения.

— Здравствуйте, уважаемые… — прозвучало в моей голове приветствие саломарского свидетеля. Ирина Алексеевна Муравьева вскрикнула и схватилась за лоб. Оперативники начали опасливо озираться, но невозмутимость Санька, Анны и вашего покорного слуги подействовала на всех успокаивающе.

— Наш свидетель в силу некоторой специфики своей оболочки будет общаться с нами при помощи телепатем, — обратилась ко всем Анна. — Его слова будут записаны. После окончания общения со свидетелем мы попросим вас прочесть и подтвердить точность записи.

Муравьева кивнула. Мужчины на просьбу не отреагировали, слишком занятые разглядыванием головы.

— Но вы не можете всерьез считать это существо свидетелем?! Его показания не могут быть действительны на Земле, — возмущенно воскликнул вновь обретший дар речи адвокат.

— Мы же даже не знаем, является ли это существо в достаточной степени разумным! — осторожно, с удивлением в голосе поддержал Насяев.

Я был рад их вопросам, потому что честно приготовился к ним. Как-никак, между задержанием Насяева и началом этого странного допроса прошло часов шесть. Пожалуй, мне было бы даже жаль, если бы никто так и не удосужился поинтересоваться, как на подобного рода свидетельские показания реагирует изрядно пополневший за последние восемьдесят лет Уголовный кодекс Российской Федерации. У меня, как у каждого порядочного фокусника (пожалуй, эта роль была мне более к лицу, чем роль карающего меча правосудия), имелся свой цилиндр для вытаскивания кроликов, голубей и прочей цирковой фауны. В качестве такого цилиндра я решил использовать верхний ящик стола, за которым помещались мы с молчаливым Саньком. И вот теперь я извлек из этого ящика указанный документ, который снабдил несколькими закладками, открыл и сунул под нос Павлу Александровичу Насяеву, сидевшему ко мне несколько ближе своего адвоката.