И горы смотрят сверху - Майя Гельфанд

это устраивало. Да, она слегка грустила. Да, в ее глазах не осталось того молодого задора, той лукавой кокетливости, которая была раньше. Но она так же прекрасна, даже еще лучше. Он заказывал для нее великолепные наряды от самых искусных портних, она носила изящные шляпки и тонкие перчатки, а на ногах – дорогие туфли или сапоги. Она знала толк в обуви, выбирала ее тщательно и покупала у лучших обувных дел мастеров.

Дом их был обставлен со вкусом: мебель дубовая, старинная, с широкими подлокотниками и мягкими подушками, на стенах – писанные маслом дореволюционные картины, в углах – вазы тонкого фарфора, раскрашенные яркими красками, на окнах – шторы и гардины, тяжелые, из хороших тканей, классического кроя, с кисточками. Лилия будто бы стремилась задержать время. Все часы в доме отставали – хоть на чуточку, хоть на пару минут. Его это страшно раздражало: пунктуальный, не терпящий задержек, он вечно опаздывал из-за жениной нерасторопности, а потому взял привычку выходить из дома минут на пятнадцать раньше времени, что показывали часы.

В положенный срок Лилия родила мальчика – коренастого, крепенького малыша с короткими кривыми ножками и длинными ручками. Но никто не радовался его появлению, никто не спешил поздравить мать, сообщить радостную весть отцу. Верхняя часть черепа, там, где должен был располагаться головной мозг, у ребенка отсутствовала. Огромные глаза навыкате бессмысленно вращались, ручки рефлекторно вздрагивали. В этом маленьком тельце еще теплилась жизнь, но в ней не было никакого смысла.

Вдруг он открыл рот и завыл. В этом вое, ничем не напоминавшем человеческий, жила тоска. Он был пронзительным, но насыщенным, богатым. В нем чувствовались переливы, оттенки, будто мальчик своим скованным спазмом горлом пытался сказать что-то, донести какое-то знание. Вместе с криком вылетела из тела его душа.

– Больше у меня детей не было, – закончила свой рассказ старуха.

И пока я подбирала челюсть, чтобы задать логичный вопрос: «А как же?..» – она уже громко храпела.

Глава двадцать пятая

В поисках ответа на мучившие меня вопросы я не придумала ничего лучшего, чем позвонить Саре-управдому.

– Сара, здравствуйте. Это Ева, сиделка тети Лили.

– Что-то случилось? – спросила она взволнованно.

– Нет-нет. Ничего особенного.

– А как Лилечка?

– Слабенькая, конечно. Но мы держимся. – Она замолчала. Видимо, ждала, что я продолжу. – У меня вопрос.

– Слушаю, рыбонька.

– Вы не могли бы мне рассказать про вашего родственника по имени Эдуард?

– Эдик-то? – удивилась она. – А зачем тебе?

– Да так. Просто мне кажется, мы знакомы. Мне тетя Лиля фотографии показывала, и показалось, что я его где-то видела… – Я, в общем, и не очень-то соврала, но Сара меня уже не слушала.

– Ну, Эдик – это Лилин племянник родной.

– Как племянник?

– Очень просто. Он сын Моисея. – Я почти что задохнулась. – Ты слышишь? А зачем тебе?

– Так просто. Но вы продолжайте, я слушаю.

– А чего там продолжать? Моисей уехал в Литву и женился там на своей двоюродной сестре, племяннице его матери. А потом, когда началась война в Финляндии, его на фронт забрали. А он семью решил отправить к родителям – на всякий случай. Как в воду глядел. Эдик там, в Алма-Ате, уже родился. Она ж с брюхом была, когда они приехали.

– А что с ним случилось?

– С кем? С Моисеем? Так он же на фронте погиб. Мы еще долго не знали, как матери об этом сказать. Ну потом сказали, конечно. А тебе зачем?

– А что с Эдиком было?

– С Эдиком-то? Так он вырос, мы его все и ростили, он ж без отца рос. А потом уехал куда-то учиться. Не помню уже. У меня память то уже не та, я забывать стала. Вот таблетки не помню принимала или нет. У меня, знаешь, такая книжечка есть специальная, так я в ней пишу таблетки…

– А вы не знаете, где Эдик живет?

– Эдик-то? Так он же умер.

– Умер?

– Ну да. Умер, лет восемь назад. Я ж не помню, я ж таблетки даже не помню…

– А от чего он умер?

– От рака. Жалко, молодой, конечно. Но, честно говоря, человек он был говнистый.

– А семья у него была?

– А то ж! Конечно, была. Жена Зоя и две дочки.

– Две?

– Две. А тебе зачем?

– Так, просто. Нет, наверное, это не тот Эдик, которого я ищу.

– Ну да, ну да.

– Спасибо. До свидания!

Я положила трубку, прежде чем Сара-управдом успела мне ответить.

* * *

…На новом месте Ханох зимой и летом вставал, как обычно, в четыре часа утра и нараспев читал молитвы. Он неспешно умывался, завтракал, немного играл с внуками, потом выходил на улицу, вставал у калитки и долго стоял, молча разглядывая проезжавшие телеги. Как и раньше, в Верном, смотрел он на людей, проходивших мимо, на жизнь, все еще продолжавшую крутиться, в то время как он свою уже прожил. Он давно не работал. Руки стали слабее, молоток не держали, глаз терял остроту, шило попадало мимо подошвы, да и сил становилось все меньше.

Но самое