Правильный подход (СИ) - "naarzi"

— А-Ян, я так скоро…

— Что, уже зачесалось? — голос Сюэ Яна полон насмешки, но звучит сипло и загнанно.

Синчэнь лишь тяжело вздыхает, кое-как отталкиваясь руками от стола, с которым почти успел породниться. Ему хочется переместиться на мягкую (местами) постель, по пути содрать с себя все эти глупые тряпки и заняться делом. Нормально, по-человечески, без особых изысков, разве что пожестче. Разморенное ласками тело просит острых ощущений. Но надеждам предаться страсти проверенным методом сбыться не суждено: стоит Синчэню только разогнуться, как его очень быстро и ловко разворачивают за плечи и практически насильно усаживают на столешницу.

— Зефирочка, какая кровать, мы же в школе!

— Мы что, до сих пор играем? — закатывает глаза Синчэнь, но сил спорить у него нет.

Он почти с умилением глядит на все еще невероятно серьезно настроенного Сюэ Яна — от куртки тот успел избавиться, скинув ее на пол и явив миру совершенно ненатуралистичные переводные картинки на руках. Хорошо, что их раньше не было видно — от этих черепов в окружении цветочков еще сильнее на смех пробивает. А вот спущенные до колен джинсы вместе с бельем выглядят гораздо более многообещающе. Точнее, то, что они больше не скрывают.

— Не занудствуй, — отмахивается Сюэ Ян, лихорадочно шаря в ящике стола. — То есть занудствуй, но чтобы в образе, а не как обычно.

Синчэню хочется его слегка пнуть, но он этого не делает. Пока Сюэ Ян возится с презервативом, нужно успеть избавиться от проклятого стискивающего со всех сторон наряда, хотя бы от его части — юбку и гольфы можно и оставить, не мешаются.

— Мда, все как в школе: сиськи должны быть, но их нет, — реагирует Сюэ Ян на чужое оголение; как всегда мелет все, что ему в голову приходит. И придвигается ближе, устраиваясь между разведенных ног Синчэня.

— Не пойму, ты пытаешься меня задеть или наоборот?

— Эй, хотел бы я сейчас видеть сиськи, я был бы не с тобой, — отзывается Сюэ Ян, оглаживая ладонями грудь Синчэня, словно тем самым заверяя, что его плоскости устраивают целиком и полностью. И для верности вжимается возбужденным членом, чтобы никаких сомнений не оставалось.

Такой ответ Синчэня вполне удовлетворяет, и он лишь сдавленно стонет, подставляя шею под торопливые поцелуи. И позволяет себя стянуть на самый край стола, про себя отмечая, что после столь длительной и тщательной подготовки проникновение ощущается совсем не так, как обычно. Но это осознание тонет в чужом почти что крике, полным довольства, которым сопровождается первый толчок:

— Да наконец-то, я думал, у меня яйца отнимутся!

— Просто тебе приспичило разыграть какие-то твои несбывшиеся фантазии, — не сдерживает упрека Синчэнь. Его нога оказывается закинута на плечо Сюэ Яна, а локти, которыми он упирается в стол, слегка скользят, но держат. Но явно ненадолго. — Скажи мне, это же все не из-за того, что тебе в школьные времена не повезло с какой-то отличницей?

И зачем спросил? Ведь не хочет же слышать ответ, но сам иногда не может заставить себя умолкнуть, даже будучи согнутым почти пополам. Но проверить предположение, все ли так завязано у Сюэ Яна на его детских воспоминаниях, обычно неприятных, или же нет, требует профессиональный долг.

— Как раз только с ними и везло, — хрипло хихикает тот, не чуя подвоха в вопросе. — Знаешь, какие эти зубрилы приставучие? Сами так и лезут!

— Тогда в чем же дело? — вопреки своему нежеланию развивать тему, прерывисто спрашивает Синчэнь.

И дает Сюэ Яну время на размышления, подаваясь навстречу и утягивая его в поцелуй с химическим привкусом ароматизированной смазки. Ошибся: вишневой, а не клубничной. Никакой брезгливости Синчэнь не испытывает, об этом даже думать не хочется в такой момент (и ведь не зря же он столько в душе проторчал перед началом действа?), к тому же с постоянным партнером.

— Скажем так, — с явным неудовольствием отрываясь от его губ, отвечает Сюэ Ян спустя некоторое время, — когда тебе шестнадцать лет и тебе хочется сунуть хоть кому-то, ты берешь, что предлагают. Так что да, это моя фантазия — сцепить такую Зефирку!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как обескураживающе честно и, наверное, должно вызывать осуждение и обиду за неизвестных девушек. Хоть как-то возмутиться на это нужно! Только сначала перевести дыхание и хоть немного ослабить хватку в волосах Сюэ Яна, а то исполнится мечта Мэн Яо — после такого только стричь!

— Я рад, что я с тобой никогда не учился!

Хотя у них разница в два с лишним года, и вряд ли бы они смогли пересечься во время учебы в то время, когда кое-кто переживал юношеский спермотоксикоз. Но Сюэ Яна это никоим образом не волнует, потому что он с шальным энтузиазмом отвечает:

— О, я бы точно за тобой таскался и сталкерил до тех пор, пока бы ты не сдался! Или забрался бы в твое окно, и…

Что он мог бы сделать дальше, остается тайной, но Синчэню глубоко плевать. Ему достаточно этого глупого обещания, что его бы в покое не оставили, несмотря на то, что Сюэ Ян, по словам Вэнь Цин, вообще никогда не заморачивался насчет отказов. Дыхание уже не удается поймать — ни свое, ни чужое, — кажется, смутные желания о чем-то пожестче были услышаны.

Можно уже даже не стараться удержаться на месте, тут бы просто со стола не уехать, или вместе с ним. Привычной чуши, которую Сюэ Ян способен генерировать в безумных количествах, не слышно: из-за приближающейся развязки все сливается в белый шум, даже собственный голос. Движения становятся все резче и быстрее, подстроиться у Синчэня уже не получается, да и не хочется — он только сжимает ладонь поверх чужой на своем члене, призывая ускориться. А может, не так уж и плохо иногда ничего не делать, полностью отдаваясь партнеру?

Это последняя разумная (как посмотреть) мысль, которая формируется в задурманенном сознании Синчэня, а дальше только цветные вспышки сквозь туман удовольствия. После ожидаемого, но все равно внезапного оргазма, яркого и выбивающего остатки духа, его встречает беспощадная реальность в виде испачканной собственным семенем юбки, приклеившейся к столешнице спине и пришедшего к финалу Сюэ Яна. Даже на этот раз без криков, что определенно можно записать на счет успешной воспитательной работы.

— Ну что, понравились извинения?

Шепот обжигает ухо, а вместе с ним и сжимаются рядом зубы, чтобы отметиться. Несильно, ровно настолько, насколько нужно.

— Надо почаще разрешать тебе творить всякую дичь, чтобы ты потом всегда так делал, — признается Синчэнь после затяжного молчания. Скачущее сердце наконец унимается, и выходит говорить, не останавливаясь после каждого слова.

— Ну это можно все провернуть и в обход фонда извинений, если заранее обсудить все детали, — важным, как на заседании саммита, голосом произносит Сюэ Ян. Он нависает сверху, опираясь дрожащими руками по обе стороны от головы Синчэня, и самодовольно улыбается, услышав смех.

— Я сверюсь со своим ежедневником, назначу дату, и мы вплотную займемся этим вопросом. Возможно, сделка будет взаимовыгодной, — следует ответ почти в тон. — Может, пойдем уже в кровать?

— Да, хорошая мысль, — соглашается Сюэ Ян и считает своим долгом предупредить: — Но если тебе приспичит продолжение, то без прелюдий — еще одного сеанса воздержания я не вытерплю.

Можно подумать, Синчэнь вытерпит.

Сяо Синчэнь открывает глаза и прищуривается, пытаясь разглядеть без очков в предрассветных сумерках хоть что-то. Все, что ему удается — это понять, что Сюэ Яна рядом нет, но он это и по ощущениям вполне в состоянии определить. Когда всю ночь под боком кто-то горячий и копошащийся, заметить его отсутствие очень легко. Равно как и проснуться от этого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А-Ян, ты чего так рано? — сонно тянет он, обращаясь к мутному силуэту возле кровати, искренне надеясь, что он беседует не со стихийно возникшим предметом мебели, с которым можно спутать живого человека.

— Собираюсь пойти за сигаретами и не вернуться, конечно! — отвечает тот (не вешалка-таки!), уменьшаясь в размерах, видимо, за чем-то наклоняясь или приседая. И тут же быстро добавляет: — Да не делай такое лицо, ну честное слово, пора бы уже соображать начать, Зефирка! Я же тебе еще вчера говорил — Вэни очень жаждут, чтобы я их ублажил.