Королева Юга - Артуро Перес-Реверте

Тем более что по мере расширения дела отношения Тересы со многими людьми все усложнялись, и пропорционально росту ее могущества росло и число ее врагов.

— Домой, Крапчатый.

— Да, хозяйка.

Теперь домом Тересы был роскошный коттедж с огромным садом и бассейном, наконец-то достроенный в Гуадальмина-Баха, рядом с морем. Тереса поудобнее устроилась на переднем сиденье; Поте Гальвес взялся за руль. Два часа возни с моторами помогли ей немного отойти от занимавших ее забот. Близился к завершению хороший этап работы: четыре груза, заказанных Н’Дрангетой, были благополучно доставлены по назначению, итальянцы просили еще. Просили еще и люди из Солнцево. Новые катера отлично справлялись с перевозками гашиша с побережья Мурсии до португальской границы, держа в разумных пределах — эти потери также были предусмотрены — процент захватов грузов жандармерией и таможенниками. Марокканские и колумбийские связи работали как часы, а финансовая инфраструктура, постоянно совершенствуемая Тео Альхарафе, поглощала и направляла в нужное русло огромные суммы, из которых только две пятых снова вкладывались в оперативные средства. Но по мере того как Тереса расширяла свою деятельность, усиливались и трения с другими организациями, занимавшимися тем же бизнесом. А занимались им галисийцы и французы.

С французами не возникало никаких проблем. Или, вернее, возникали, но немного и ненадолго. На Костадель-Соль подвизалось несколько поставщиков гашиша из марсельской мафии, группировавшихся вокруг двух главных фигур: франкоалжирца по имени Мишель Салем и марсельца, известного как Нене Гару. Салем был полный мужчина за шестьдесят, седой, с приятными манерами; Тересе довелось несколько раз общаться с ним, но ход переговоров ее не устроил.

Алжирец (он специализировался на перевозках гашиша на спортивных судах) был человеком солидным, семейным, жил в роскошном доме в Фуэнхироле вместе с двумя разведенными дочерьми и четырьмя внуками.

В отличие от него, Нене Гару являл собой классический тип французского негодяя — крутого гангстера, заносчивого и болтливого, из тех, что обожают кожаные куртки, дорогие машины и разряженных, увешанных драгоценностями женщин. Гашишем Гару занимался в дополнение к сутенерству, контрабанде короткоствольного оружия и розничной торговле героином.

Все попытки прийти с ним к какому-то разумному соглашению оказались неудачными, а однажды, во время неформальной встречи с Тересой и Тео Альхарафе в отдельном кабинете одного из ресторанов в Михасе, Гару разошелся до того, что произнес вслух угрожающие слова, слишком грубые и серьезные, чтобы не принять их во внимание. Это произошло после того, как француз предложил Тересе перевезти четверть тонны колумбийского героина «black tar»[69], а она отказалась. Насколько я понимаю, сказала она, гашиш — более или менее народный наркотик, кокаин — роскошный товар для тех, кто платит за него, а героин — это яд для бедных. Такими гадостями я не занимаюсь. Именно так она и выразилась: гадостями, и французу это не понравилось. Чтобы какая-то мексиканская потаскуха тут выделывалась передо мной, — таков был его последний комментарий, прозвучавший еще более вызывающе из-за марсельского акцента. Тереса, на лице которой не дрогнул ни один мускул, очень медленно загасила сигарету в пепельнице, попросила счет и вышла. Что будем делать? — обеспокоенно спросил Тео, когда они оказались на улице. Этот тип опасен, да еще и встал на дыбы. Но Тереса три дня не говорила ничего, даже не упоминала о случившемся. Наедине с собой, спокойная и молчаливая, она планировала ходы, взвешивала все «за» и «против», будто разыгрывая сложную шахматную партию. Она обнаружила, что эти серые рассветы, застающие ее в постели с открытыми глазами, способствуют интересным размышлениям, иногда весьма отличным от тех, что приходят при свете дня. И спустя три рассвета, уже приняв решение, она отправилась к Олегу Языкову. Я пришла спросить твоего совета, сказала она, хотя оба знали, что это неправда. И после того как в нескольких словах она изложила суть дела, Языков некоторое время сидел, глядя на нее, потом пожал плечами. Ты очень выросла, Теса, сказал он. А когда человек очень растет, такие трудности входят в пакет. Да. Я не могу влезать в это. Да. И советовать тебе не могу, потому что это твоя война, а не моя. И в один прекрасный день — жизнь играет с людьми разные шутки — мы с тобой можем схлестнуться из-за чего-нибудь подобного… Да. Кто знает? Помни только, что в этом бизнесе нерешенная проблема — все равно что рак. Рано или поздно она убивает.

Тереса решила применить метод, каким действуют в Синалоа. Я им устрою, сказала она себе. В конце концов, если у нее на родине такие методы оказываются действенными, они будут действенными и здесь, тем более что в этих местах к ним еще не привыкли. Ничто не впечатляет так, как несоразмерное, особенно когда его не ждешь. Наверняка Блондин Давила, страстный болельщик команды «Лос Томатерос де Кульякан», похохатывая теперь за столиком адской таверны, описал бы это в каких-нибудь бейсбольных терминах — например, «отыграть у лягушатников вторую базу». На этот раз Тереса воспользовалась своими марокканскими связями: ее старый приятель, полковник Абделькадер Чаиб, дал ей подходящих людей — бывших полицейских и бывших военных, которые говорили по-испански, имели оформленные паспорта с туристической визой и для своих, так сказать, командировок пользовались паромной линией Танжер — Альхесирас. Крутые парни, киллеры, они не получали никакой информации и инструкций, кроме строго необходимых, так что в случае их поимки испанские власти никак не смогли бы отследить их связи с кем бы то ни было. Итак, Нене Гару получил свое, когда в четыре часа утра выходил из дискотеки в Бенальмадене. Двое молодых мужчин североафриканской внешности — это он рассказал полиции позже, когда к нему снова вернулся дар речи, — напали на него, как обычные грабители, а потом, отобрав бумажник и часы, перебили ему позвоночник бейсбольной битой. Шмяк, шмяк. Они сделали ему из позвоночника погремушку: по крайней мере, так живописно выразился представитель больницы (его начальство потом выразило ему свое неудовольствие подобной откровенностью), излагая эту историю журналистам. А тем же самым утром, когда она появилась в разделе «Происшествия» малагской ежедневной газеты «Сур», в доме Мишеля Салема в Фуэнхироле зазвонил телефон. Сказав «Добрый день» и сообщив, что это звонит «один друг», мужской голос на безупречном испанском языке выразил свои соболезнования по поводу несчастного случая с Гару, о котором, видимо, господину Салему уже известно. Потом — несомненно, с мобильного телефона — он принялся детально описывать, как в эту самую минуту внуки франкоалжирца, три девочки и мальчик, возрастом между пятью и двенадцатью годами, играют во дворе швейцарской школы в Лас-Чапас: невинные ангелочки, только накануне отмечавшие в «Макдоналдсе» вместе со своими маленькими друзьями день рождения старшей — живой, шустрой девчушки по имени Дезире, ежедневный маршрут которой в школу и из школы, так же как маршруты ее брата и сестер, был описан Салему самым подробным образом. А в довершение всего тем же самым днем, ближе к вечеру, посыльный доставил ему конверт с фотографиями, сделанными при помощи телеобъектива, на которых его внуки были запечатлены в различные моменты последней недели, включая «Макдоналдс» и швейцарскую школу.

Я разговаривал с Кучо Маласпиной — черные кожаные брюки, английский твидовый пиджак, марокканская сумка на плече — перед своей последней поездкой в Мексику, за две недели до встречи с Тересой Мендоса.

Мы случайно встретились в зале ожидания малагского аэропорта, между двумя рейсами, задерживавшимися отправкой.

— Привет, как дела, дорогой? — поздоровался он. — Как жизнь?

Я взял себе кофе, он — апельсиновый сок, и мы принялись обмениваться комплиментами. Читаю тебя, вижу тебя по телевизору и так далее. Потом мы выбрали уголок поспокойнее и уселись на диван.

— Я работаю над «Королевой Юга», — сказал я, и он как-то зло рассмеялся. Это он окрестил ее так. Обложка журнала «Ола!» четырехлетней давности. Шесть страниц с цветными иллюстрациями, посвященных истории ее жизни или, по крайней мере, той части ее жизни, о которой он смог кое-что разузнать, сосредоточив свой интерес главным образом на ее мощи, ее богатстве и ее тайне. Почти все снимки были сделаны с помощью телеобъектива. Что-то типа: эта опасная женщина держит под своим контролем то-то и то-то.

Мексиканка — мультимиллионерша и скромница, темное прошлое, мутное настоящее. Красивая и загадочная, гласила подпись под единственной фотографией, снятой с близкого расстояния: Тереса в темных очках, строгая и элегантная, в окружении телохранителей, выходит из машины (это происходило в Малаге), чтобы сделать заявление перед судебной комиссией по вопросам контрабанды наркотиков, которая не сумела найти абсолютно никаких доказательств того, что Тересе инкриминировалось. К тому времени ее юридическая и финансовая защита была непробиваемой, и королева наркомафиози Гибралтарского пролива, наркоцарица (так называла ее газета «Эль Паис») успела купить поддержку стольких политиков и полицейских чинов, что стала практически неуязвима — до такой степени, что Министерство внутренних дел передало ее досье в прессу, пытаясь предать огласке, в виде слухов и газетной информации, то, чего не удалось доказать судебным путем. Однако вышло совсем наоборот. Этот репортаж превратил Тересу в легенду: женщина в мире крутых мужчин. С тех пор каждая из ее немногочисленных фотографий, как и ее редкие появления на публике, становилась едва ли не сенсацией, а папарацци (на телохранителей Тересы так и сыпались обвинения в нападении на фотографов, и решением этих проблем занималась целая стая адвокатов, получавших свои гонорары от «Трансер Нага») следили за ней с не меньшим интересом, чем за принцессами Монакскими или кинозвездами.