Одноразовый кумир - Григорий Константинович Шаргородский

сил, ни желания. Доводы логики и жизненного опыта оказались абсолютно незначительным нюансом, ведь душа стремилась к безбрежной любви.

Какой смысл цепляться за прошлую жизнь, если в ней не было ничего, кроме грязи, боли и бессмысленного копошения? Меня никогда никто не любил. Все, кто изображал это чувство, хотели получить что-то для себя, но не дарить любовь в ответ. А там, куда мы направляемся, живет нечто, что и есть любовь – первозданная и необъятная.

Перелет казался бесконечно долгим, но и он закончился. В этот раз мы не пробирались по тоннелю в плетении дикой лианы, а просто упали сверху в широкую воронку, которая раскрылась прямо над пирамидой. Магокар сел у входа в пирамиду, и мы без задержек проследовали через коридор в купольный зал. От вида воздевшей к небу руки статуи у меня сбилось дыхание от сладкого предчувствия. Сам не понял, как оказался совсем рядом – у ног олицетворения великолепной сущности. Я тянулся вперед с желанием слиться с ослепительно-прекрасным средоточием энергии творения и любви, но пока не знал, как это сделать. Подсказкой стал предмет, вложенный в мою ладонь все еще поющей эльфийкой. Это был кинжал, непривычно грубо вытесанный из черного камня. Вполне возможно, что это какой-то аналог обсидиана. Понимание тут же пришло в мою голову, и я одним плавным движением прижал шероховатую и немного корявую кромку каменного ножа к своей шее. Все, теперь остался один короткий рывок, и я сумею пробить мерзкие узы, сковавшие олицетворение любви в бездушном камне. Пробить и слиться с ней в бесконечном экстазе. Но для этого нужны силы – и они появились. Я почувствовал, как присутствующие в зале разумные втыкают в свою плоть ритуальные ножи, передавая мне часть своей Живой силы, или, точнее, силы Жизни. Мое тело наполнялось энергией, которая должна была усилить дар оценщика и вырваться в нужном направлении. Пора. Раздражающей помехой внутри забился инстинкт самосохранения, но он был так слаб.

И все же базовому инстинкту удалось создать маленькую трещину в моей железобетонной уверенности в правильности своих действий и стремлении к счастью. В эту трещину тут же проникла едва слышимая на фоне уже ставшего многоголосым хора эльфов иная мелодия. Она не резонировала с эльфийской песней, но вплеталась в нее и изменяла, как некогда заклинание ушастых трансформировало энергетическую сущность над толпой посетителей ночного клуба. Это была всплывшая из памяти песня Оли, песня расставания с любовью и понимание того, что в любви нет ничего важнее искренности и взаимности. Иначе это уже не любовь, а что-то другое – узы или даже инструмент пыток. Впрочем, чтобы развеять мощь влияния энергетической сущности высшего порядка и запредельной концентрации энергии творения, этого не хватило. Не хватило и пришедшего откуда-то из глубин сознания ритма орочьей пляски, наполненного гордостью и решительностью.

Мои губы тронула едва заметная, горькая и даже снисходительная улыбка. Ни доводы разума, ни отвага вкупе с гордостью никогда не справлялись с любовью. Несмотря на эти жалкие потуги подсознания, каменный нож начал свое движение, чуть оцарапал кожу, но тут со спины прилетел возмущенный крик на высшем эльфийском:

– Ну же! Не медли! – У князя явно лопнуло терпение, пока я тут размышлял о сущности любви, и задержка по вине какого-то тупого животного вывела его из себя.

Это он, конечно, зря. Коктейлю из доводов разума, гордости и отваги не хватало только злости, а я очень не люблю, когда мной понукают. Просто не выношу, когда кто-то считает, что может указывать, что и как мне нужно делать. Любовное наваждение не то чтобы схлынуло, но пошло непонятными темными пятнами. Желания отказаться от блистательных перспектив все еще не было, но вернулось извечное любопытство, и захотелось узнать, что там, в глубине. Раньше моему дару просто не хватало жалкого запаса Живой силы, чтобы проникнуть через оковы, наложенные неизвестными пленителями на высшую сущность, и дальше – к самой сути. А сейчас этой энергии было хоть отбавляй, и подарили мне ее сами ушастые.

Я активировал свой дар на полную и, как говорится, копнул поглубже. От потока входящей информации захватило дух, но еще больше шокировало понимание внутренней природы ожидавшей моей помощи энергетической сущности. Никакой богиней она не была, тем более любви и радости! Всего лишь искусственная сущность, рожденная верой миллионов разумных и творческим порывом их душ. Как никогда ранее, ко мне пришло понимание неоднозначности такого явления, как любовь. За не очень-то толстой прослойкой светлого, искрящегося счастьем чувства скрывались непробиваемый эгоцентризм и пропитанная злобой ревность. Запертая в храме сущность поистине являлась олицетворением всего этого жуткого коктейля, наполненного дикой, практически противоестественной смесью энергий творения и разрушения.

Что-то мне враз расхотелось сливаться с этим в вечном экстазе. Я резко крутанулся на месте, вспоминая детство, когда с пацанами украдкой делали метательные ножи и портили деревянный щит на стадионе. Лихим метателем, конечно, никто из нас не стал, но тут уж не до жиру; от князя несло такой дикой концентрацией энергии разрешения, что я понимал: не дождавшись добровольного ритуального самоубийства, он точно зарежет меня как жертвенного барашка. Когда метнул очень неудобный для этого действа каменный нож в сторону окутавшегося защитными плетениями эльфийского князя, в голове мелькнула стандартная фраза из лексикона страдальцев, играющих на пауках-разведчиках и пытающихся стрелять из своих пукалок по тяжелым титанам: «Если и попал, то не пробил».

И каково же было мое удивление, что таки попал и, что самое невероятное, пробил. Похоже, случившееся стало сюрпризом и для князя. Он как-то неуверенно и даже обиженно посмотрел на торчащий из груди нож. Затем попытался ухватиться за него, но силы оставили эльфа. Еще до падения на пол храма его тело высохло до состояния мумии.

Какой хороший ножик! Хочу себе такой!

От злобно-жадных мыслей меня отвлек тот факт, что со смертью князя все еще не закончилась. За спиной бесновалась запертая в статуе сущность, но на нее можно пока наплевать, а вот шестерых стражей храма – эльфов без малейших модификаций и оттого уродливо-жутких – игнорировать ой как не стоило. Из оружия у меня был только щитовик, который как оружие я использовать пока не научился. Может, и отобьюсь от парочки ударов светящихся хлыстов этой шестерки, но что-то меня терзают смутные сомнения.

Нужно вооружиться! Но чем? Сразу вспомнился ритуальный нож, но до него нужно еще добраться. Стража уже была ближе к телу князя, чем я. Ладно, внесем немножко веселья в этот и без того задорный дурдом.

Сорвавшись с места в