Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова

Дальше мы продолжили составлять устав Шатуновой пустыни, и он гласил примерно следующее: это открытое товарищество с неограниченной ответственностью, и всякий посетивший нас навсегда остаётся в братстве Шатуновой пустыни, она расположена вне пространства и времени, поэтому Шатунова пустынь всегда в нас, а мы в ней, где бы ни находились – такая вот концепция, и по-своему она живёт до сих пор, непрерывно трансформируясь вместе с нами.

Вот только сейчас написала и поняла всю иронию судьбы, ведь Шатуновой пустынью саркастично и с осуждением веками называли вымышленную обитель беглых монахов, дескать, он такой-то растакой-то из Шатуновой пустыни…

Так и есть!

Даже свой первый электронный адрес я придумала, поставив там shatunova вместо фамилии, и это случилось задолго до того, как мне в голову робко постучалась мысль, что пора бы завязывать с религией – промыслительно, как сказали бы мои бывшие «братья по разуму».

О! Вот оно! А не назвать ли мне Шатуновой пустынью мой новый медийный проект, объединяющий всех бывших, таких же, как и я, расстриг? Давно ищу подходящее название, надо подумать!

Незаметно наступил судьбоносный 1998 год, на него указывали многие пророчества о неизбежном конце света, и по рукам ходила потрёпанная книжка «Россия перед вторым пришествием», там собрали всё, что можно, на эту тему. И хотя у многих в нашем окружении ещё теплилась робкая надежда дотянуть до 2000 года, однако старцы предупреждали, что не стоит обольщаться.

Этот год уже в январе втянул меня в водоворот тяжелейших искушений, и в моей будущей книге я расскажу о них подробнее, а здесь намечу лишь основной сюжет о том, как я стала невольной свидетельницей и даже участницей конфликта между самыми уважаемыми духовными лидерами наших краев.

Один из них – болящий старец Алексей Фёдорович, к нему ездили за советом тысячи людей за тысячи километров, считали его святым и прозорливым, и он жил в том городе, где я выросла. Я первая разыскала его маленький домик на окраине недалеко от того места, где когда-то жила с мужем, потом мы поехали к старцу уже с отцом Георгием, а потом к Алексею Федоровичу зачастили многие члены нашего братства Казанской иконы и остались у него в духовном окормлении на долгие годы.

Так вот, этот старец взял и обвинил очень уважаемого священника отца Геннадия, с которым дружил наш отец Георгий, не в чём-нибудь, а в колдовстве, и мы с батюшкой должны были передать отцу Геннадию его диагноз. И что потом началось!..

Как отец Геннадий слёг с сердечным приступом, и как восстали его многочисленные и очень ретивые духовные чада, требуя объяснений, что это было?

Как во всей этой сумятице мы с отцом Георгием помчались к владыке за советом, а он твёрдо и непреклонно изрёк, мол, всегда знал про отца Геннадия, что тот колдун!..

Напоминаю, что это самый страшный церковный грех, какой только бывает, он считается хулой на Святого Духа, убийство и то полегче.

И как с этим жить? Как во всём разобраться?

И кто я такая, чтобы участвовать так или иначе в сей «битве титанов»?

Помню, как меня раздирали сомнения и противоречия, я пыталась понять, что повлияло на мнение Алексея Фёдоровича – это его прозорливость, и он духовным зрением видит колдуна в отце Геннадии, или же кто-то просто оклеветал священника, а старец поверил? И тогда я решила весьма благоразумно, что епископ, старец, протоиерей и иерей как-нибудь сами с Богом договорятся, трое из них у престола стоят, литургию служат, а я пожалуй отползу подальше, чтобы зализать душевные раны, ведь так или иначе, но вся эпопея вращалась вокруг меня и нашего дома.

И правильно сделала, между прочим, потому что через пару месяцев отец Геннадий поехал к старцу Алексею Фёдоровичу, они помирились и вошли с ним в молитвенное и прочее общение, и отец Георгий со всеми примирился, вот только на меня все участники конфликта досадовали каждый по-своему, наверное, за то, что я стала свидетельницей, а такое не прощают.

Но это не единственное яркое событие того года, богатого на скандалы, и дальше началось искушение уже для всей Церкви – присвоение гражданам налоговых номеров, которые до сих пор известны как ИНН. Событие повергло в шок всех православных в России и в Украине, эти номера, содержащие три шестёрки, то есть апокалиптическое число Зверя 666, были объявлены старцами печатью Антихриста, а тех, кто их принял, многие священники отказывались причащать, венчать и даже отпевать.

Вся эпопея с бунтами в монастырях и в целых епархиях растянулась на несколько лет, и едва она стала утихать, как её сменила перепись населения, естественно, тоже для Антихриста, и множество насельников тогда оставили свои монастыри, чтобы не оскверниться, и я знала многих из них. Да что там говорить, ведь порой целыми монастырями снимались с места и бежали кто куда!

У нас дома в Шатуновой пустыни весь 1998 год, да и в последующие тоже, гостей только прибывало, и в какой-то момент мы даже задумались о мемориальной доске у входа, чтобы написать золотыми буквами имена всех выдающихся церковных деятелей, посетивших нашу скромную обитель.

Например, в сопровождении нашей московской Женьки у нас останавливался афонский монах отец Харитон, официальный фотограф Афонской Лавры. Мы вызвонили батюшку Георгия, и, затаив дыхание, вместе разглядывали две толстенных пачки снимков отца Харитона – пейзажи горы Афон, портреты отшельников, его скит Карулья на высоте 1000 метров, куда со всеми грузами можно забраться только по толстенной цепи, которая называется Улица Московская, потому что раньше скит был русским, и грек отец Харитон, бывший офицер НАТО, сам дохаживал там последних русских старцев.

Женя переводила отцу Харитону все наши охи-ахи, а когда не справлялась, то обращалась за подсказкой к водителю их машины, на которой они колесили по России, он тоже был грек, но советский, звали его Панайотис, он родился в Аджарии, а вырос в Казахстане, и с ним мы тоже подружились на долгие годы. Мало того, в это самое время к нам с Урала приехали моя бабушка и сестрёнка Юля, и надо было решить непростую задачу, как устроить всех гостей на ночлег таким образом, чтобы как-то обособить афонского монаха, вот и пришлось самим уйти в мастерскую.

В тот же год Женька привезла к нам своего московского духовника – невероятно энергичного игумена в компании громогласного иеродиакона, они вихрем налетели на Шатунову пустынь, заполнили собой всё пространство, пообедали, спели нам многая лета и так же вихрем умчались куда-то на юг по делам.

Приезжали и останавливались наши матушки схимонахини, регулярно заезжал и отец Георгий, один или с