Тайна Черного моря - Игорь Гречин

Но и практическая ценность содержимого корабля не вызывала доверия. Все, буквально все корабельные причиндалы если и могли ещё служить, то лишь на честном слове (скорее всего, матерном) и на последнем дыхании. Клинкет – задвижка на водоотливе – была крест-накрест перебинтована, дабы не развалилась, тряпицей, очень похожей на капроновый женский чулок. Латунный лагун был измят, как меха гармошки…

Инстинкт, который не имел привычки обманывать, приказал Анатолию обернуться. И прапорщик, подняв изумрудные брызги спавшей до колен воды, обернулся.

Овальный лаз с высоким комингсом был левее. И в этом лазе, с тылу освещенный неярким зеленоватым светом, застыл со скрещенными на груди перчатками водолазный скафандр. Так же обросший речной плесенью, такой же старый, как и сам буксир. Из-за прозрачного, с трещинкой, забрала Анатолия изучали два внимательных человеческих глаза. Лоб за аквариумным стеклом украшала родинка, нарисованная вроде бы жженой веточкой сандалового дерева. Но что родинка! – под скрещенными руками на брюхе висел опутанный водорослями крупнокалиберный ручной пулемет «Гочкис-00».

– Можешь мне объяснить, – глухо донеслось из нутра скафандра, – почему ты, дубина стоеросовая, поперся в Смольный днем, а не ночью, как всякий нормальный человек?

Морское чудо ступило на трап пушкинским Каменным гостем.

Уж к чему-чему, а к такому вопросу Хутчиш был не готов. Точнее, он вообще не готовился к тому, что на глубине десяти метров под водой придется отвечать на чьи-либо вопросы. Конечно, это мог быть кто-нибудь из «черных следопытов», обшаривающих затонувшие корабли. Но откуда у «черного следопыта» персональное плавсредство? Скорее уж Хутчиш поверит в правдивость старой балтийской легенды о людях-черепахах.

– Что с дурня возьмешь, – махнул рукой скафандр, снял через шлем пулемет и прислонил к переборке недалеко от себя. – Ладно, становись к штурвалу. Уходить нам пора. Рыбаков липовых я взорвала, теперь жди атаки морского змея. Шутка.

Из сказанного Хутчиш понял только, что в скафандре женщина. И то не по голосу, а по роду глагола. Впрочем, собеседник враждебных намерений не проявлял, хотя вполне мог считать, что взятое на борт инородное тело находится в его власти. И то ладно.

– Приготовься к всплытию с твердого грунта, – сипло донеслось из-за скафандрового забрала.

Капитанша ни на йоту не сомневалась, что зачислила в команду дельного матроса и приказ будет выполнен бодро и молодцевато. Такая уверенность будила в душе Анатолия серьезные подозрения и – льстила.

– Есть приготовиться к всплытию с твердого грунта!

Решивший пока беспрекословно подчиняться, прапорщик (а может, уже мичман?) пристроил истекающий невской водой портфель на шпангоут и занял пост по боевому расписанию у мореного, с фактурно проступившими годовыми кольцами колеса. Вроде как снятого с телеги. Видимо, это и был штурвал. За неимением лучшего. Спавшая вода хлюпала уже на уровне подошв вдоль крайнего стрингера. Облизывала нижнюю балясину трапа, ведущего к задраенному носовому люку.

Кораблик-утопленник, пардон, хитроумно замаскированную подводную лодку, качнуло. Вода, собравшись в упругую живую складку, отсвечивая черно-зеленым лаком, побежала по палубе к желобу ватервейса, затем обратно, но медленнее.

Кэп создала дифферент на нос и работой гребных винтов враздрай начала раскачивать присосавшуюся к грунту субмарину. К гриппозному кашлю помпы прибавился монотонный стук дизельного движка в стиле диско.

– Врешь, я отчалю от этого рифа, – сама себе под нос пробубнила капитанша.

Наконец под днищем смачно чмокнуло, и снова по палубе зашаталась черно-зеленая складка воды.

– Эй, юнга, – разжаловала Хутчиша повеселевшая командирша, – можешь называть меня госпожа Даккара, хотя кое-кто из врагов присвоил мне прозвище Капитан Тротил. Надеюсь, тебе никогда не доведется величать меня так.

– Хорошо, госпожа, – принял условия игры мегатонник, мучимый вопросами: какая новая сила вступила в игру и каковы намерения этой силы? ЦРУ, французы, «Моссад»? Эмираты, Индийская морская разведка? А может, горячие эстонские парни? Или, не приведи Нептун, итальянцы?

Кстати, кстати!

Ведь была в истории советского Военно-Морского флота черная страница с итальянским акцентом. В пятьдесят пятом году стоящий на севастопольском рейде линкор «Новороссийск» вдруг ни с того ни с сего на виду всего города рванул и опустился на дно Северной бухты. При чем здесь итальянцы? А притом, что прежде этот корабль назывался «Джулио Чезаре» и был конфискован у потерпевших поражение во второй мировой макаронников. А чуть погодя итальянский Скорцени – капитан второго ранга, бывший командир диверсионно-штурмовых средств ВМФ республики граф Боргезе – получил высшую правительственную награду. Спрашивается: за каким чертом итальянцы полезли в Черное море и почему взорвали именно этот старый, никому не нужный корабль? Банальная месть? Не смешно.

А не логичней ли предположить, что гибель линкора обуславливалась попыткой сорвать размещение на его борту установки Икс? Допустим, произошла утечка информации на одном из кораблей Краснознаменного Черноморского Флота…

– Не «хорошо», а «есть», – сурово оборвала нить рассуждений прапорщика госпожа, показывая, что не потерпит на борту любимчиков.

Дышала она тяжело и часто, как человек, взбирающийся на крутую гору.

Анатолий краем глаза окинул помещение. Это была одновременно и кают-компания, и кубрик, и боевая рубка, и камбуз. Это был единственный жилой отсек подводной лодки.

Прямо под носом рулевого, над самопальным штурвалом, заменявшим списанный некогда за борт подлинник, торчал глубиномер – с запотевшим изнутри стеклом, несмотря на попытки загерметизировать прибор пластилином. Справа, на расстоянии руки, болтались на проводе наушники акустика; с них капало, как с весенней сосульки. Дальше по кругу высились механизмы, упакованные в нержавеющие, влажно блестевшие в зеленом свете кожухи. Механизмы подозрительно напоминали приборы торпедных стрельб.

Слева занимали место такие же кожухи. Значит, точно: торпедные аппараты. Правого и левого борта. Над кожухами слева была натянута парусиновая койка. В ней дрожала в такт дизелю малахитовая лужа. А с выпяченного парусинового дна, как в самогонном приспособлении, падали капли: кап-кап-кап…

Ну, каждый устраивается как может, обставляя свою жизнь доступными ему предметами комфорта. Анатолий вспомнил, как на пару с отважной Хейтси-Эйбиб брал в заложники губернатора Гереро, и вдруг жена губернатора выносит мужу термос и орет белугой, что губернатор привык на ужин пить горячее молоко, и без термоса я вас никуда не отпущу, лучше убейте…

– Юнга, твое лицо мне почему-то знакомо, – просипела госпожа Даккара из скафандровых внутренностей. – Ну-ка скажи-ка, имя Эвелина Зигг тебе ничего не говорит?

– Никак нет, – честно ответил Хутчиш. – А кто это?

– Одна моя давняя подруга, – пробормотала капитанша, и Анатолию показалось, что в её голосе появились нотки грусти. – Ладно, не отвлекайся. – И вдруг рявкнула: – Курс?!

– Норд-норд-ост, сэр! – легко разгадав назначение ещё одного прибора, браво отрапортовал Хутчиш.

– Ход?!

– Шесть узлов, сэр! – хватанул Хутчиш ртом порядочную порцию запаха тины.

– Глубина?! И не паясничай! Какой я тебе сэр, дьявол тебя побери?!

– Десять, нет, девять метров, мэм!

– Так десять или девять?!

– Девять!

– Хреново, – осталась недовольна капитанша и сама себе возразила: – А ниже пока нельзя.

Она заняла позицию у свисающего сверху допотопного агрегата, являющегося, очевидно, системой поднятия и опускания перископа.

– Госпожа Даккара, – решил удовлетворить любопытство прапорщик, – не могли бы вы снять скафандр? Я отвернусь.

– Не могу, – ответила капитанша. – У меня хроническая кессонная болезнь. Я навсегда обречена находиться под давлением двадцать атмосфер. Спасибо известному тебе Господину Докторишке.

– Этому китайцу? – удивился Хутчиш. – Вы знакомы?

– Китаец-то он китаец, да не простой, – вздохнула кэп. – Впрочем, сам узнаешь. Если до урочного дня успеешь. Если не полный кретин. Мы с Доктором старые знакомые и закадычные враги. Давным-давно, в тот день, когда правящий городом товарищ Романов праздновал в Зимнем дворце свадьбу своей дочери, я заглотила крючок, заброшенный Господином Доктором. И, как ты можешь догадаться, крючок этот назывался «ленинградское дело». И так же, как ты, полезла в якобы пустой Смольный…

– Мы одинаково небрежны, – посмурнел Хутчиш.

– Не хныкать!

Скафандр плюхнулся на штабель пропитанных водой, покоробившихся картонных ящиков. Картон под дамой просел, но незначительно: внутри картонных ящиков находилось нечто немнущееся.

– Акустик, прослушать горизонт! – командовала со смаком морячка – наверное, ей редко доводилось заниматься этим приятным делом.