Нормандцы в Сицилии - Джон Норвич

Такова была ситуация, когда в 1121 г. Рожер Сицилийский счел, что пора вмешаться. Почему он выбрал именно этот момент, не совсем понятно, также мы не знаем точно всего района боевых действий, хотя, вероятнее всего, и него входили те области Калабрии, которые отец Рожера не успел затребовать в благодарность за помощь. Но, каковы бы ни были детали, экспедиция оказалась даже более успешной, чем рассчитывал Рожер. Игнорируя мольбы нового папы Геласия II, который всеми силами убеждал своего бездеятельного соседа противостоять угрозам со стороны Сицилии, за следующий год граф Сицилийский заключил со своим кузеном, как минимум, три сепаратных договора. Это не составило труда. Вильгельм, помимо того что был плохим воином, постоянно и безнадежно нуждался в деньгах, так что, когда ему удавалось собрать армию, он обнаруживал, что не способен ей платить. Рожер, со своей стороны, всегда предпочитал добиваться своего с помощью золота, а не кровопролития; судя по всему, все три раза переговоры велись в основном по поводу финансовых вопросов. Последний договор был заключен по инициативе Вильгельма, просившего о помощи, и рассказ хрониста об этом происшествии открывает нам многое касательно характера самого герцога и состояния дел в герцогстве.

«И когда Вильгельм прибыл к графу Сицилии, он зарыдал, говоря: «Благородный граф, я взываю к вам теперь во имя нашего родства и по причине вашего великого богатства и могущества. Я пришел свидетельствовать против графа Жордана (из Ариано) и просить вашей помощи в мести ему за меня. Ибо недавно, когда я входил в город Нуско, граф Жордан появился у ворот с командой рыцарей; он угрожал мне и оскорблял меня, крича: «Я укорочу твое одеяние!», после чего он разграбил все мои земли в Нуско. Поскольку у меня не достаточно сил, чтобы противостоять ему, я был вынужден стерпеть его оскорбления, но теперь я жажду мести».[86]

Рожер, как обычно, запросил свою цену и к лету 1122 г. получил в свое полное владение не только всю оставшуюся часть Калабрии — сперва заложенную за шестьдесят тысяч византинов, а позже отданную ему в собственность, — но также Палермо и Мессину, которые прежде он формально делил пополам с герцогом. Он продолжал оказывать давление на своего кузена — в особенности из-за территории Монтескальозо, на подъеме итальянского «сапога», — но основная цель была достигнута. Остальное являлось только вопросом времени.

Ему не пришлось долго ждать. В следующие два или три года стало ясно, что герцог Вильгельм и его лангобардская жена не могут произвести на свет наследника, а на самом Вильгельме уже лежала печать смерти. В 1125 г. граф предложил ему встретиться в Мессине, чтобы обсудить будущее его герцогства, и там в обмен на крупную денежную помощь Вильгельм признал Рожера своим наследником.

25 июля 1127 г. в возрасте тридцати лет герцог Вильгельм Апулийский в свой черед умер в Салерно. Жена герцога Гаительгрима, любившая его, отрезала волосы, чтобы покрыть его тело. Его похоронили, как и его отца, в античном саркофаге в соборе.[87] Подобно Рожеру Борсе Вильгельм, по-видимому, был достаточно популярен как человек. Фаль-ко, лангобардский хронист из Беневенто, который ненавидел нормандцев и все их деяния и достижения, оставил нам трогательный рассказ о том, как жители Салерно стекались во дворец, чтобы взглянуть в последний раз на правителя, «который был оплакиваем более, чем какой-либо герцог или император до него». Но Вильгельм оказался недостоин своего имени и трона, и с его смертью некогда великое герцогство Апулийское бесславно прекратило свое существование.

Он умер так же бестолково, как и жил, поскольку, занимаясь до последнего вздоха пожертвованиями в пользу Монте-Кассино, Ла-Кавы и других своих любимых монастырей и церквей, он забыл, сознательно или нет, подтвердить обещание, данное Рожеру насчет наследства. Никаких упоминаний об этой договоренности не было в его завещании, хуже того, его отчаянное стремление доставить удовольствие всем привело к тому, что он сделал подобные посулы еще многим. Имеется свидетельство, что умирающий герцог в приступе набожности вдобавок ко всем прежним завещаниям оставил свои владения Святому престолу,[88] в то время как Вильгельм Тирский, прославленный историк латинского королевства в Палестине, упоминает о соглашении, заключенном между Вильгельмом Апулийским и Боэмундом II перед отбытием последнего в Святую землю в 1126 г., по которому тот из двоих, то умрет первым, если у него не будет наследников, завещает владения другому. Итак, после смерти кузена Рожер, вопреки ожиданиям, оказался отнюдь не единственным и неоспоримым наследником южной Италии, но только одним из соперничающих претендентов.

К этому времени молодой Боэмунд находился слишком далеко, чтобы о нем беспокоиться, но обойти папу Гонория II оказалось гораздо труднее. В течение более чем шестидесяти лет, с тех самых пор, когда Александр II счел выгодным настраивать Роберта Гвискара и Ричарда из Капуи друг против друга, политика пап была направлена на то, чтобы не позволять нормандцам объединиться; Гонорий,[89] человек низкого происхождения, но замечательных способностей, хорошо понимал опасность того, чтобы позволить графу Сицилии прибрать к рукам герцогство кузена и тем самым подпустить влиятельного, своевольного и честолюбивого правителя к самым границам папского государства. Более того, ему как сюзерену всей южной Италии даже не требовалось предъявлять свои права на владения герцога Вильгельма, достаточно было доказать, что притязания Рожера не имеют силы, и герцогство Апулия перешло бы к нему. Он полагал также, что может рассчитывать на поддержку нормандских баронов. Некоторые из баронов уже воспользовались смертью герцога Вильгельма, чтобы формально провозгласить свою независимость, которой они давно уже пользовались на практике, а многие другие стремились предотвратить укрепление герцогства как целостного государства в твердых руках графа Сицилийского.

Рожер понимал, что при наличии такой оппозиции его шанс заключается в том, чтобы поставить папу и его союзников перед свершившимся фактом, и в первые дни августа он отплыл с наспех собранным флотом в Салерно. Его встретили весьма прохладно. Всеобщая скорбь по поводу смерти Вильгельма не помешала антинормандской фракции немедленно захватить власть в городе; ворота Салерно оказались закрыты, а на заявления глашатая, что его господин пришел с миром, дабы вступить во владение герцогством по праву наследования, подтвержденному лично покойным герцогом, салернцы отвечали, что они страдали слишком много и слишком долго от нормандской оккупации и не желают с ней больше мириться. Но графа это не смутило. День за днем со спокойной решимостью он настаивал на своих притязаниях. Напряжение постепенно росло, старейшины города, вначале любезные, вели себя все более враждебно, но, даже когда один из главных участников переговоров был убит толпой салернцев, Рожер сохранял спокойствие. И все время его корабли прочно стояли на якорях в заливе на виду у горожан.

В конце концов его терпение было вознаграждено. Он сумел тайно связаться с пронормандской партией в городе, возглавляемой архиепископом Ромуальдом, и те убедили своих непокорных сограждан подчиниться неизбежному. В сложившихся обстоятельствах Салерно ни в коем случае не мог сохранить независимость, безусловно, было мудрее провести переговоры, пока граф еще выдвигал приемлемые условия, нежели подвергнуться осаде вроде той, с помощью которой его дядя взял город полвека назад. На десятый день салернцы предложили соглашение. Они обещали принять Рожера в качестве своего герцога на трех условиях: первое — укрепления и замок останутся в их руках, второе — горожан не будут заставлять нести военную службу дальше, чем в двух днях пути от Салерно, третье — ни одного салернца не бросят в тюрьму без их собственного суда. Рожер не мог терять времени, он согласился. Горожане открыли ворота, и он церемониально въехал в город, где епископ Капаччио, традиционно возводивший на трон салернских князей, помазал его герцогом Апулии. Это была почти бескровная победа, победа терпения и дипломатии, во вкусе Рожера, и сразу после этого подобным же образом покорился Амальфи.

Тем временем граф Райнульф Алифанский, муж сводной растры Рожера Матильды, поспешил на юг, чтобы приветствовать шурина и предложить ему свою поддержку. Взамен он просил, чтобы новый герцог даровал ему сюзеренитет над его соседом графом Ариано. Требование пришлось ко времени, граф Жордан Арианский, враг герцога Вильгельма, был убит на прошлой неделе, а его сын едва ли обладал достаточным могуществом, чтобы сопротивляться. Рожер не желал дальнейшего усиления Райнульфа, которому он откровенно и с полным на то основанием не доверял, но он нуждался в его помощи. Вновь он согласился. Об этом решении ему пришлось сожалеть.