Спасение Рейн - Келси Кингсли

неустанно напоминал мне о том, что она когда-то сказала, и я не мог найти в себе силы прикоснуться к ней так, как мне хотелось.

Вместо этого я достал из кармана смятую салфетку и протянул ей, сказав:

— У тебя нет причин извиняться.

Она приняла салфетку, не задаваясь вопросом, использовалась она или нет, и ответила:

— Да, е-есть. — Мама Билли промокнула глаза и вытерла мокрое лицо. — Я знала, что нужна тебе. Я… я знала, что ты один, и я… б-бросила тебя.

Мой желудок скрутило, когда она произнесла эти слова, поскольку точно помнил, каково это было — быть покинутым ею, и все же я пожал плечами, как будто это не имело значения.

— Все в порядке. Я-я заслужил…

— Не надо, — указала пальцем на мое лицо мама Билли, выражение ее лица теперь было сурово-искренним. — Не говори, что ты заслуживал того, чтобы… чтобы… — она скривила губы, словно не могла вымолвить ни слова, — чтобы тебя сторонились, ненавидели и говорили с тобой так, будто ты ничего не значил. Потому что ты значил для меня весь мир.

Злость прижалась к моей груди, заставив меня задыхаться.

— Это… это в прошлом. — Я покачал головой, прогоняя все эмоции, которые грозили взять верх.

— Я хочу, чтобы ты знал, что я не имела в виду ничего из того, что сказала, — продолжала мама Билли, засовывая использованную салфетку в карман. — Я была зла, обижена и убита горем, но я никогда не ненавидела тебя. И ненавидела только себя за то, что так и не поняла, что у моего сына есть проблемы, ненавидела Бога за то, что он забрал его, и ненавидела твою чертову мать за то, что она поставила тебя в такую ужасную, безвыходную ситуацию… — Она прикоснулась пальцами ко лбу и глубоко вдохнула, слегка покачав головой. — Мне очень жаль. Я не должна была этого говорить.

Я пожал плечами.

— Все в порядке. Она для меня мертва.

Мама Билли поморщилась от резкости моих слов и продолжила:

— В любом случае, — она опустила руку на бок, встретившись взглядом с моими глазами, — я много чего ненавидела тогда, Солджер, но никогда, никогда по-настоящему не ненавидела тебя. И я никогда не должна была говорить то, что сказала.

По кладбищу пронесся ветерок, приподнимая выбившиеся волоски у меня на шее и унося с собой десятилетнюю боль. Позволил маме Билли крепко обнять меня, и я обнял ее в ответ и зажмурил глаза, когда она провела руками по моим волосам и успокоила мое ноющее сердце нежностью, которой мне так не хватало.

Затем, через несколько минут, мама Билли обхватила меня за бицепс и сделала шаг назад, улыбаясь такой улыбкой, которую я никогда не думал увидеть снова.

— Ты пришел повидаться с Билли, не так ли?

Я кивнул.

— Да. У меня не было возможности, так что…

— Пойдем. Я отведу тебя к нему.

Она крепко держала меня за руку, пока мы шли по тропинке, на которой я ее нашел. Мы остановились у надгробия из черного мрамора, украшенного его фотографией и надписью с его полным именем, датой рождения и датой смерти.

Мой день рождения.

День, когда я познакомился с офицером Сэмом Льюисом и меня запихнули на заднее сиденье его патрульной машины.

Странно было видеть эту дату, навсегда высеченную на каменной плите. Было странно осознавать, что его гроб опустили на несколько метров ниже того места, где я стоял. Это было так, как будто знал, что он умер — черт возьми, я был там, — но не мог полностью принять это, пока не увидел место, где он был похоронен. А теперь все стало реальностью, и я с отрезвляющей уверенностью понял, что все это не было каким-то кошмарным сном.

Мама Билли, должно быть, почувствовала, что у меня подкашиваются колени, потому что та крепче сжала мою руку и сказала:

— Вот, садись.

Мы повернулись и сели на скамейку, стоявшую неподалеку, по диагонали от блестящего черного надгробия. Я не мог отвести от него глаз, даже когда отчаянно пытался не смотреть. Просто не мог отвернуться.

— У меня были все эти годы, чтобы привыкнуть к тому, что его нет, и я все еще иногда жду, что он просто войдет в дверь, как будто все это время он играл со мной какую-то ужасную шутку, — тихо сказала мама Билли, как будто прочитав мои мысли.

— Это просто нереально, — ответил я, не зная, что еще сказать.

— Так и есть.

Несколько мгновений я смотрел на имя моего лучшего друга детства, выгравированное на мраморной плите, а рядом со мной сидела его мать. Мне хотелось что-то сказать, чтобы нарушить молчание, но не знал, что именно, и был благодарен, когда она наконец заговорила.

— Я хотела приехать к тебе, — призналась мама Билли. — Я столько раз думала об этом, но не знала, захочешь ли ты меня видеть или… не знаю. Наверное, я просто испугалась.

Она не стала уточнять, чего именно боялась, да это и не требовалось. Было тысяча причин, которые можно было бы оправдать.

— Но я рада, что ты здесь, — продолжала она. — Я рада, что у нас это было.

Мама Билли похлопала меня по руке, и этот момент показался мне настоящим прощанием. Я знал, что как только покину это место, то, скорее всего, больше никогда ее не увижу, и остро ощущал, как бешено колотилось мое сердце. Это отчаянное, бешеное чувство необходимости удержаться, сделать что-то, чтобы она больше не ушла, пусть даже на более счастливой ноте.

Но я ничего не сказал, когда мы стояли и снова обнимались.

— Надеюсь, ты заботился о себе? — сказала она, прижимаясь ко мне еще крепче, чем прежде.

— Да.

— Хорошо. Это хорошо. Я рада это слышать.

— А ты? — спросил я.

— У меня бывают хорошие и плохие дни, — призналась мама Билли, почти извиняясь. — В последнее время в основном хорошие.

Я кивнул.

— Я понимаю.

Мы проводили друг друга до ворот и уже собирались расстаться, когда