Сёгун (части 1-2) - Джеймс Клавелл

- Я заметил, - сказал Торанага.

- Я думаю, боги заколдовали вас, господин. Вы открыто допускаете такое оскорбление и позволяете Ишидо позорить вас перед всеми нами. Вы препятствуете мне и всем нам защищать вас. Вы отказываете моей внучке, жене самурая, в чести и спокойной смерти. Вы потеряли власть над Советом, ваши враги командуют вами, и вы скрепляете мочой важный договор, самый позорный из всех, о которых я когда-либо слышал, и делаете это с человеком, который замешан в бесчестье, отравлении и измене, как до этого его отец. - Хиро-Мацу трясло от гнева. Торанага не отвечал, просто спокойно смотрел на него, как будто он ничего не говорил. - Клянусь всеми ками, живыми и мертвыми, вы околдованы. - Хиро-Мацу взорвался: - Я спрашиваю вас - и кричу, и оскорбляю вас, а вы только смотрите на меня! Или вы, или я сошли с ума. Я прошу разрешения совершить сеппуку или, если вы не позволите, я обрею себе голову и стану монахом - все, что угодно, только позвольте мне уйти.

- Вы ничего такого не сделаете. Но пошлете за чужеземным священником, Тсукку-саном.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Отец Алвито спустился с холма во главе своей обычной свиты новообращенных монахов-иезуитов. Все они были одеты как буддийские священники, если не считать повешенных на поясе четок и распятия. Новообращенных было сорок человек, все законнорожденные сыновья самураев-христиан, это были студенты семинарии, которые сопровождали его в Осаку. Юноши были на хороших лошадях под чепраками и вели себя дисциплинированно, как свита любого дайме.

Отец Алвито ехал резвой рысью, задумавшись под теплым солнцем, через парки, городские улицы, направляясь к миссии иезуитов, большому каменному дому, построенному в европейском стиле, который стоял около причалов и возвышался над тесно стоящими дворовыми постройками, складами и магазинами, где торговали или обменивали осакские шелка.

Кортеж простучал копытами через высокие железные ворота в каменных стенах и, оказавшись в мощеном центральном дворе, остановился около главной двери. Слуги уже ждали, чтобы помочь спешиться отцу Алвито. Он соскользнул с седла и бросил им поводья. Шпоры процокали по камням, по крытому переходу к главному зданию. Он завернул за угол, прошел мимо небольшой часовни и через арки во внутренний двор, где были фонтан и уютный садик. Дверь в прихожую была открыта. Алвито отогнал от себя тревогу, успокоился и вошел.

- Он один? - спросил Алвито.

- Нет, нет, он не один, Мартин, - сказал отец Солди. Это был маленький, добродушный, с оспинами уроженец Неаполя, почти тридцать лет бывший секретарем отца-инспектора. В Азии он провел двадцать пять лет. - У Его Святейшества адмирал Феррьера. Да, и с ними павлин. Но Его Святейшество сказал, чтобы вы сразу заходили. Что-нибудь случилось, Мартин?

- Ничего.

Солди что-то промычал и вернулся к затачиванию гусиного пера.

- Ничего, - сказал мудрый отец. - Ну, я скоро узнаю достаточно.

- Да, - сказал Алвито, любивший старика. Потом он подошел к дальней двери.

В камине горел огонь, освещая прекрасную старинную мебель, потемневшую от времени, хорошо отполированную и ухоженную. Небольшая картина Тинторетто "Мадонна с младенцем", которую отец-инспектор привез с собой из Рима и которая всегда радовала Алвито. висела над камином.

- Вы опять встречались с англичанином? - окликнул его отец Солди.

Алвито не ответил, он стучался в дверь.

- Войдите.

Карло дель Аква, отец-инспектор Азии, личный представитель главы ордена иезуитов, самый главный иезуит и, таким образом, самый важный человек в Азии, был также и самым высоким: шести футов трех дюймов и соответствующей комплекции. Его одеяние было оранжевого цвета, крест изысканной красоты. У него была выбрита тонзура, волосы седые. Ему исполнился шестьдесят один год; по рождению он был неаполитанец.

- А, Мартин, входите, входите. Немного вина? - сказал он, говоря по-португальски с итальянской плавностью речи. - Вы видели англичанина?

- Нет, Ваше Святейшество, только Торанагу.

- Дело плохо?

- Да.

- Немного вина?

- Спасибо.

- Как плохо? - спросил Феррьера. У огня на обитом кожей стуле с высокой спинкой сидел капитан "Нао дель Трато", Черного Корабля этого года, худой, легкий и очень грозный. Ему было около тридцати пяти лет.

- Я думаю, очень плохо, капитан. Например, Торанага сказал, что торговля этого года может подождать.

- Очевидно, что торговля не может ждать, да и я тоже, - сказал Феррьера. - Я отплываю, когда начнется прилив.

- У вас нет таможенных разрешений. Боюсь, вам придется подождать.

- Я думал, все было оговорено месяцы тому назад, - Феррьера снова начал проклинать японские правила, которые требовали, чтобы все перевозки грузов, даже их собственные, имели разрешения на въезд и выезд. - Мы связаны глупыми правилами туземцев. Вы говорили, что эта встреча будет только формальностью - сбором документов.

- Так и должно было быть, но я ошибся. Может быть, мне лучше объяснить...

- Я должен немедленно вернуться в Макао, чтобы приготовить Черный Корабль. Мы уже отгрузили лучших шелков на миллион дукатов на февральскую ярмарку в Кантоне и повезем по крайней мере сто тысяч унций китайского золота. Я думаю, я ясно сказал, что каждое пенни торговцев в Макао и отцов города, которое можно было одолжить, вложено в это важнейшее дело года. И каждое ваше пенни.

- Мы так же, как и вы, осознаем важность этого дела, - наставительно сказал дель Аква.

- Извините, капитан, но Торанага - президент регентского совета, и принято являться к нему, - сказал Алвито, - Он не говорил о наших разрешениях или торговле в этом году, он не одобряет убийств.

- Кто не одобряет, отец? - спросил Феррьера.

- Что имеет в виду Торанага, Мартин? - спросил дель Аква. - Это какая-то хитрость? Убийство? Какое это имеет отношение к нам?

- Он сказал: "Почему вы, христиане, хотите убить моего пленника, кормчего? "

- Что?

- Торанага считает, что покушение прошлой ночью было сделано на англичанина, а не на него. Он также говорит, что было другое покушение в тюрьме, - Алвито не сводил глаз с солдата.

- В чем вы обвиняете меня, отец? - сказал Феррьера. - Покушение на убийство? Я? В Осакском замке? Я первый раз в Японии!

- Вы отрицаете, что вам что-либо известно?

- Я не отрицаю, что чем раньше умрет этот еретик, тем лучше, - холодно сказал Феррьера. - Если англичане и голландцы начнут распространять свою мерзость в Азии, нам будет много неприятностей. Всем нам.

- У нас уже неприятности, - сказал Алвито. - Торанага начал говорить, что он понял у англичанина, какие невероятные доходы получаются от португальской монополии на торговлю с Китаем, что португальцы чрезвычайно завышают цену на шелка, которые только они могут покупать в Китае, расплачиваясь единственным товаром, который китайцы принимают в обмен, японским серебром, которое португальцы покупают по смехотворно низким ценам. Торанага сказал: "Поскольку отношения между Китаем и Японией враждебные и прямая торговля между нами запрещена, а португальцы одни имеют разрешение на торговлю, на обвинение в "злоупотреблениях" должно быть отвечено португальцами и письменно. Он "приглашает" вас. Ваше Святейшество, дать отчет регентам об обменном курсе - шелк на шелк, шелк на серебро, золото на серебро. Он добавил, что он, конечно, не возражает, если мы получаем большие прибыли за счет Китая.

- Вы, конечно, откажетесь от такого возмутительного требования, сказал Феррьера.

- Это очень трудно.

- Тогда дайте фальшивый отчет.

- Это создает опасность для всей нашей позиции, которая основывается на доверии, - сказал дель Аква.

- Вы можете доверять японцам? Конечно, нет. Наши доходы должны оставаться в тайне. Ох, этот проклятый Богом еретик!

- Я, к сожалению, должен сказать вам. что Блэксорн, кажется, особенно хорошо информирован. - Алвито непроизвольно посмотрел на дель Акву, его настороженность исчезла на мгновение.

Отец-инспектор ничего не сказал.

- Что еще говорил японец? - спросил Феррьера, делая вид, что не видел, как они обменялись взглядами, желая знать все, что они знают.

- Торанага просил меня дать ему завтра к полудню карту земного шара, показывающую линии раздела между Португалией и Испанией, имена пап, которые утвердили эти договоры, и их даты. В течение трех дней он "требует" письменное объяснение всем нашим "завоеваниям" в Новом Свете и "чисто в моих собственных интересах" - это были его точные слова, - количество золота и серебра, вывезенного - он фактически использовал слова Блэксорна, "награбленных", - в Испанию и Португалию из Нового Света. Он также требует другую карту, показывающую границы империй - Испании и Португалии сто лет назад и сегодня, вместе с точным положением основных баз от Малакки до Гоа он назвал их все точно по порядку; они были выписаны на листке бумаги, - а также количество японских наемников, используемых нами на каждой из наших баз.