Коварный обольститель - Хейер Джорджетт

– Да, все это очень хорошо, – возразил сэр Ньюджент. – Это не о вас он рассказывает всем и каждому, что вы грабитель с большой дороги! Когда этому придет конец, хотел бы я знать?

– Дядя Вестер узнает, как вы поступили со мной, и сильно накажет вас! – мрачно пообещал ему Эдмунд.

– Видите? – всполошился сэр Ньюджент. – Теперь он начнет уверять, будто я дурно обращаюсь с ним!

– Дядя Вестер, – продолжал его мучитель, – самый ужасный человек на свете!

– Знаешь, так нельзя отзываться о своем дяде, – горячо заявил сэр Ньюджент. – Не скажу, что он нравится мне самому, но я же не рассказываю всем подряд, какой он ужасный! Высокомерный – да, но…

– Дядя Вестер не желает нравиться вам! – раскрасневшись, заявил Эдмунд.

– Может быть, и нет, но если ты имеешь в виду, что он вызовет меня на дуэль… Вообще-то я не думаю, что он это сделает. Имей в виду, если он соберется…

– Господи, Фотерби, да не провоцируйте же его! – не выдержал Том.

– Дядя Вестер сотрет ваши кости в порошок! – заявил Эдмунд.

– Сотрет мои кости в порошок? – пораженный до глубины души, повторил сэр Ньюджент. – Да у тебя тараканы в голове, мальчик! За каким дьяволом ему это может понадобиться?

– Чтобы испечь себе хлеб, – с важным видом пояснил Эдмунд.

– Но хлеб не пекут из костей!

– Дядя Вестер печет, – заявил Эдмунд.

– Довольно! – решительно сказал Том, изо всех сил стараясь не расхохотаться. – Теперь уже ты несешь всякую ерунду! Ты прекрасно знаешь, что твой дядя не делает ничего подобного, поэтому перестань водить нас за нос!

Эдмунд, очевидно распознав в Томе силу, с которой следует считаться, притих и вновь принялся за яйцо. Но, покончив с ним, метнул на юношу оценивающий взгляд из-под длинных ресниц и сказал:

– Не исключено, дядя Вестер хорошенько врежет ему.

Том хохотнул, однако Феба подхватила Эдмунда на руки и унесла его с собой. Малец, довольный своей остроумной репликой, лукаво подмигнул юноше на прощание, но перед тем как дверь закрылась за ними, они еще успели расслышать его голос:

– Мы, Рейны, не любим, когда нас носят на руках!

Вся компания выехала в Аббевилль часом позже, весьма впечатляющим походным порядком. Сэр Ньюджент высокомерно отверг предложение отправить тяжелый багаж в Париж на roulier[70], и потому в путь двинулись сразу четыре экипажа. Обитая бархатом колесница, в которой восседали сам сэр Ньюджент и его молодая супруга, возглавляла кавалькаду; Феба, Том и Эдмунд следовали за ними во взятой напрокат карете; замыкали же процессию два кабриолета, один из которых занимал Петт, а второй был битком набит багажом. На тротуаре столпились зеваки, чтобы понаблюдать за отъездом, чем доставили сэру Ньюдженту немалое удовлетворение, которое основательно отравил Эдмунд, упрямо отказывавшийся сесть в карету. Все закончилось тем, что Том подхватил его на руки и, вопящего и брыкающегося, бесцеремонно зашвырнул на сиденье. Поскольку мальчишка во весь голос орал, что его отчим – Плохой Человек, сэр Ньюджент изрядно смешался. Том пришел ему на выручку, заявив: заинтересованные зрители, скорее всего, не поняли ни слова из произнесенного мальчиком.

Оказавшись внутри, Эдмунд моментально перестал кричать. Первые несколько миль он перенес вполне нормально благодаря завлекательной игре в «Дорожный пикет»[71]. Но, поскольку количество гусиных стай, викариев на серых осликах или старух, сидящих под заборами, на почтовом тракте из Кале в Булонь было ограничено, то эта забава вскоре ему прискучила и малышом вновь овладело нетерпение. К тому времени как они достигли Булони, Феба уже пересказала ему все известные ей сказки, а Эдмунд, все чаще погружавшийся в молчание, вдруг напряженным голосом заявил, что его тошнит. В Булони, где путники сделали получасовую остановку с целью освежиться, малышу дали немного передохнуть, однако выражение отчаяния, появившееся на его личике, когда его вновь усаживали в карету, заставило Тома проворчать:

– Это дьявольски жестоко – тащить за собой бедолагу в такую даль!

В Аббевилле, до которого они добрались часом позже, у лучшей в городе гостиницы их поджидал Синдерби. Известия, сообщенные им, вызвали у сэра Ньюджента сильнейшее раздражение, к которому примешивалось недоверие. Синдерби доложил о постигшей его неудаче. Он не сумел убедить владельца лучшей гостиницы ни выселить остальных постояльцев из занимаемых ими комнат, ни продать свое заведение сэру Ньюдженту целиком.

– Я предупреждал вас, сэр, о том, что такое может произойти, – добавил Синдерби голосом, лишенным всяческого выражения.

– Отказывается продавать? – переспросил сэр Ньюджент. – Любезный, а вы сообщили ему, кто я такой?

– Похоже, это его ничуть не заинтересовало.

– А вы сказали ему, что я – обладатель самого крупного состояния в Англии?

– Разумеется, сэр. В ответ он попросил меня передать вам его поздравления.

– Должно быть, он окончательно спятил! – провозгласил ошеломленный сэр Ньюджент.

– Любопытно слышать подобные речи от вас, сэр, – отозвался Синдерби. – Именно это сказал мне и он – только, разумеется, по-французски.

– Это уже переходит всяческие границы! – вскричал сэр Ньюджент, лицо которого побагровело от гнева. – Сказать такое мне! Я покажу этому чертовому кабатчику, что не привык к отказам! Ступайте и передайте ему: когда Ньюдженту Фотерби что-нибудь нужно, он покупает это не торгуясь!

– В жизни не слыхала подобной ерунды! – заявила Феба, у которой в конце концов лопнуло терпение. – Перестаньте скандалить, сэр Ньюджент, и будьте добры сообщить мне, остаемся мы здесь или нет! Быть может, вас это совершенно не волнует, но у меня на руках несчастный ребенок, едва живой от усталости, а вы стоите и надуваете щеки, демонстрируя собственную значимость!

Такая неожиданная отповедь настолько ошеломила сэра Ньюджента, что он не нашелся с ответом; Синдерби, глядя на мисс Марлоу с легким одобрением в холодных глазах, сказал:

– Помня о ваших указаниях обеспечить ее милости полный покой, сэр, я устроил ее размещение в куда более скромном заведении. Оно не претендует на звание фешенебельного, но благодаря своему расположению вдали от центра города может оказаться вполне приемлемым для ее милости. С радостью сообщаю, что мне удалось убедить мадам хозяйку предоставить всю гостиницу в ваше исключительное распоряжение, сэр, и на такой срок, какой вы сочтете необходимым и желательным, при условии, что те три постояльца, которых она уже поселила у себя, выразят желание съехать.

– Вы же не хотите сказать, будто они выразили такую готовность, а? – пожелал узнать Том.

– Поначалу – нет, сэр. Однако, стоило им осознать, что оставшуюся часть своего пребывания в Аббевилле – надеюсь, не слишком продолжительного – они смогут провести в тех самых апартаментах, кои я забронировал для сэра Ньюджента в этом самом отеле, причем за его счет, они сразу выразили полное согласие поступить в соответствии с его желаниями. Итак, сэр, если вы присоединитесь к ее милости в дорожной колеснице, я сопровожу вас в «Poisson Rouge»[72].

Сэр Ньюджент недовольно нахмурился и застыл на месте, оттопырив нижнюю губу. В роли побудительной силы довелось выступить Эдмунду.

– Я хочу домой! – плаксиво провозгласил он. – Мне нужна моя Баттон! Мне плохо!

Сэр Ньюджент вздрогнул и без дальнейших возражений полез в колесницу.

Когда же он узрел, что представляет собой «Poisson Rouge» в смысле размеров и элегантности, то негодованию его не было границ. Если бы не леди Ианта, которая сердито заявила, что не сделает более и шага отсюда и готова, если потребуется, провести ночь в коровнике, то очередное препирательство выглядело бы неминуемым. Пока леди бережно высаживали из колесницы, приветствовать своих эксцентричных гостей-англичан вышла мадам Бонне, немедленно принявшаяся выражать столь неподдельный восторг красотой миледи и ее очаровательного маленького сынишки, что Ианта сразу же прониклась расположением к небольшой уютной гостинице. Эдмунд, недоверчиво глядя на мадам, попытался было спрятаться за Фебу, но, стоило из дверей гостиницы выскочить щенку, чело малыша чудесным образом прояснилось и он заявил: