Врата чудовищ (СИ) - Дара Богинска
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты несешь?! — Чонса прервала его лепет. Она вскочила с кровати. — Что за бред ты несешь? Убить всех?! Детей? И тех, кто верно служил Бринмору столько лет? Сражался за него на войне? Лил кровь?
И белый плащ кивнул.
— Минует полнолуние, и в Бринморе не останется ни одного малефика. Ибо сказано в Книге: да прекратится злоба нечестивых, и укрепи меч и кровь праведника, ибо требуешь сердца и утробы…
Ни одного. Ни одного. Ни одного.
Лоркан. Лоркан. Уже мертв? Еще жив?
Лоркан!
Чонса взялась за голову. Размеры случившейся трагедии не поддавались её пониманию. Все, что она знала и любила, теперь будет предано забвению. Тёмные времена Инквизиции вернулись. И даже хуже, ведь до Инквизиции малефики были простыми людьми со способностями, они умели жить свободно, но вот уже много поколений их держали на привязи, и они не знали ничего иного, кроме приказов. Любое неповиновение каралось судом, обвинением в безумии, и далее пожизненным заключением в монастыре, но вернее — смертью. У обитателей малефикорума не было ни своих средств на существование, ни понимания, что значит «жить».
Их не любили раньше, но теперь… Чонса вдруг вспомнила насмешливый и добрый голос Феликса, когда тот говорил ей о приросте рождаемости малефиков, и, как он сказал? «Мы не спешим кидать младенцев в огонь»?
Что ж, времена изменились. Воистину Тито был безумцем. Но кто теперь мог его остановить?
— Но как же король, — слабо застонала она, пытаясь защититься от правды, — как же палата лордов… Дома Великих!
— Последний в роде Мэлрудов погиб вместе с супругой. Феликс из рода Лорканов не оставил после себя отпрысков. За сим наследие Высоких домов осталось в прошлом. Единственная оставшаяся в живых — светлейшая Дебора, юное дитя, что осталась от брака Калахана и Агаты.
Феликс был из рода Лоркана. У Чонсы сладко защемило в груди от мысли, что он назвал её ребенка именем своего предка.
— Ты врешь мне!
— Зачем мне врать?
— Не знаю. Врешь! Ты врешь!
— Я пришел и сказал: я убью тебя, а после убью Джоланта, и отступника-Гвидо тоже убью. Я сказал тебе цель своего визита. Зачем мне врать?
— Но как же народ Бринмора?! Неужели он рад такому произволу?
— Бринмор считает колдовство причиной конца света и прихода демонов. Я видел своими глазами по пути в Нино, как вешали отроков с даром, и то было до указа Его Святейшества. Самосуд уже вынес вердикт, и народ будет рад избавиться от нас… Я лишь хочу сказать, что рад убить тебя. Ведь ты не познаешь того, что грядет. Я за тебя оплачу наше племя перед тем, как завершить свой путь.
Он вскинул кинжал. Время пришло. Бороться или умереть? Осталась ли хотя бы одна причина жить, если все, что ей сказали — правда? Для размышлений не было времени. Она метнулась вперед, перехватывая занесенную руку. Церковник откинул её, как медведь тощего волка.
— Почему ты борешься? — все так же тоскливо проговорил он. — Разве ты не понимаешь, какое счастье тебе я собираюсь подарить? Сладость забвения! Я убью тебя быстро, ты не почувствуешь боли. И всё закончится. Всё это горе завершится для тебя.
— Фанатик! — зашипела Чонса, готовя ноги к броску. — Ты — проклятый слуга проклятого Тито! Никогда я не приму смерть из рук этого изверга или его сторонников!
Церковник кинулся вперед. Быстрый! Чонса, проклиная неудобное платье — к балкону, чтоб, развернувшись, столкнуть с него обидчика, стоит ему сделать неверный шаг. К черту, решила она. Принять свою судьбу? Ну нет! Сражаться! Не за свою жизнь, так в качестве мести за Феликса. Не за него, так ради Джоланта и его несносного брата, который почему-то все равно хочет спасти этот прогнивший мир.
— Если ты прыгнешь, — не так понял её малефик, — то умирать будешь долго. Это глупо. Дай я.
— Пошел к черту! — закричала Чонса и добавила пару слов покрепче.
Убийца прыгнул вперед, держа перед собой костяной кинжал. Чонса стояла, готовясь шагнуть в сторону в последний момент и подтолкнуть засранца в падение, но вдруг крестоносец задержал шаг. Он повернулся на странный стук за долю секунды до того, как Чонса услышала шаг Джоланта. Один удар — и сквозь прорезь в виде креста на вскрике брызнуло алым. Клинок попал в расстегнутое сочленение между шлемом и доспехом, и Шестипалая слышала, как булькает в разверзнутой глотке кровь, мешаясь с воздухом и слюной в розовую пену. Она испачкала вначале нагрудник, потом тунику с ключом, затем край плаща, который беспомощно поднял к гортани малефик на службе Тито.
Чонса выхватила его кинжал из ослабевших рук и завершила мучения несчастного фанатика, поддев клинок под нагрудник вверх, и, кажется, достигла сердца. Глупец обещал ей быструю смерть. Это было благородно. Он издал свистящий выдох, словно ветер подул в свирель, и замолк.
— Ты цела?! — Джо тут же схватил её за плечи. Его испуг был понятен: Чонсу трясло так, что из рук выпал кинжал, она стояла бледная и с каплями чужой крови на лице.
Чонса уткнулась ему в грудь, обняла руками за шею. Когда он сцепил ладони замком за её спиной, спрятав в ножны меч, она уже перестала дрожать.
— Бринмор, — проговорила она, язык пьяно заплетался, — теперь принадлежит Тито. И он… Он убьет всех.
— Кто он? Что он сказал тебе?
В спальню вбежала стража. Гвидо был с ними, напуганный и злой, пустился ругаться на шорском, Чонса угадывала отдельные слова — что-то про «защиту», «ублюдков» и «выпороть».
— Он был в Нино. Он убил Феликса. Хотел убить меня, тебя, Гвидо… Из милосердия? — Чонса засмеялась, икнула, закрыла рот ладонью.
— Из милосердия? — Джо мягко перехватил её ладони и заглянул в лицо, и Чонса быстро, невнятно забормотала, захлебываясь словами, осознанием и страхом.
— Теперь Тито ничто не сдерживает. Он убьет каждого, кто обладает даром. Всех! Всех убьет, и всё. Даже детей? Он же не станет убивать детей, Джо? Они не виноваты, что родились такими! Никто не виноват!
— Не волнуйся, дорогая, — процедил медик, подходя к трупу. Он проверил его пульс, сдернул шлем и откинул с лица волосы. — Ну волнуйся. Тито скоро нечем будет править. Его «государство» ограничится высокими стенами Канноне. А в остальном Бринморе будут размножаться и жрать химеры. Прекрасное
