Набег - Ольга Григорьева

Не смущаясь близости живых людей, над островком уже кружилось воронье. Каркали, взмахивая черными крыльями, спускались к мертвецам, погребальными камнями рассаживались на сучьях над головами висельников.

— Вперед, баловни Ньерда! Не спать!

От крика Латьи бонд опомнился, отвел взгляд от острова. Вдвоем с Гримли они оттянули весло назад, опустили его, вновь оттянули… Знакомый труд позволял не думать об увиденном.

Сигурд не осуждал Рагнара или Трира — они воспользовались пленными вполне разумно. Бессмысленная, на первый взгляд, жестокость смяла оставшееся войско Карла, сломила дух еще готовых сражаться франков, а заодно избавила эрулов и данов от лишней возни с живым грузом. Хевдинги поступили правильно. Но все-таки на душе у бонда было погано. И не у него одного, — налегая на рукоять весла, Гримли озадаченно шевелил губами, тяжело сопел, старался не смотреть на плывущий мимо остров висельников. Водил взглядом по палубе, по спинам впереди сидящих…

Сигурд хотел было что-нибудь сказать, но воронье карканье мешало придумать слова. А еще мешал звук, раздающийся совсем рядом, — то ли всхлипывания, то ли кашель, словно кто-то душил в себе рыдания…

Сигурд оглянулся и увидел Эрну. Наложница Рюрика стояла на коленях недалеко от свернутого паруса, низко опустив голову. Ее русые, вьющиеся кольцами волосы касались палубных досок, худые плечи вздрагивали, из-под серой ткани рубашки выпирали острые лопатки, из-под подола выглядывали розовые гладкие пятки. Она казалась совсем маленькой и беззащитной. Вспомнилось, как она пристально смотрела на пленников, покусывала губы, сплетала и расплетала пальцы, наблюдая, как их сажают на корабли и увозят к островку…

Оглядевшись по сторонам, Сигурд склонился к женщине, негромко, чтоб не услышали хирдманны, прошептал:

— Ничего не поделаешь. Это — война…

Услышав его голос, Эрна приподнялась на руках. Из-под растрепанной челки показался овал лица, полные, будто припухшие губы. Блестящие глаза женщины остановились на лице бонда. Слез в них не было. Маленький рот приоткрылся, показывая ряд ровных мелких зубов.

Не отводя взгляда от Сигурда, Эрна хихикнула.

— Нет, неверно… Это — власть! — Вслепую, кончиками пальцев она отыскала оберег на груди, затеребила его, сминая мягкую ткань мешочка. Затем облизнулась, сухо, отрывисто засмеялась:

— Это — моя власть… Моя — над ними… Над всеми ними…

7. Без имени

Поутру Шулига едва смогла встать на больную ногу. Ее лодыжка отекла, красная с синим опухоль расползлась от пальцев почти до колена. Лицо ободритки покрывал пот, волосы на лбу слиплись, глаза лихорадочно блестели. Приложив ладонь к ее лбу, Айша ощутила под пальцами дыхание Огнеи — старшей и самой опасной из всех сестер-лихорадок. Кое-как уговорив Шулигу остаться на месте, Айша подошла к Хареку, потянулась к его уху. Чтоб не услышала ободритка, прошептала:

— В ней сидит Огнея. В ноге, под кожей.

Харек дотронулся до висящего на поясе ножа, вопросительно взглянул на болотницу. Айша покачала головой:

— Нет. Можно разрезать нарыв, но у меня нет трав для припарок и отваров. Пока я буду собирать их, пройдет слишком много времени, Огнея съест ее жизнь.

Харек задумался. После плена и долгих дней пути берсерк мало походил на воина, которым был когда-то, — его волосы стали серыми от грязи, щеки ввалились, на потрескавшихся губах запеклась кровь. Он хромал, одной рукой опираясь на толстую палку, а другую не снимал с рукояти тяжелого ножа, что висел на поясе. Одежда урманина стала грязной и рваной, из дыры на правом сапоге торчали опухшие пальцы.

— Попробуй успеть, — сказал он.

Айша покачала головой. Харек был для нее больше, чем другом, но лесные травы никогда не сбирались по весне. Да и необходимости в них нынче не было. Сгодились бы сало, паутина, луковица… Люди обычно держат такие вещи под рукой.

"Там живут нелюди… Те, что едят других людей… Не духи…" — всплыло в памяти.

Она подошла к Шулиге, присела на корточки, заглянула в осунувшееся лицо ободритки:

— Я хочу пойти в деревню духов…

— Зачем? — нахмурилась Шулига.

Айша молча прикоснулась к ее ноге, надавила пальцем на синюшный отек. От пальца остался след — темное, почти черное пятно. Шулига огорченно засопела. Бросила беглый взгляд на Харека:

— Он уйдет с тобой?

— Нет. Он думает, что я пошла за травами. Но я могу не вернуться.

— Мы не станем слишком долго ждать, — пообещала Шулига. Усмехнулась, окатила Айшу презрительным взглядом. — Ты поступаешь очень глупо. Думаешь, духи пощадят тебя, раз ты ведьма?

Благодарности она не испытывала. Болотница сделала выбор по своей воле, ее никто не просил. Значит, и благодарить ее было не за что.

— Я не ведьма, — сказала Айша. — Я человек.

— Тогда почему? — удивилась Шулига.

— Что "почему"?

— Почему ты идешь туда?

— Потому что я не ведьма.

Ободритка засмеялась, утерла с лица пот, промокнула влажную шею подолом юбки:

— Ты странная. Но, как скажешь…

Берсерк проводил Айшу до вершины холма.

— Вниз не спускайся. — Указал на затаившуюся в лесной глуши деревню.

Она приютилась под холмом — тихая, неприметная, обнесенная высоким частоколом. Ворота в городьбе были приоткрыты, к ним из еловой чащи тянулась натоптанная тропа. С холма, сквозь кроны обступивших деревню елей, Айша разглядела длинные, крытые ветками дома. В прогалинах белел чисто выметенный двор.

Харек ушел.

Сначала болотница направилась в сторону от усадьбы духов, но, едва спина берсерка скрылась за деревьями, повернула назад и, прихватываясь руками за землю, принялась спускаться.

В нескольких шагах от ворот она расслышала глухой стук. Стало по-бабьи страшно — до мурашек на коже и застрявшего в горле визга.

— Ничего… — попробовала успокоить саму себя Айша. — Все правильно…

Приоткрытая створа поддалась под ее ладонью, бесшумно отползла в сторону, открывая пустой двор с далекими постройками, одинокую тощую кобылку, мирно жующую сено из кормушки, колоду для дров, грудой сваленные подле нее полешки… За колодой возвышался журавль колодца. С его клюва спускалась веревка с ведром. Ведро раскачивалось, ударялось краем о колодезную опалубку.

Айша шагнула в ворота, скользнула к колодцу, схватила рукой веревку. Стук прекратился. Лошадь подняла голову над кормушкой, косясь на незнакомую гостью. Затем тряхнула гривой, фыркнула и, отыскав свисающий клок сена, радостно потянула его на себя.

Болотница перегнулась через опалубку, заглянула в темное колодезное нутро. Из него на болотницу уставилось немигающее водяное око.