Исчадия техно - Артем Каменистый

– Можете забирать, что хотите.

Цена даже зимней шкуры сволка невелика, а уж летняя почти даром идет, но жадное воинство, получив разрешение делать что угодно на поле чужой битвы, бросилось туда с радостными криками. Тут же послышалась ругань и завязалась вялая потасовка, на которую никто не смотрел. Подумаешь – не поделили что-то. Некогда отвлекаться на ерунду – надо хватать все, до чего загребущие руки дотянутся.

Шкуры хищников, конина, мокрый грязный овес – в хозяйстве все пригодится. За сутолокой жадно наблюдал шериф – хоть сам ничего не хватал, но явно планировал и себе долю заполучить. У этого прохиндея обязательно получится.

Рамоний брезгливо поморщился, отвернулся. Семнадцать добровольцев не внушали даже крохи доверия. Отребье, непригодное для драки в грязном кабаке, не говоря уже о большем. Из-за них ему тогда до утра пришлось задержаться в городке – раньше никак не получалось выйти. Не дожидаясь отстающих, бросились в погоню, в первый же день потеряв половину набранных. То лошадь захромает, то вдруг согласившийся было передумает и с бранью развернется или отстанет молча. Если первоначально сила казалась приличной, то вскоре луддит пожалел о своей поспешности – с ее остатками страшно даже подумать выходить на древних.

А после увиденного здесь стало еще страшнее. Это что же за создания, положившие тринадцать сволков и отделавшиеся всего лишь потерей лошадей. Да и то случайно – видимо, молодняк хищный порезвился, проигнорировав рык вожака бросаться исключительно на двуногих. Теперь беглецы не привязаны к дорогам – могут идти, где вздумается, не оставляя следов и свидетельств тех, кто их повстречал.

Хотя они и без того явно не боятся оставлять за собой натоптанную тропу. Чего стоит одна та плита на холме, исписанная нечестивыми письменами, похожими на латиницу, давно запрещенную как язык богослужений иноверцев. Рамоний на всякий случай переписал их себе, дабы показать мудрым братьям, втайне дивясь наглости беглецов. Улепетывают, но не стесняются такое за собой оставлять. Для чего? Насмехаются над погоней? Или ритуал богомерзкий проводили, без которого обойтись не могли?

Этого он не знал, но начал подозревать, что беглецами они себя не считают, раз ни во что не ставят погоню. Значит, они ее не боятся. Силу в себе чувствуют неодолимую.

И что прикажете делать, имея за собой двух братьев и семнадцать болванов, не пригодных вообще ни на что? Он бы их всех охотно обменял на остатки стаи сволков, даже понимая, что те, ослабленные потерями, схватку вряд ли выиграют. Но все равно шансов у зверья будет побольше, чем у этого отребья.

Добровольцев не жалко – ведь для того и набрали, чтобы мясом глупым поработали. Но как бы не пришлось к уже потерянным братьям прибавлять еще троих. Тем более если один из них ты сам – жить-то всем хочется, и перед собой можно в этом признаться.

Пустая земля, где мало кто живет, а те, которые все же соблазнились скудной местной почвой, поглядывают на Рамония косо и наотрез отказываются помогать в святом деле. Даже деньги их не соблазняют – после городка лишь троих смогли привлечь, да и те в тот же день отстали.

Ох, как все плохо…

Глава 27

– Места эти вроде бы по указу хозяина имеют, вот только указов разнообразных столько развелось, что небось в каждой земле по одному, отличному от других имеется, а то и по два припасено у самых запасливых. Все, кому не лень, время от времени объявляют, что земля между Мертвым хребтом и Подонцом принадлежит именно ему, а всякие посторонние поползновения запрещаются. Бумага на то и создана, чтобы ее марали дураки всех рангов – к делу она никак не относится. А дело такое, что нет здесь хозяина. Никакого нет. Люди есть, а вот хозяина нет.

– Так не бывает, – возразил Давид.

– Еще как бывает, – ответил на это Диадох. – Вот что, допустим, делает совет Новограда, которому вся земля окрестная подчинена? Городом, само собой, занимается, приглядом за шерифами в подчиненных городах и селах. Следят за дорогами, для чего на заставах у мостов собирают сбор необидный. Всем ведь понятно, что грунт подсыпать, канавы копать и мосты ставить кто-то один должен, причем серьезный, а не те, кто рядом в деревне на три двора живут. Строить если надумал, разрешение надо получить, небесплатное, ведь если земля невыкупленная, то запросто объявят самоселом и пожгут. Почта тоже дело нужное, потому как при станциях охрана имеется, и переночевать можно в тепле, не боясь, что гопы последнее отберут, а то и прирежут. Власть все ругать любят, но это же власть – от нее и польза немалая бывает, а не только разорение. Но здесь ее нет. Ты сам себе охрана – никто не поможет никогда. Не жди, что мост на тропе увидишь – никто их не строит. Дороги? Позабудь про них: бери фургон с колесами самыми большими и надейся, что степь будет ровной на всем пути. Станций почтовых тоже не встретишь.

– Раз власти нет, значит, никому эти места не интересны.

– Зачем говоришь так? Многим интересны. Ведь люди здесь часто шастают. Не совсем здесь, а чуть к югу, где поровнее, стада бизонов проходят в сезон. Там не охота, а работа каторжная. Народ их бьет столько, что мухи перестают летать – раздуваются от сожранного до размеров воробья и лапками кверху падают. Стервятники тоже пешком ходят, пузо по земле волоча. На шкурах и коже, что отсюда привозят, почитай, и поднялись южные территории. Воняет почему так мерзко возле пристаней? Потому как от кожевен дух приносит. Кожа всегда нужна, и чем больше, тем лучше: на одежду, обувь, упряжь, доспехи, меха кузнечные и много чего еще. Вот и выгодно получается ею заниматься. Охотники лагеря ставят, но подолгу в них не живут. Крестьяне тоже не селятся. Почему? Да твари часто забредают с юга, а это никому не нравится. Толпой охотятся люди, потом дружно уходят. Вместе не так опасно, а вот одиночке смерть верная, если наткнется. Даже без тварей опасностей хватает. Сволки за стадами бизонов ходят стаями неисчислимыми, лев степной может подстеречь, вода во многих местах плохая – хворают от нее сильно, а свежую биоту здесь ни за какие деньги не достать.

– Получается, кроме бизонов, здесь ничего ценного нет?

– Земля хорошая, плодородная, да только кто осмелится сеять в таких местах? Может, и другие богатства есть, про то я не ведаю. Сбил ты меня с мыслей прямых, не о том говорить начинали, а насчет Мертвого хребта. Северная его часть – стена сплошная. По слухам, нет в ней удобных проходов, а через лед и снег никто в здравом уме не пойдет. Хотя слышал и другое – есть тропы. За ней, еще дальше к северу, местность болотистая, гиблая, а дальше начинаются старые земли, на которых род человеческий спасался в самые тяжкие времена. Там, за болотами, свободных земель, конечно, нет и не будет уже – все делено и переделено много раз. А вот к югу от стены горы невысокие, местами и вовсе их нет – так, холмы кое-где натыканы. В долинах или на плоскотинах и землицу сыскать можно под пашни, и зверья разного хватает, в том числе и пушного, ручьев и речек рыбных не счесть. Лес хороший повсеместно, в нем шишка крупная, ореховая, ценная. Твари от Подонца не забредают – наверное, лень им на такую верхотуру забираться. Человек, если захочет, проживет. И вот на горы вообще не слышно, чтобы кто-то претендовал. Церковь в давние времена объявила их проклятым навеки местом, и никто против указа такого даже в шутку не пойдет. Оно, конечно, и у впадения в Старволгу Подонца места такими были объявлены, но затем состоялся великий собор, на котором объявили о снятии проклятия. Для этого целую армию при святых старцах посылали, левый берег освящать во множестве мест. Кресты ставили на холмах, над водой обряды совершали. Пока такое с Мертвым хребтом не сделают, нельзя будет объявлять здешние земли свободными. Армия для этого великая потребуется, чтобы безбожников выгнать, и по ритуалу на каждой вершине придется кресты огромные воздвигать. Работы не на один год, а народ, который там обитает, очень не любит церковь.