Всегда настороже. Партизанская хроника - Олдржих Шулерж

— Где генерал? — спросили они у венгров.

Те не понимали ни по-немецки, ни по-русски. Один принес башмаки с пряжкой. Наконец до венгров дошло, чего от них хотят. Но никто не решался отвести партизан к генералу. Жестами они давали понять, чтобы партизаны оставили генерала в покое, а лучше садились бы в машину, и они отвезут их, куда они только захотят. В конце концов Писклак с Фимой остались в гараже с венграми, Павлик Кожарж с Ладей караулили снаружи, а Станин с Иваном-Попом прокрались внутрь виллы.

В коридоре горел свет. Они услышали шум спускаемой в уборной воды, и из двери на противоположном стороне холла вышел пожилой мужчина в пижаме. Увидев их, он бросился бежать. Станин и Иван-Поп кинулись за ним, но мужчина был уже у полуоткрытой двери комнаты. Вбежал в нее и, прежде чем Станин успел всунуть ногу между стеной и дверью, захлопнул ее и запер на ключ.

Иван-Поп швырнул под дверь гранату, но это не помогло — дверь была массивной, и взрыв почти не повредил ее. Генерал теперь кричал что было мочи в окно, звал кого-то на помощь. Ему откликались какие-то голоса из сада, и поэтому Станин и Иван-Поп вынуждены были отступить.

Они пробежали через сад. Калитку искать не стали — перелезли через проволочную изгородь. Но им пришлось вернуться: из-за генеральского кожаного пальто остался висеть на изгороди Ладя — оружие, которое он унес из гаража, перевешивало его вниз, и он был совершенно беспомощен.

Ребята собрались, как и договорились, на жандармском посту. Им удалось пронести гранаты и автоматы. Ладя облачился в жандармскую униформу и направился к вилле. Партизаны тем временем заперлись в одной из комнат жандармского поста и ждали.

Ладя вернулся и сокрушенно покачал головой.

— Ребята, какого же мы маху дали! Мы должны были этот чемодан из машины прихватить. Представляете себе — он битком набит золотом, которое награбил генерал! Теперь уже поздно — генерал сбежал.

— Что там золото! — рассуждал Станин. — Задание мы не выполнили, и Мурзин не простит нам этого.

Возвращались в лагерь отряда Москаленко в ужасном настроении. Хорошо еще, что взяли неплохие трофеи — новейшие венгерские автоматы и пистолеты «девятки».

Неудачи в тот день буквально преследовали их. Никого из отряда в лагере они не застали. Узнали, что прискакал на коне связной с приказом подтянуться к штабу бригады — приближается фронт.

Над домиком Горнянчина возвышаются липы, буки и грабы. Ветви их спадают на землю. Росли они в тени медленно. Стоят густые и крепкие как камень. Янек Горнянчин сидит на земле, смотрит на сучковатые стволы и говорит себе, что сразу же после войны срубит эти деревья и отремонтирует свой дом — давно уж пора сменить потолочные балки. Потом вспоминает прошлую жизнь, лесорубов…

Но ему не дают тосковать. У него сидят Петр Сибиряк с Павкой Кривым, Матей и Трофим, Буковян. Просят, чтобы он рассказал им про свою жизнь.

И Янек Горнянчин рассказывает. Говорит кратко, просто, только самое главное. И все это время Янека неотступно преследует мысль, почему, собственно, они исповедуют его. Когда же явился и капитан Петр, он подумал, что дело худо. Но что они могут иметь против него? Он все время думает об этом и следит, не тянется ли кто из них за пистолетом.

Янек кончил, а они все выспрашивают. Про Ягоду, про собрание в «Привете»… И еще Буковян сказал ему:

— Знаешь, Янек, сколько лет я тебя знаю, ты всегда какой-то одинаковый. Если бы ты хоть раз допустил ошибку… сразу же стал бы мне куда ближе! И не только мне!..

Матей понял и искренне рассмеялся. Заулыбался капитан. Но Янек Горнянчин рассердился, и только потому, что упрекает его Буковян, именно Буковян!

— Что я тут на исповеди или как?

— Это все потому, Янек, — серьезно сказал Петр Сибиряк, — что мы хотим принять тебя в партию.

Янек Горнянчин умолк. Потом снова уставился на буки и грабы и начал рассказывать о самом сокровенном…

Весь день во дворе Коуничек гремели выстрелы. Позеф Папрскарж без труда понял: немцы перед отступлением из Брно расстреливают заключенных, и каждую минуту ждал, что придут и за ним. Но ничем не выдавал себя перед Иваном Вторым, чтобы не пугать его.

Состояние Ивана несколько улучшилось. Он уже слегка двигал рукой, но говорить был не в состоянии. Из его разбитых губ вырывался только стон. С Папрскаржем он объяснялся взглядами.

В конце дня двери с шумом распахнулись, и в камеру вбежали какие-то люди, двое в штатском и женщина.

— Кто ты? — спросил один из мужчин Папрскаржа.

— Партизан, — прохрипел Папрскарж, поняв, что имя его ничего не сказало бы им.

Мужчины положили его на носилки и поспешно вынесли из камеры, а женщина уже бежала со связкой ключей дальше.

В коридоре и на лестнице поднялась суматоха. Какие-то люди перебегали с места на место. Папрскаржа вынесли к воротам. Они были открыты, а в караульной будке — ни души. Его положили на двухколесную тележку.

— Иван! Там еще Иван, вернитесь за ним!

Папрскарж упросил их, чтоб они вынесли и Ивана и положили его рядом с ним: Потрм какой-то парень впрягся в тележку и выкатил ее из ворот на улицу.

Перед воротами толпились люди. Кто-то сунул Папрскаржу в руки узелок с булочками.

Артиллерийская канонада, которая была слышна в последнее время днем и ночью, усилилась. Вдруг впереди началась перестрелка, и кто-то крикнул, чтобы все спрятались. Парнишка свернул с тележкой в первую же улочку. Из дверей ближайшего дома выбежала какая-то женщина и знаками показала ему, чтобы он въехал во двор. Там Папрскаржа и Ивана сняли с тележки и отнесли в погреб.

Это было самое настоящее бомбоубежище, оборудованное нарами. Окна закрывали крепкие бревна и доски. На потолке висела маленькая лампочка.

Мужчина и женщина уложили раненых на нары, а потом мужчина привел врача.

Врач первым осмотрел Ивана. Сняв бинты, установил тяжелое ранение лица, сквозное пулевое ранение плеча и повреждение позвоночника. Обработал раны, сделал перевязку.

— Его надо отвезти в больницу, но пока это невозможно.

— А где сейчас немцы, пан доктор? — спросил Папрскарж. — Может, нас уже освободили?

— Один черт может разобраться во всем этом! — ответил врач. — Немцы отступили, но красноармейцев я еще не видел. Наверное, мы временно находимся на ничейной территории.

— Но они придут, — успокаивала раненых хозяйка дома. — Мы ждем их с часу на час.

Потом врач снял гипс у Папрскаржа. Вырезал надпись с датой всетинской больницы и протянул ее старому учителю:

— Спрячьте себе на память!

Время шло. Хозяева дома то и дело выглядывали на улицу через оконце погреба, но красноармейцы не появлялись.

Папрскаржа одолевала усталость. Мысли текли одна за другой. Лежа на спине, он вспомнил, как начиналась борьба в Бечве, как он снова включился в нее… Иозеф Папрскарж знал, что в его жизни был такой рубеж, когда все, что было прежде, начало меняться. Но до этого рубежа он так и не дошел — сон одолел его.

На улице загрохали выстрелы.

— Русские идут! — закричала хозяйка, отбегая от оконца.

Дверь грохнула, и на лестнице послышались шаги. Иван Второй несколько раз широко раскрыл свой разбитый рот, а потом вдруг громко крикнул:

— Не стреляй! Тут свои, русские!

Но это был немецкий солдат. С лестницы он расстрелял всех их из своего автомата.

Немцы повели у Кравьей горы контрнаступление, отдельным их частям удалось снова прорваться в город. Советские войска, однако, выбили их оттуда. В бомбоубежище одного из домов освободители нашли трупы местных жителей — мужчину, женщину и маленькую девочку, а рядом с ними тела неизвестных в тюремной одежде.

Партизаны возвращались в Гоштялкову. О немцах ни слуху ни духу. У Павлика Кожаржа руки так и тянулись к автомату.

— И надо же пропасть им тогда, когда у меня появился такой замечательный автомат, — жаловался он и подбрасывал в воздух новенький венгерский автомат с длинным дулом.

Они спустились в деревню, и там люди рассказали, что немцы еще вчера покинули замок. Решили направиться к Тесаку, рассчитывая догнать бригаду;.

Гоштялковский автоэкспедитор погрузил их на машину, прихватил еще и местных ребят, и они поехали по шоссе на Трояк. На одном из изгибов дороги чуть не напоролись на немецких солдат. Немцы быстро залегли и открыли стрельбу. Партизаны соскочили с грузовика и укрылись в канаве у шоссе. Фима и Станин побежали к тому месту, где залегли немцы. Как оказалось, это был всего лишь патруль. Немцы сразу же дали тягу.

Когда возвращались обратно, увидели на шоссе вереницу солдат на велосипедах. Партизаны приготовились к бою, но тут кто-то закричал:

— Да ведь это же наши!

Чтобы не перестрелять друг друга, партизаны прикрепили к автомату белую рубашку. Это были передовые подразделения корпуса генерала Свободы. Разведчики выяснили обстановку и сразу же покатили дальше.