Новая царица гарема - Георг Борн

– Я поклялась отомстить за тебя, – говорила Солия дрожащим голосом. – Прости мне, что сегодня я в первый раз отложила исполнение своей клятвы. Рука моя медлила умертвить пленного врага, но ты не скажешь, что Солия нарушила свою клятву. И этот враг также должен принять смерть от моей руки. Пусть никто не упрекнет дочь Гаруна в слабости. Я иду.

Она поднялась – еще один взгляд бросила она на окутанную сероватыми сумерками голову казненного жениха, которую она с опасностью для жизни похитила у врагов, – ужас охватил ее члены, ей показалось, будто глаза мертвеца пристально и гневно взглянули на нее, и она не могла отвести от него глаз. Быстро пошла она к выходу, но глаза ее все еще были прикованы к глазам мертвеца.

Солия вышла из шатра. Решение было принято. Сади, пленный враг, должен был умереть. Она хотела собственноручно отрубить ему голову саблей, как это сделали враги с ее женихом. Святость клятвы и кровная месть победили в ней то странное чувство, которое проникло в ее сердце при виде молодого бея. Сабля висела еще на ее поясе. Она направилась мимо отцовского шатра к той палатке, где лежал Сади, плавая в своей крови. Но только успела она проскользнуть мимо отцовского шатра, как при бледном утреннем свете увидела перед собой эль-Омара, который или только что хотел войти в шатер раненого, или же вышел оттуда. Солия содрогнулась, и ее глаза вспыхнули гневом, ведь этот молодой воин мог заметить ее слабость. Она побледнела.

Эль-Омар увидел Кровавую Невесту и хотел подойти к ней, чтобы сказать ей что-то. Заметив это, она сделала повелительный жест рукой.

– Ступай в свой шатер, дерзкий! – закричала она дрожащим от гнева голосом. – Ступай или я убью тебя!

Молодой араб остановился на минуту, как будто в душе его происходила борьба, но затем повернулся и ушел. Солия, проводив его мрачным взглядом, гордо и важно, как будто шла на празднество, направилась к шатру, где лежал раненый враг, и скрылась за пологом.

II. Чудо

Через несколько дней после той ночи, когда грек и призрак Черного Карлика внезапно появились перед глазами дервишей, один из последних нашел близ руин Сирру, совершенно истощенную от голода и жажды. Вид этого странного существа тотчас же напомнил старому дервишу призрак Черного Карлика, он думал, что снова видит его перед собой, и, гонимый непреодолимым ужасом, хотел бежать.

В эту минуту к руинам приближался шейх-уль-ислам и увидал со страхом бежавшего дервиша.

– Что случилось? Что за причина твоего страха и бегства? – спросил он.

Дервиш бросился к ногам всемогущего главы всех мусульман и коснулся лбом земли в знак глубочайшей покорности.

– О великий мудрый шейх над всеми шейхами, – воскликнул он, – я видел призрак Черного Карлика и бросился прочь, чтобы он не вскочил на меня, как на грека два дня тому назад!

– Призрак Черного Карлика? – спросил Мансур-эфенди.

– Да, мудрый и могущественный баба-Мансур, – отвечал дервиш и рассказал ему о ночном приключении так подробно и вместе с тем с такой примесью сверхъестественного, что возбудил любопытство шейх-уль-ислама.

– Ты говоришь, что существо это умерло и было погребено? – спросил он.

– Точно так, могущественный и мудрый баба-Мансур. Существо это, которое выглядит наполовину человеком, наполовину каким-то странным существом, воскресло из мертвых. Грек Лаццаро поклялся нам, что Черный Карлик умерла и что он сам видел погребение. Ничего подобного никто еще никогда не видал и не слыхал. Создание это умерло, было похоронено и теперь, однако, ходит между живыми.

– Если только грека не обмануло сходство, – заметил Мансур-эфенди задумчиво. – То, что ты говоришь, невозможно.

– Это кажется невозможным и немыслимым, мудрейший из мудрецов, а все же это случилось. Голова моя слишком слаба, чтобы дать тебе объяснение, я могу только сказать, что это случилось, больше ничего, – продолжал дервиш. – Грек хорошо узнал Черного Карлика, которая вскочила ему на спину и хотела задушить его, он говорит, что это был призрак умершего и похороненного создания. В особенности одна примета убедила его в этом: у Черного Карлика в гробу недоставало левой руки, и у призрака также ее нет.

– Куда девалось этосоздание в ту ночь, когда вместе с греком очутилось среди вас?

– Оно чуть не задушило его, наконец оставило. Как тень, проскользнуло мимо нас и исчезло.

– А где ты увидел его теперь?

– Здесь, между старыми деревьями, оно лежит в кустарнике и не шевелится.

– Отведи меня туда, – приказал Мансур-эфенди.

– Как, великий и мудрый шейх над шейхами, ты хочешь…

– Я хочу видеть это чудо.

– Останься, исполни мою мольбу, останься здесь, – просил дервиш.

– Не думаешь ли ты, что я боюсь? Я приказываю тебе проводить меня туда. Я хочу видеть загадочное существо.

Дервиш вскочил, ломая руки.

– Я боюсь за тебя, могущественный и мудрый баба-Мансур! – жалобно воскликнул он.

– Ты боишься скорее за себя, чем за меня. Я это знаю. Но не медли дольше, – приказал Мансур-эфенди.

Дервиш увидел, что отговариваться более невозможно, а потому, дрожа от страха – безобразное существо пробудило в нем непреодолимый ужас, – медленно пошел вперед. Шейх-уль-ислам следовал за ним.

Между тем уже начинало смеркаться. Они скоро дошли до того места в чаще, где Сирра, полумертвая от голода и жажды, неподвижно сидела на корточках. Вид ее был так необыкновенен, так страшен и ужасен, что шейх-уль-ислам невольно остановился, – такого создания он еще никогда не видал. Одетая в черное платье, с лицом, покрытым до самых глаз темным покрывалом, сидела она, сжавшись в комок; фигуру ее едва можно было принять за человеческую. Мансур-эфенди подошел к Сирре и нагнулся к ней. Затем, к невыразимому ужасу своего проводника, он дотронулся до Сирры – та упала.

– Удивительное создание, – пробормотал Мансур, – оно, кажется, мертво, но оно из плоти и крови. Возьми ее на руки и неси вслед за мной в башню Мудрецов, – обратился он к дервишу.

Тот хотел отговориться.

– Делай, что тебе приказано! – повелительно произнес шейх-уль-ислам.

Дрожа всем телом от охватившего его ужаса, дервиш повиновался приказанию своего повелителя. Он нагнулся к Сирре, упавшей от изнеможения, и поднял ее на руки. Она была так тяжела, что он едва мог ее нести. Мансур-эфенди пошел к той части развалин, где в каменной стене находились маленькие ворота, которые он и отворил. Он пропустил вперед дервиша с его ношей и последовал за ним. Из галереи одна дверь вела в зал Совета, другая в смежное помещение. Тут Мансур-эфенди велел дервишу положить бесчувственную Сирру на подушку и принести воды, фруктов и хлеба.