Моя незнакомая жизнь - Алла Полянская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне очень любопытно, – говорит мужчина, входя в комнату. – Если эмали, о которых ты говорил, стоят внимания, я сам куплю их у тебя. И не волнуйся, не поскуплюсь.
– Да я не знаю, буду ли их продавать, все-таки память об отце. Но мне хотелось бы знать, стоят ли они чего-то.
– Конечно, я тебя понимаю. Разумное желание разумного человека. Эх, Игорь, знать бы, что такое случится…
Гость невысокий, плотный, черноволосый. Смуглое лицо, нос с горбинкой, внимательные темные глаза, густые черные брови. Все это, как и серый, в чуть заметную полоску костюм-тройка, делает его похожим на итальянского мафиози из какого-то гангстерского фильма.
– Вот они, прошу.
Мужчина склоняется над столом, на котором лежат эмали. Игорь не видит, а я хорошо вижу выражение его лица – смесь удивления, восхищения и… страха. Что же мы, черт подери, притащили тогда из бункера?
– Игорек… – Голос Олега Петровича даже охрип от волнения. – Ты правда нашел их в отцовском тайнике?
– Да. А что?
– Видишь ли, сынок, этого просто не может быть. – Мужчина внимательно смотрит на Игоря. – Эти эмали не могли оказаться у твоего отца, потому что являются частью коллекции князя Юсупова, исчезнувшей в сорок первом году, когда эвакуировали собрание Эрмитажа. Откуда они у тебя? Скажи, мне ты можешь довериться.
Черт, и надо же было так проколоться!
– Да говорю вам, я их нашел. Полез под шкаф – ручка закатилась, посмотрел, а портреты изолентой прикреплены к днищу шкафа.
– Прямо так?
– Нет, в таких вот мешочках. Я сначала и не понял, что там.
– Ну, что ж, может быть. – Олег Петрович трет подбородок, слегка заросший темной щетиной. – Давай сделаем так. Я возьму одну из эмалей и кое-что проверю. Им цены нет, мой мальчик! Но если кто-то узнает, что они у тебя, ты получишь не деньги, а смерть. Кому еще известно о них?
– Никому. Я даже бабушке не сказал.
– И правильно. Не позже чем завтра я с тобой свяжусь.
Мужчина старательно упаковывает одну эмаль в мешочек и выходит, похлопав сына друга по плечу.
Громко щелкнул замок, я вылезаю из шкафа. Игорь бледен, и по его лицу я понимаю, что произошло что-то очень страшное, но не знаю что.
– Малыш, мы в беде.
Я только испуганно смотрю на него.
– Надо все драгоценности и все деньги немедленно вынести из квартиры. Нет, эти две эмали оставим, Олег Петрович их видел. А остальное… Давай вынимай из тайника!
Мы лихорадочно складываем монеты, украшения и портреты в жестяную коробку из-под печенья, заворачиваем ее в пакет.
– Вынесешь и спрячешь. Под куртку пристроим, будет незаметно.
– А ты?
– А я останусь, потому что за мной уже могут следить.
– Что же теперь будет?
– Могут прийти с обыском. Эта гнида Мальцев сделает так, чтобы найденное забрать себе. Теперь я думаю, что именно он и подстроил родителям ту аварию – чтобы забрать отцовскую коллекцию.
– Ты говорил, Олег Петрович работал с твоим папой.
– Ага, в КГБ. И до сих пор там работает, просто контора теперь по-другому называется.
Я в ужасе смотрю на Игоря. А тот прижимает меня к себе, зарывшись лицом в мои волосы.
– Мы попали в неприятности, потому что я ошибся. Когда он сказал «не может быть», я все понял. Как хорошо, что ты не светилась рядом с этими делами! Значит, тебя не тронут. Спрячь коробку в надежном месте. Кстати, я в нее записку положил с указанием места, где спрятана моя часть драгоценностей из ящика.
– Зачем?
– На всякий случай. Все, тебе нужно уходить, солнышко. Немедленно.
– А когда мы увидимся?
– Если завтра в полдень я не позвоню, придешь сюда. Только будь очень осторожна.
– Но…
– Ты должна меня слушаться. – Игорь гладит мои волосы. – Ничего, я разберусь со всем этим.
– А если тебе уехать?
– Будут искать. И возможности у них такие, что нам и не снились. Сбегу – придут к тебе. А так – вот он я, спрашивайте, у меня есть ответы. Ты же останешься в стороне, пока суд да дело. Думаю, все решится быстро, и мы снова будем вместе. Просто станем осторожнее. Уходи, малыш, сделай, как я тебя прошу.
– Ладно.
Мне страшно и хочется плакать, но я знаю, что раскисать нельзя. Иду вниз, а отчаяние давит на грудь. Мне очень страшно за Игоря. Я понимаю, случилось что-то нехорошее, однако не знаю, как ему помочь. А еще не знаю, где спрятать коробку, потому что дома мама и вездесущий Леха, да и квартира у нас небольшая, все на виду.
Решение приходит внезапно. Я ныряю в щель между двумя домами и оказываюсь на кладбище. Я знаю его вдоль и поперек, потому что иногда люблю гулять здесь, и спрячу пакет у Василька. Это маленький мальчик, чья могила находится посреди кладбища под туями. Он умер в далеком пятьдесят восьмом году, и я, бывая здесь, обратила внимание, что к нему давно уже никто не приходит – могилка заросла сорняками, была завалена мусором. Большие грустные глаза мальчика смотрят с небольшого памятника, с овального портрета, так безнадежно и умоляюще, что я не могу оставить все как есть и тайком ухаживаю за местом погребения.
Острой палкой я начинаю рыть под памятничком. Земля влажная, и ямка скоро становится глубокой, вот уже можно положить в нее пакет. Задвигаю сверток как можно ближе к камню, забрасываю грунтом. Ничего не видно будет, если сухих листьев насыпать, а пройдет дождь, и совсем следы раскопа скроются.
– Ты прости, малыш, но на тебя сейчас вся надежда, – говорю я, глядя на портрет Василька. – Мы попали в беду, и пусть наши вещи полежат пока здесь, у тебя. Ладно? Посторожи их для меня, потому что довериться мне больше некому.
Мальчик знакомо смотрит на меня с эмалированного овала – его глазенки грустные и серьезные. И мне кажется, что мы с ним договорились.
– Спасибо, малыш. Поверь, если бы не крайняя нужда, я бы никогда не просила тебя о таком, но выхода нет.
Я глажу портрет и ухожу, мне пора домой. Тревога за Игоря разрывает меня изнутри, но дома этого никто не должен заметить, иначе не избежать расспросов – не таких настойчивых, как раньше, но я сейчас не выдержу никаких.
– Ань, привет! – Валька Терновой выскочил из-за деревьев в соседнем с нашим дворе как привидение. – Домой идешь?
– Ага.
– Провожу тебя. Кстати, новые записи есть, могу для тебя переписать.
– Перепиши… Ой, а у меня кассеты чистой нет.
– Не вопрос, найду тебе кассету. Ань, а персидского котенка хочешь?
– Я-то хочу, да мама не позволит. Она даже рыбок не разрешает завести…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});