Масса и власть - Элиас Канетти

Он ответил: «Хорошо, господа мои, я дам ему мясо, которое он так любит. Он требует мяса. Он меня убивает. Это несправедливо. Каждую ночь он мне снится, а потом я просыпаюсь больным. Он не мужчина, он всегда был забияка и скандалист. Так у него и было: слово и сразу драка. Когда ему что-то скажут, он сразу в крик. Потом драка, и он всему причиной. Он ни разу не поразмыслил и не признал: „Да, я совершил ошибку, я не должен был бить этих людей“. Дух его такой же, как он сам — дурной и злобный. Но я дам ему мясо, которого он требует. Если я увижу, что он меня отпустил и я здоров, завтра утром забью для него быка. Но он должен отпустить меня и вернуть мне дыхание, если это он. Я не должен так задыхаться, как сейчас».

Люди согласились: «Правильно, если утром ты будешь здоров, то мы узнаем, что виноват дух твоего брата. Но если утром ты будешь еще болен, то нельзя будет сказать, что это дух твоего брата; тогда это обыкновенная болезнь».

На закате солнца он все еще жаловался на боли. Но когда пришло время дойки коров, попросил поесть. Ему дали жидкую кашу, и он смог немного проглотить. Потом он сказал: «У меня жажда! Дайте мне немножко пива». Женщины принесли ему пива и почувствовали облегчение на сердце. Они обрадовались, потому что были очень испуганы и говорили себе: «Он даже не ест, наверное, он совсем плох». Они радовались про себя, не выражая своей радости, а только поглядывая друг на друга. Он выпил пиво и сказал: «Принесите-ка мне мой нюхательный табак, я хочу немножко понюхать». Они принесли табак, он взял немножко и лег. Потом он уснул.

Ночью явился брат и спросил: «Ну, ты уже выбрал для меня быков? Готов ты их утром забить?»

Спящий сказал: «Да, я убью для тебя одного быка. Почему ты говоришь, брат мой, что я никогда не зову тебя, ведь я всегда зову тебя почетными именами, когда забиваю скот. Ибо ты был храбрецом и славным воином».

Тот ответил: «Я говорю это нарочно, когда мне хочется мяса. Я ведь умер и оставил тебе деревню. У тебя большая деревня».

«Хорошо, хорошо, брат, ты оставил мне деревню. Но когда ты оставил деревню и умер, забил ли ты весь скот?»

«Нет, весь, конечно, не забил».

«Так почему же теперь, сын моего отца, ты требуешь, чтобы я все уничтожил?»

«Нет, я не требую, чтобы ты все уничтожил. Я говорю тебе: забивай скот, но пусть твоя деревня будет большой».

Он проснулся и почувствовал, что здоров, боль в боку прошла. Он сел и позвал жену: «Вставай, разведи огонь». Жена проснулась и развела большой огонь. Она спросила, как он себя чувствует. «Успокойся, — сказал он, — пробудившись, я почувствовал облегчение. Я говорил с моим братом и теперь выздоровел». Он понюхал табаку и снова уснул. Снова явился дух его брата и сказал: «Видишь, я тебя исцелил. Не забудь же утром забить скотину».

Утром он встал и пошел в загон для скота. У него были еще младшие братья, он позвал их, и они пошли вместе с ним. «Я позвал вас потому, что уже здоров. Брат сказал, что исцелил меня». Потом он велел им привести быка. Они привели. «Приведите теперь ту бесплодную корову». Они привели. Потом они пошли в верхнюю часть загона и стали возле него. Он произнес такую молитву:

«А теперь ешьте, вы, люди нашего дома. С нами добрый дух, с которым дети хорошо растут, а взрослые остаются здоровыми. Я спрашиваю тебя, того, который мой брат, почему ты опять и опять являешься мне во сне, почему ты мне снишься, и потом я болею? Добрый дух приходит и приносит добрые вести. А мне все время пришлось страдать от болезни. Что это за скот такой, если его владелец должен его весь сожрать, а потом все время болеть? Прекрати, говорю я тебе! Перестань насылать на меня болезнь! Я говорю тебе: приходи во сне, поговори спокойно, скажи, чего тебе хочется! Ты же являешься, чтобы меня убить. Ясно, в жизни ты был отвратительным типом. Ты и под землей таким остался. Я и не ждал, что твой дух явится с дружбой и принесет хорошие новости. Почему ты приходишь с дурным, ты, мой старший брат, который должен нести деревне только хорошее, чтобы ничего плохого не случилось, ибо ты ведь владелец деревни!» Затем он вот что сказал о скоте и возблагодарил: «Вот скот, который я тебе жертвую, вот красный бык, а здесь белая с красным бесплодная корова. Убей их! Я говорю: будь ко мне дружелюбен, чтобы я просыпался без болей. Я говорю: пусть все духи нашего дома соберутся вокруг тебя, вокруг мяса, которое ты так любишь!»

Потом он приказал: «Закалывайте!» Один из его братьев взял копье и заколол бесплодную корову, она упала. Он заколол быка, он упал. Оба закричали. Он убил их, и они умерли. Он приказал их освежевать, с них сняли шкуру. Они сели есть в загоне для скота. Все мужчины собрались вокруг и просили дать им поесть. Каждому дали по куску. Все ели и были довольны. Они были благодарны и говорили: «Благодарим тебя, сын такого-то. Если какой-то дух нашлет на тебя болезнь, мы будем знать, что это твой злой брат. Когда ты тяжело болел, мы не знали, придется ли нам еще есть с тобой мясо. Теперь ясно, что брат хотел тебя сгубить. Мы радуемся что ты снова здоров».

«Ведь я же умер», — сказал старший брат, и в этой фразе — суть спора, опасной болезни, вообще всей истории. Что бы ни предпринимал мертвый, чего бы он ни требовал, — он же умер, и у него есть причина для озлобления. «Я тебе оставил деревню», — сказал он, и добавил: «У тебя большая деревня». Жизнь другого и есть эта самая деревня, он мог бы сказать: «Я ведь умер, а ты живешь».

Именно этого упрека боится оставшийся в живых и в сновидении признает правоту умершего: он действительно его пережил. Эта несправедливость настолько велика, что рядом с ней бледнеет всякая другая несправедливость, и именно она дает мертвому силу превращать свою злобу в тяжкую болезнь для живого. «Он хочет меня убить», — говорит младший брат, а сам думает: «Потому что он умер». Он очень хорошо знает, почему боится умершего, и, чтобы усмирить его, приносит ему жертву.

Так что переживание умерших связано для остающихся в живых со значительными неудобствами. Даже там, где приняты формы регулярного почитания, умершему нельзя полностью довериться. Чем влиятельнее он был когда-то здесь на земле, тем сильнее и опаснее будет его загробный гнев.

В королевстве Уганда нашли способ удерживать дух умершего короля среди его верных подданных. Он не исчезал, его не провожали, он оставался здесь, в этом мире. После его смерти избирался медиум, именуемый мандва, в котором поселялся дух умершего короля. Медиум, исполнявший функции священника, должен был выглядеть, как король, и точно так же себя вести. Он подражал всем особенностям языка умершего, и, если речь шла о короле давно прошедших времен, ему приходилось, как это точно удостоверено в одном из случаев, пользоваться архаичным языком трехсотлетней давности. Ибо если медиум умирал, дух короля переходил в другого представителя того же клана. Новый мандва принимал на себя обязанности предыдущего, и у духа короля всегда имелось жилище. Так что могло случиться, что медиум употреблял слова, которые никто не мог понять, даже его коллеги.

Не надо думать, будто медиум играл короля постоянно. Время от времени король, как говорили, «входил в его голову». Он впадал в состояние одержимости и начинал повторять умершего до последней черточки. В клане, отвечающем за поставку медиумов, характерные черты короля к моменту его смерти передавались от поколения к поколению. Король Кигала умер в глубокой старости, его медиум был совсем молодым человеком. Когда король «входил в его голову», медиум превращался в старика: тряс головой, на лице появлялись морщины, изо рта текла слюна.

К таким припадкам относились с величайшим почтением. Считалось честью при них присутствовать, лицезреть мертвого короля и узнавать его. Он же мог проявляться, когда захочет, в теле человека, специально для этого предназначенного, и потому не должен был испытывать злобы, характерной для тех, кто совсем исчез из этого мира.

Наиболее последовательный культ предков выработан китайцами. Чтобы понять, чем является для них предок, надо немножко углубиться в их представления о душе.

Они верили, что каждый человек обладает двумя душами. Одна, по, возникает из спермы, а потому имеется в человеке с момента зачатия; ей человек обязан памятью. Другая, хун, возникает из воздуха, который вдыхается после рождения, и формируется постепенно. Она имеет форму тела, которое ею одушевлено, но является невидимой. Ей свойственна разумность, увеличивающаяся по мере ее роста; это высшая душа.

После смерти воздушная душа поднимается в небо, а душа, возникшая из спермы, остается с трупом в могиле. Именно этой низшей души боятся больше всего. Она зловредна, завистлива и старается утащить с собой живых. По мере разложения тела эта возникшая из спермы душа тоже постепенно распадается, теряя способность вредить оставшимся.