Жизнь адмирала Нахимова - Александр Зонин

В кают-компании "Марии" собираются все командиры кораблей. Наваринец Истомин – капитан 1-го ранга и командир "Парижа", бывший лейтенант "Силистрии" Ергомышев – командующий на "Константине", отличный моряк Кузнецов – командир "Ростислава", командир "Чесмы" Микрюков, угрюмый холостяк (относительно его сломанного носа флотские остряки пустили не один анекдот), и молодые капитан-лейтенанты Будищев и Спицын, командующие фрегатами. Они все в сборе, когда приезжает Кутров, и сгруппировались вокруг стола, на котором разложен вычерченный флаг-штурманом Некрасовым план рейда с неприятельскими стоянками и береговыми батареями. Кутров становится сзади Истомина и через его лысеющую голову всматривается в раскрашенную бумагу.

– Господа, а ведь "Фазли-Аллах" – это наш "Рафайл", который турки забрали в 1829 году. У нас таких стариков даже на брандвахте не осталось. Истомин живо оборачивается к нему:

– Он перетимберован в 1848 году и даже удлинен. Одно время на нем было 60 пушек, потом для облегчения их сняли – и теперь 44.

– Все равно, – небрежничает Кутров, – это не противник, старая гнилая посудина.

Барановский комически раскланивается.

– По диспозиции, кажется, мне его брать. Значит, никакой чести не будет? – Микрюков угрюмо хрипит:

– Государь заявил после сдачи "Рафаила", что, буде он попадет в наши руки, сжечь его и смыть таким образом позор пребывания черноморцев под оттоманским флагом.

Неловкое молчание.

– А бог с ним, с "Рафаилом", – восклицает Истомин. – Господин Морозов, – обращается он к старшему артиллерийскому офицеру, – вы рассматривали укрепления берега. Каменные или земляные брустверы?

Морозов любит излагать свои соображения пространно и усложняет их математическими выкладками. Очень трудно следить за его речью. Сообщая о характере защиты синопских батарей, он отвлекается на морские атаки портов Танжера и Алжира, Копенгагена и устья Шельды, Акры и Александрии.

– Итак, – вежливо уточняет Истомин, – основание батарей каменное, но выше амбразур земляной настил? Морозов, не слушая, продолжает:

– Обращу ваше внимание, господа, на случай из последней, прусско-датской войны. Сильный корабль "Христиан VIII" нерасчетливо атаковал батареи, сооруженные в 18 и 12 футах над уровнем моря. Датский капитан истратил множество снарядов и не произвел на батареи видимого влияния. Тогда как бомбы и каменные ядра с более возвышенной батареи зажгли корабль и взорвали его на воздух,

– Авось бог помилует, – снова мягко останавливает лектора Истомин. Под Наваркном мы прошли мимо батарей почти без выстрела.

– Что Наварин! – восклицает Морозов. – Из всего известного о крепостной пальбе бомбами в суда явно, что при теперешнем вооружении береговых батарей кораблям несравненно труднее мериться с ними. На каждые восемнадцать футов крепостной стены – доказал господин Саар и сие_ подтвердил знаменитый Дуглас – с корабля можно целить только в дуло одного орудия. Перед крепостью же, напротив, предмет, представляющий до двух тысяч квадратных футов, не считая рангоута и парусов.

– Одним словом, господа, капитан советует нам ворочать обратно, а мы пришли срывать батареи, – язвит Кутров.

– Я?! Я советую?! Как это? Почему же? – оторопело переспрашивает артиллерист. – Я не о Синопе, господа. Эти батареи мы сроем. Его превосходительству я докладывал, что надлежит только бить зажигательными бомбами и тяжелыми ядрами. Верх прикрытия земляной, ерундовый, а осадных орудий у турок нет, не должно быть по всем сведениям от прошедшего лета…

Капитанам надоел Морозов. Ближайшие к флаг-штурману расспрашивают его о выгодах и недостатках ветров при входе на рейд. Молчаливый Некрасов карандашом чертит схему ветров, показывает лучший курс.

– Колонна контр-адмирала Новосильского отлично пройдет на норд-вест, и страшные господину Морозову батареи не достанут до кораблей, пока не придем на пункт, указанный в диспозиции. От батареи № 3 почти миля, от батареи № 4 полмили, и лишь – № 6 на Киой-Хисаре будет основательно вредить. Тяжело-с придется "Марии". Павел Степанович, как видите, на себя принимает удар, покуда эскадра устроится…

Капитан-лейтенант Будищев жалуется Спицыну:

– Видал, брат, диспозицию? Нет? Гляди. С Павлом Степановичем "Мария", "Константин" и "Чесма". Во второй колонне "Париж", "Три святителя" и "Ростислав"… А мы в прихожую. Даже носа на рейд не показывать.

– Что ты кипятишься? – солидно успокаивает Спицын. – И нам работа будет – не допустить прорыва неприятеля.

Кузнецов и Ергомышев не участвуют в учено-военных спорах. Они в эти дни три раза входили на рейд, и оба считают, что задача в сражении достаточно ясна. Их занимают севастопольские новости. Но попытки привлечь офицеров к мирной теме беседы – бессильны. Теперь разгорелся спор о пользе десанта. Лейтенанты "Марии" – Коцебу, Бутаков и флаг-офицер Новосильского мичман Головнин мечтают о высадке десанта. Высадка ослабит огонь батарей, и турки не будут иметь возможности выбрасывать суда на берег.

Дмитрий Бутаков, младший брат командира "Владимира", даже рисует план абордажных действий. Молодежь восторженно шумит, и тщетно пытается ее остановить басистый штаб-лекарь Земан.

– Решительно протестую. Никаких десантов. Самые благородные раны – на воде, – объявляет он.

– Любопытно, доктор, почему же они благороднее? – смеется Барановский.

– Очень просто. Пыли нет на кораблях, а от земли, попавшей в раны, 4ъшает заражение, столбняк. Так что, господа, за раны, полученные на берегу, не отвечаю.

Общий смех раздается в ответ на это категорическое заявление. Капитаны хохочут, когда в каюту входят адмиралы. Все встают, а Нахимов спрашивает:

– В чем причина вашего веселья, позвольте принять участие?

– Господин Земан протестует против войны на суше во имя чистоты ран, Павел Степанович, – объясняет Истомин.

– Протестую, – энергично подтверждает штаб-лекарь и обтирает красное лицо. Павел Степанович улыбается.

– Успокойтесь, господин Земан. Мы все на воде себя лучше чувствуем и кораблей не покинем.

– Прошу садиться, – добавляет командующий и обводит командиров ясным взглядом серых, чуть выцветших глаз. Садясь, он отбрасывает прядь волос со лба и отирает его тылом ладони.

– Я, господа, ждал прихода контр-адмирала Новосильского с кораблями, чтобы дело решить скоро. Нам лавры на манер – чем больше потерь, тем больше славы – не нужны-с. Постараемся разбить врага так, чтобы, свою силу не ослабить. На рейд входить быстро и атаковать неприятеля прежде, чем он способен будет рассудить, как ему управляться. Вот-с какова тактика. Приказ я написал, и писаря со всех судов вызваны для переписки. Какая главная предупредительная мера? Шпринг – все знают – в рейдовом сражении вернейшее средство поставить корабль бортом к желаемому направлению. Прошу иметь шпринг на оба якоря. Господин Некрасов, верно, уже толковал, что при нападении на неприятеля самым благоприятным ветром будет норд. При таком ветре вытравите цепь саженей на шестьдесят и имейте столько же шпрингу, предварительно заложенного на битенги. Ежели же придется идти на фордевинд при осте или ост-норд-осте, избегайте бросать якорь с кормы и тоже становитесь на шпринг до тридцати саженей. Тут у вас, ежели вытравленная цепь дернет, непременно корма придет на ветер. Пусть за направлением шпринга следит офицер с грот-марса или салинга.

Он не привык говорить так много, теряет нить мысли и трет пальцами дергающееся веко.

– Конечно, командирам все это известно. Не новички на флоте. И ежели я так подробно об этом предмете толкую, то затем, чтобы всем офицерам и матросам была внушена важность этой меры. Малейшее невнимание или промедление – шпринги будут недействительны и бортовой огонь неверен.

Об артиллерии. Мы ею сражение решим. Я ваши корабли знаю. Стреляем мы хорошо, да иногда "бах-бах" впопыхах. От всех начальников плутонгов и наводчиков требуйте хладнокровной рассудительности. После первых прицельных выстрелов прошу отмечать положение пушечного клина мелом на подушке. В дыму неприятеля не видно, а огонь надо вести батально, без перерыву. – Адмирал откидывается в кресле и маленькими глотками пьет воду.

Есть вопросы? У вас, Федор Михайлович?

Второй флагман, контр-адмирал Новосильский, одобряет речь Нахимова кивком головы:

– Ясно. Ни возражений, ни дополнений не имею. Но следовало бы, Павел Степанович, усилить вашу колонну. Против вас лишняя батарея и судов более. Может быть, "Чесму" переменить местами с "Тремя святителями"? – предлагает Новосильский.

– Ну зачем же? Разница не велика-с. Еще, господа, какие замечания? Нет? Тогда прошу возвратиться на корабли и приготовиться к делу, как ждет от нас Россия.

Он поднимается, тепло жмет руки капитанов.